Наверно, подбит. А может, и летчик ранен?
Один «И-97» быстро настигал нашего истребителя. Два других отстали. А скорее всего, охраняют атакующего. Очевидно, командира. Надо немедленно защитить попавшего в беду товарища. Надо! И скорей! А как?
Отвесно бросаю машину вниз. Пикирую на полном газу. Мотор ревет. Ревет на всю силу. Скорость опасно нарастает. Земля приближается. Пора выходить из пикирования. И выходить надо резко, иначе встречи с землей не избежать. А позвоночник? Выдержит! Его я уже приучил к перегрузкам.
Ловлю в прицел самурая. Увлекшись погоней, он не видит меня. Но я помню об опасности и слежу за противником, который сзади, и одновременно за приближающейся землей. Она сейчас не менее опасна, чем противник.
Голова крутится, как на шарнирах. Сзади два «И-97» устремились на меня, а к ним подбирается «И-16». Однако он помочь мне уже не успеет. Надежда только на себя. На быстроту и расчет.
Враг на мушке. Очередь! Удачная очередь. Медленно ухожу вверх. Теперь можно и оглядеться.
Второго вражеского истребителя хлещет огнем наш. Однако и на него уже нацеливается самурай. Скорей на выручку! Японец замечает меня — и наутек. Два горящих факела падают на землю. Ко мне пристраивается «И-16». По большому номеру на фюзеляже узнаю Шинкаренко. Какое-то мгновение мы летим с Женей рядом, глядя друг на друга, и улыбаемся. Победа! Торжество!
Но бой есть бой. Не теряя времени, погнались за удирающим самураем. И все же нас опередили свалившиеся сверху два «И-16». Один из них был самолет Гринева.
Вскоре и третий японец нашел себе могилу.
* * *
23 августа советско-монгольские войска окружили и раскололи на части японскую армию, вторгшуюся на монгольскую землю. Днем и ночью шли упорные бои по ее уничтожению.
На рассвете 31 августа спокойный, бесстрастный капитан Борзяк разбудил нас радостным возгласом:
— Ура товарищи! — И официально-торжественно доложил: — Самураи-захватчики разгромлены. Из окруженной группировки мало кому удалось улизнуть.
Женя Шинкаренко включил свет от аккумулятора и завел патефон:
И беспрерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали…
У нас было всего четыре пластинки а эта любимая. Шинкаренко недавно пристрастился прокручивать ее каждое утро, когда мы одевались. Сейчас же все слушали песню с новым особым вниманием, не испытываемым раньше. Ее воинственные слова, воспевающие мужество русского человека, как нельзя более были кстати. Шинкаренко с чувством подпевал патефону.
Нам смерть не может быть страшна, Свое мы дело совершили…
— Женя, выключи патефон и закрой свой поющий ротик, — попросил капитан Борзяк. — Есть еще приятная новость: Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 29 августа все летчики, кто участвовал в боях с мая и июня месяца, награждены орденами…
— Вот здорово! — раздались голоса.
— Среди награжденных тридцать один Герой Советского Союза, — продолжал Василий Николаевич. — Из них — десять летчиков. Майорам Кравченко и Грицевцу присвоено звание дважды Героя Советского Союза. Из нашей эскадрильи награждены орденом Красного Знамени… — и начальник штаба назвал фамилии летчиков. Среди них был командир и я.
— Женя, — вскочил с постели Гринев, когда Борзяк закончил информацию о награждении, — командирую тебя за дрофами Закатим пир на весь мир!
Но Борзяк словно холодной водой окатил нас:
— Приказано всем сейчас же сесть в кабины и дежурить.
— Как так? — У Гринева от удивления округлились губы.
— А вот так! — Борзяк не изменил своей монотонной педантичной интонации, — Приказ есть приказ! И просили передать чтобы внимательно следили за воздухом. Не исключена возможность, что самураи пойдут еще на какую-нибудь авантюру.
— Не прозеваем, — заверил Гринев.
И никто в этом не сомневался. Теперь смелость не бурлила в нас нетерпением — скорей в бой, на подвиг! Теперь она не казалась всадником с саблей на лихом коне и громовым «ура». В огне битв вся эта наивность неопытности и молодечества переплавилась в боевую зрелость.
Говорят, человек рождается дважды: первый раз — физически, второй — Духовно. Мы испытали третье рождение — стали настоящими военными людьми. Мы познали, что война — это не романтика приключений, что героика в ней так же буднична, как буднична и сама настоящая жизнь.
* * *
Предупреждение из штаба армейской группы о бдительности было своевременным. Самураи разбитые в августе, снова начали сосредоточивать силы и вести активные боевые действия. Даже в первой половине сентября дважды пытались наступать свежими резервами. Их авиация усиливалась с каждым днем. Воздушные сражения по накалу и количеству участвующих самолетов в отдельные дни не уступали августовским.
1 сентября 1939 года фашистская Германия напала на Польшу.
В свете этих событий Халхингольская битва представлялась нам одним из этапов в едином замысле подготовки империалистами войны против Советского Союза. И естественно, возникал вопрос: а не готовятся ли японцы к новому наступлению в больших масштабах? Однако 16 сентября случилось то, в чем мы уже начали сомневаться.
Проснулись мы не от гула моторов, как привыкли, а от странной тишины. Солнце уже поднялось, но аэродром молчал. Я поторопился одеться и вышел из юрты.
От палатки командного пункта в воздух взвились ракеты, означавшие конец еще не начинавшегося сегодня дежурства.
— Конец войны… Мир! Ура!..
Волнующее эхо победы пронеслось по аэродрому,
Пока народ, возбужденный и радостный, собирался на митинг, капитан Борзяк вводил нас в курс последних известий, только что переданных из штаба группы.
Уже несколько дней в Москве шли переговоры о перемирии. Советское и Монгольское правительства, чтобы способствовать успеху переговоров, отдали распоряжение командованию наших войск проявлять максимальную выдержку, не поддаваться на провокации врага. Однако самураи в сентябре так накалили обстановку, что весь Дальний Восток поставили на грань большой войны! А расчет был прост: запугать нашу сторону и добиться выгодного соглашения.
За время Халхингольской битвы мы уничтожили 660 самолетов противника, своих потеряли 207.
С любовью гляжу я на свой «И-16». Спасибо тебе, дорогой мой «ишачок»! Ты оказался куда лучше японского истребителя «И-97». И по скорости и по крепости. Ты не раз спасал меня, принимал на себя вражеские пули. Спасибо и твоему творцу Николаю Николаевичу Поликарпову!
В историю Советских Вооруженных Сил вписана новая яркая страница. Четыре жестоких месяца на Халхин-Голе показали, с каким умением и твердостью советские люди выполняют свой интернациональный долг, отстаивая дело мира.
Вот об этом прежде всего и скажу на митинге. О выстраданном, справедливом торжестве и о тревоге, с которой мы думаем о мире.
Не все, кто защищал Монгольскую Народную Республику, смогут отпраздновать нынешний светлый день. Не дождались его 173 советских летчика, погибшие на Халхин-Голе.
А где наши боевые инструкторы, «испанцы», как мы зовем бойцов-коммунистов, которые первыми из нашего крылатого племени схлестнулись в мадридском небе с фашистскими пиратами? Где товарищи, участники воздушных боев в Китае против японских захватчиков?
Много они сделали здесь на монгольской земле, передавая нам свой опыт. Их с нами уже нет. Они срочно отбыли к нашим западным границам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Один «И-97» быстро настигал нашего истребителя. Два других отстали. А скорее всего, охраняют атакующего. Очевидно, командира. Надо немедленно защитить попавшего в беду товарища. Надо! И скорей! А как?
Отвесно бросаю машину вниз. Пикирую на полном газу. Мотор ревет. Ревет на всю силу. Скорость опасно нарастает. Земля приближается. Пора выходить из пикирования. И выходить надо резко, иначе встречи с землей не избежать. А позвоночник? Выдержит! Его я уже приучил к перегрузкам.
Ловлю в прицел самурая. Увлекшись погоней, он не видит меня. Но я помню об опасности и слежу за противником, который сзади, и одновременно за приближающейся землей. Она сейчас не менее опасна, чем противник.
Голова крутится, как на шарнирах. Сзади два «И-97» устремились на меня, а к ним подбирается «И-16». Однако он помочь мне уже не успеет. Надежда только на себя. На быстроту и расчет.
Враг на мушке. Очередь! Удачная очередь. Медленно ухожу вверх. Теперь можно и оглядеться.
Второго вражеского истребителя хлещет огнем наш. Однако и на него уже нацеливается самурай. Скорей на выручку! Японец замечает меня — и наутек. Два горящих факела падают на землю. Ко мне пристраивается «И-16». По большому номеру на фюзеляже узнаю Шинкаренко. Какое-то мгновение мы летим с Женей рядом, глядя друг на друга, и улыбаемся. Победа! Торжество!
Но бой есть бой. Не теряя времени, погнались за удирающим самураем. И все же нас опередили свалившиеся сверху два «И-16». Один из них был самолет Гринева.
Вскоре и третий японец нашел себе могилу.
* * *
23 августа советско-монгольские войска окружили и раскололи на части японскую армию, вторгшуюся на монгольскую землю. Днем и ночью шли упорные бои по ее уничтожению.
На рассвете 31 августа спокойный, бесстрастный капитан Борзяк разбудил нас радостным возгласом:
— Ура товарищи! — И официально-торжественно доложил: — Самураи-захватчики разгромлены. Из окруженной группировки мало кому удалось улизнуть.
Женя Шинкаренко включил свет от аккумулятора и завел патефон:
И беспрерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали…
У нас было всего четыре пластинки а эта любимая. Шинкаренко недавно пристрастился прокручивать ее каждое утро, когда мы одевались. Сейчас же все слушали песню с новым особым вниманием, не испытываемым раньше. Ее воинственные слова, воспевающие мужество русского человека, как нельзя более были кстати. Шинкаренко с чувством подпевал патефону.
Нам смерть не может быть страшна, Свое мы дело совершили…
— Женя, выключи патефон и закрой свой поющий ротик, — попросил капитан Борзяк. — Есть еще приятная новость: Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 29 августа все летчики, кто участвовал в боях с мая и июня месяца, награждены орденами…
— Вот здорово! — раздались голоса.
— Среди награжденных тридцать один Герой Советского Союза, — продолжал Василий Николаевич. — Из них — десять летчиков. Майорам Кравченко и Грицевцу присвоено звание дважды Героя Советского Союза. Из нашей эскадрильи награждены орденом Красного Знамени… — и начальник штаба назвал фамилии летчиков. Среди них был командир и я.
— Женя, — вскочил с постели Гринев, когда Борзяк закончил информацию о награждении, — командирую тебя за дрофами Закатим пир на весь мир!
Но Борзяк словно холодной водой окатил нас:
— Приказано всем сейчас же сесть в кабины и дежурить.
— Как так? — У Гринева от удивления округлились губы.
— А вот так! — Борзяк не изменил своей монотонной педантичной интонации, — Приказ есть приказ! И просили передать чтобы внимательно следили за воздухом. Не исключена возможность, что самураи пойдут еще на какую-нибудь авантюру.
— Не прозеваем, — заверил Гринев.
И никто в этом не сомневался. Теперь смелость не бурлила в нас нетерпением — скорей в бой, на подвиг! Теперь она не казалась всадником с саблей на лихом коне и громовым «ура». В огне битв вся эта наивность неопытности и молодечества переплавилась в боевую зрелость.
Говорят, человек рождается дважды: первый раз — физически, второй — Духовно. Мы испытали третье рождение — стали настоящими военными людьми. Мы познали, что война — это не романтика приключений, что героика в ней так же буднична, как буднична и сама настоящая жизнь.
* * *
Предупреждение из штаба армейской группы о бдительности было своевременным. Самураи разбитые в августе, снова начали сосредоточивать силы и вести активные боевые действия. Даже в первой половине сентября дважды пытались наступать свежими резервами. Их авиация усиливалась с каждым днем. Воздушные сражения по накалу и количеству участвующих самолетов в отдельные дни не уступали августовским.
1 сентября 1939 года фашистская Германия напала на Польшу.
В свете этих событий Халхингольская битва представлялась нам одним из этапов в едином замысле подготовки империалистами войны против Советского Союза. И естественно, возникал вопрос: а не готовятся ли японцы к новому наступлению в больших масштабах? Однако 16 сентября случилось то, в чем мы уже начали сомневаться.
Проснулись мы не от гула моторов, как привыкли, а от странной тишины. Солнце уже поднялось, но аэродром молчал. Я поторопился одеться и вышел из юрты.
От палатки командного пункта в воздух взвились ракеты, означавшие конец еще не начинавшегося сегодня дежурства.
— Конец войны… Мир! Ура!..
Волнующее эхо победы пронеслось по аэродрому,
Пока народ, возбужденный и радостный, собирался на митинг, капитан Борзяк вводил нас в курс последних известий, только что переданных из штаба группы.
Уже несколько дней в Москве шли переговоры о перемирии. Советское и Монгольское правительства, чтобы способствовать успеху переговоров, отдали распоряжение командованию наших войск проявлять максимальную выдержку, не поддаваться на провокации врага. Однако самураи в сентябре так накалили обстановку, что весь Дальний Восток поставили на грань большой войны! А расчет был прост: запугать нашу сторону и добиться выгодного соглашения.
За время Халхингольской битвы мы уничтожили 660 самолетов противника, своих потеряли 207.
С любовью гляжу я на свой «И-16». Спасибо тебе, дорогой мой «ишачок»! Ты оказался куда лучше японского истребителя «И-97». И по скорости и по крепости. Ты не раз спасал меня, принимал на себя вражеские пули. Спасибо и твоему творцу Николаю Николаевичу Поликарпову!
В историю Советских Вооруженных Сил вписана новая яркая страница. Четыре жестоких месяца на Халхин-Голе показали, с каким умением и твердостью советские люди выполняют свой интернациональный долг, отстаивая дело мира.
Вот об этом прежде всего и скажу на митинге. О выстраданном, справедливом торжестве и о тревоге, с которой мы думаем о мире.
Не все, кто защищал Монгольскую Народную Республику, смогут отпраздновать нынешний светлый день. Не дождались его 173 советских летчика, погибшие на Халхин-Голе.
А где наши боевые инструкторы, «испанцы», как мы зовем бойцов-коммунистов, которые первыми из нашего крылатого племени схлестнулись в мадридском небе с фашистскими пиратами? Где товарищи, участники воздушных боев в Китае против японских захватчиков?
Много они сделали здесь на монгольской земле, передавая нам свой опыт. Их с нами уже нет. Они срочно отбыли к нашим западным границам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18