Танки разгуливали по городу уже час-полтора, и тем, кто сидел в них, было, наверное, обидно, что на них никто не обращает внимания. Ребята, от нечего делать, стали рушить коммерческие ларьки, швыряли куда попало опорожненные бутылки, окурки. Пройдет еще полчаса-час, и они, сгорая в танках, падая под пулями возле танков, будут, должно быть, думать, что это им – за перевернутые ларьки, за брошенные в неположенном месте окурки…
Разгром танков стал свидетельством полной несостоятельности «оппозиции» и бездарности русских генералов, отписавших ей солдат регулярной армии. Они, эти генералы и политики, были именно те, о ком француз еще двести лет назад сказал: они всегда отставали от века на один год, на одну армию и на одну идею. В тот же день весь город, вернее, почти вся республика прошлась экскурсией по местам, так сказать, боевой славы, охая, ахая, цокая языками при виде разнесенных в клочья танков, обгорелых трупов и собак, уже обгладывающих человеческие тела. Огромный мотор танка, подбитого перед президентским дворцом, был отброшен от железного чудовища метров на двести. Торжествующая сторона стала все это показывать на весь мир. Понурые взгляды пленных солдат, плетущихся под объективами десятков видеокамер, усиливали триумф. Те, на чьей совести трагедия этих ребят, изо всех сил отказывались от них: это, мол, не военнослужащие. Чечня в ответ представляла все новые и новые доказательства, что солдаты таки армейские, а не какие-нибудь там «ландскнехты». Наверное, зря многократно демонстрировали этих солдат, трупы, пирующих собак. Может, лучше было бы скромно показать, во что превращено вторжение «оппозиции», на которую в Москве сделали ставку и сразу перейти к урегулированию отношений, но уже в качестве великодушного победителя. В знак доброй воли вернуть пленных их матерям, а не раздаривать, как сувениры, московским депутатам. Когда чеченская сторона стала неопровержимо изобличать российских генералов и политиков, им не было оставлено ни одного сантиметра для маневра. Грачевы поняли, что надо срочно что-то придумать, чтобы не попасть на скамью подсудимых. И они придумали. Свое неудачное вторжение в Грозный под видом чеченской «оппозиции» грачевы стали подавать Ельцину и соотечественникам точно так же, как и Дудаев: как национальный позор России. Теперь речь шла не о промахах определенных служб и должностных лиц, не о банкротстве политики, а о пятне на мундире государства, которое надо было немедленно смыть кровью целого народа. Так я понимаю это дело сегодня – неизвестно какого числа января месяца 1995 года. Что прибавят следующие годы, если они мне суждены?
Героический и робкий, мудрый и легкомысленный, великий и малый, расчетливый и наивный, святой и грешный, хмурый и веселый, народ мой, я плачу под этим грохотом – плачу от обиды не на свою – на твою судьбу. Да поможет тебе в этот час тот, о ком ты всегда много говорил, но кого мало имел в душе. Хвала ему, творцу миров! Пусть не смотрит он на наши грехи, а зрит наше горе, слезы наших детей, плач их матерей!
Если бы воевала вся Чечня, как говорят корреспонденты, то эти войска, что вошли в Грозный, давно были бы разбиты в пух и прах. Воюют пока еще отдельные группы чеченцев, несколько тысяч, но постепенно начнут все. Русское командование делает для этого все: убивают мирных жителей, грабят дома. Этим занимаются разные спецназы, о которых говорят, что они не воюют, а прячутся. На убой бросают обыкновенных солдат. Пушечное мясо тут – они.
В районе села Алхазурово был сброшен русский десант, и его взяли в плен. Двое из села пошли охотиться и не вернулись. Сначала их искали родственники, на следующий день к ним присоединились соседи, всего собралось 37 человек. Ходили они по лесу, ходили, пока по ним не открыли огонь. На вооружении у этих сельских ребят и мужиков было несколько охотничьих ружей и автоматов. Ну, и палки. Зато они сообразили громко кричать по-русски: «Окружай!», «Ни одного не выпускай!», «Тащи сюда миномет!», «Поставь там пулемет!». В общем, подражали герою известного фильма «А зори здесь тихие». Вскоре со стороны противника раздался крик по-чеченски. По голосу узнали одного из пропавших охотников. Русские, мол, хотят вести переговоры. Эти отвечают: никаких переговоров – если те не сдадутся, немедленно уничтожат всех, сдадутся – оставят в живых. Сдались 50 человек, вооруженные до зубов. Когда командир увидел, кому сдался, сел, говорят, и заплакал. Оружия алхазуровцы теперь имеют больше, чем им надо. А пленных вроде бы решили обменять на своих.
У пятиэтажек заметил, что мужчины ходят с рогатками. Сперва не мог понять, что это за баловство, потом увидел, как один из них пульнул в голубя, севшего на карниз дома. Охотятся. Вспомнились слова пророка: «Даже если кто ни за что воробья убьет, сей воскликнет громко перед Богом, в Судный день, говоря: „О Господи! Такой-то человек ни за что убил меня. Никогда не убил бы он меня ради добра“.
Все подтягиваются войска и техника. Скоро на каждого чеченца будет, наверное, по одному танку, по пушке и на каждую тысячу – по «граду». Если эта группировка осядет здесь, вся она будет разложена, оружие ее скуплено. Когда Чечня пережует эту, на смену ей придет другая. С нею случится то же самое. Так будет продолжатся до тех пор, пока кто-нибудь не сообразит спасти то, что останется от всей российской армии.
Ночью залез на крышу и долго смотрел. Внизу, где аэропорт, и наши сады, слышен рев танков, видимо, их прогревают. Беспрестанно швыряют осветительные ракеты. Центр горит, там все цвета радуги. Зарево уходит глубоко в небо, впечатление, будто солнце закатывается в середине небосвода.
Помыть бы ноги, стыд, если убьют и кто-нибудь увидит такие конечности, да еще на правой, на безымянном пальце, костная мозоль появилась и прикоснуться нельзя. Нет, не буду описывать ноги и прочий организм, хотя это могло бы оказаться самым выразительным местом в моих записях.
Главное – скотину сберечь. Вот спасу ее от войны и больше никогда держать не буду.
Пить совсем нечего. Люди выбирают жижу из уличных луж. Снега нет. Деба – так зовут одну из моих коров, черно-пеструю, боюсь на днях отелится. Куда дену теленка? Везде холодно, а рядом с матерью места нет. Хотя бы дней десять подождала, может произошли бы какие-нибудь погодные изменения. Окончания войны-то нечего ожидать. Боюсь прийти в отчаяние, выкинуть что-нибудь, нервы уже шалят, хочется бросить все, добыть себе автомат и уйти в центр. Бьют, бьют, бьют… Кажется, не то что дворец, но и весь центр должен быть уже вывернут наизнанку. В основном, бьют куда попало, просто разрушают все подряд. Видимо, решено город сравнять с землей. По радио «Россия» передают, что в Грозном налаживается порядок и «бандитов» осталось совсем малость. Не зря говорилось: «Брешешь, как советское радио».
Автомат вызывает у чеченца восторг. Чеченец совершенно уверен, что с таким инструментом можно все одолеть и все преодолеть, при этом он не думает, что такая же вещь есть и у противника, и не только такая. Теперь, встав со своим автоматом на тропу войны, он будет воевать и воевать. Скажу еще раз – в виде ответа на то, что вещает радио России. Просто смешно, когда кто-то предлагает чеченцу сдать автомат. Для солдата срочной русской службы автомат – тяжесть, неприятная ноша, для чеченца – верный друг, плечо брата, свобода, отлитая в металле, музыкальный инструмент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Разгром танков стал свидетельством полной несостоятельности «оппозиции» и бездарности русских генералов, отписавших ей солдат регулярной армии. Они, эти генералы и политики, были именно те, о ком француз еще двести лет назад сказал: они всегда отставали от века на один год, на одну армию и на одну идею. В тот же день весь город, вернее, почти вся республика прошлась экскурсией по местам, так сказать, боевой славы, охая, ахая, цокая языками при виде разнесенных в клочья танков, обгорелых трупов и собак, уже обгладывающих человеческие тела. Огромный мотор танка, подбитого перед президентским дворцом, был отброшен от железного чудовища метров на двести. Торжествующая сторона стала все это показывать на весь мир. Понурые взгляды пленных солдат, плетущихся под объективами десятков видеокамер, усиливали триумф. Те, на чьей совести трагедия этих ребят, изо всех сил отказывались от них: это, мол, не военнослужащие. Чечня в ответ представляла все новые и новые доказательства, что солдаты таки армейские, а не какие-нибудь там «ландскнехты». Наверное, зря многократно демонстрировали этих солдат, трупы, пирующих собак. Может, лучше было бы скромно показать, во что превращено вторжение «оппозиции», на которую в Москве сделали ставку и сразу перейти к урегулированию отношений, но уже в качестве великодушного победителя. В знак доброй воли вернуть пленных их матерям, а не раздаривать, как сувениры, московским депутатам. Когда чеченская сторона стала неопровержимо изобличать российских генералов и политиков, им не было оставлено ни одного сантиметра для маневра. Грачевы поняли, что надо срочно что-то придумать, чтобы не попасть на скамью подсудимых. И они придумали. Свое неудачное вторжение в Грозный под видом чеченской «оппозиции» грачевы стали подавать Ельцину и соотечественникам точно так же, как и Дудаев: как национальный позор России. Теперь речь шла не о промахах определенных служб и должностных лиц, не о банкротстве политики, а о пятне на мундире государства, которое надо было немедленно смыть кровью целого народа. Так я понимаю это дело сегодня – неизвестно какого числа января месяца 1995 года. Что прибавят следующие годы, если они мне суждены?
Героический и робкий, мудрый и легкомысленный, великий и малый, расчетливый и наивный, святой и грешный, хмурый и веселый, народ мой, я плачу под этим грохотом – плачу от обиды не на свою – на твою судьбу. Да поможет тебе в этот час тот, о ком ты всегда много говорил, но кого мало имел в душе. Хвала ему, творцу миров! Пусть не смотрит он на наши грехи, а зрит наше горе, слезы наших детей, плач их матерей!
Если бы воевала вся Чечня, как говорят корреспонденты, то эти войска, что вошли в Грозный, давно были бы разбиты в пух и прах. Воюют пока еще отдельные группы чеченцев, несколько тысяч, но постепенно начнут все. Русское командование делает для этого все: убивают мирных жителей, грабят дома. Этим занимаются разные спецназы, о которых говорят, что они не воюют, а прячутся. На убой бросают обыкновенных солдат. Пушечное мясо тут – они.
В районе села Алхазурово был сброшен русский десант, и его взяли в плен. Двое из села пошли охотиться и не вернулись. Сначала их искали родственники, на следующий день к ним присоединились соседи, всего собралось 37 человек. Ходили они по лесу, ходили, пока по ним не открыли огонь. На вооружении у этих сельских ребят и мужиков было несколько охотничьих ружей и автоматов. Ну, и палки. Зато они сообразили громко кричать по-русски: «Окружай!», «Ни одного не выпускай!», «Тащи сюда миномет!», «Поставь там пулемет!». В общем, подражали герою известного фильма «А зори здесь тихие». Вскоре со стороны противника раздался крик по-чеченски. По голосу узнали одного из пропавших охотников. Русские, мол, хотят вести переговоры. Эти отвечают: никаких переговоров – если те не сдадутся, немедленно уничтожат всех, сдадутся – оставят в живых. Сдались 50 человек, вооруженные до зубов. Когда командир увидел, кому сдался, сел, говорят, и заплакал. Оружия алхазуровцы теперь имеют больше, чем им надо. А пленных вроде бы решили обменять на своих.
У пятиэтажек заметил, что мужчины ходят с рогатками. Сперва не мог понять, что это за баловство, потом увидел, как один из них пульнул в голубя, севшего на карниз дома. Охотятся. Вспомнились слова пророка: «Даже если кто ни за что воробья убьет, сей воскликнет громко перед Богом, в Судный день, говоря: „О Господи! Такой-то человек ни за что убил меня. Никогда не убил бы он меня ради добра“.
Все подтягиваются войска и техника. Скоро на каждого чеченца будет, наверное, по одному танку, по пушке и на каждую тысячу – по «граду». Если эта группировка осядет здесь, вся она будет разложена, оружие ее скуплено. Когда Чечня пережует эту, на смену ей придет другая. С нею случится то же самое. Так будет продолжатся до тех пор, пока кто-нибудь не сообразит спасти то, что останется от всей российской армии.
Ночью залез на крышу и долго смотрел. Внизу, где аэропорт, и наши сады, слышен рев танков, видимо, их прогревают. Беспрестанно швыряют осветительные ракеты. Центр горит, там все цвета радуги. Зарево уходит глубоко в небо, впечатление, будто солнце закатывается в середине небосвода.
Помыть бы ноги, стыд, если убьют и кто-нибудь увидит такие конечности, да еще на правой, на безымянном пальце, костная мозоль появилась и прикоснуться нельзя. Нет, не буду описывать ноги и прочий организм, хотя это могло бы оказаться самым выразительным местом в моих записях.
Главное – скотину сберечь. Вот спасу ее от войны и больше никогда держать не буду.
Пить совсем нечего. Люди выбирают жижу из уличных луж. Снега нет. Деба – так зовут одну из моих коров, черно-пеструю, боюсь на днях отелится. Куда дену теленка? Везде холодно, а рядом с матерью места нет. Хотя бы дней десять подождала, может произошли бы какие-нибудь погодные изменения. Окончания войны-то нечего ожидать. Боюсь прийти в отчаяние, выкинуть что-нибудь, нервы уже шалят, хочется бросить все, добыть себе автомат и уйти в центр. Бьют, бьют, бьют… Кажется, не то что дворец, но и весь центр должен быть уже вывернут наизнанку. В основном, бьют куда попало, просто разрушают все подряд. Видимо, решено город сравнять с землей. По радио «Россия» передают, что в Грозном налаживается порядок и «бандитов» осталось совсем малость. Не зря говорилось: «Брешешь, как советское радио».
Автомат вызывает у чеченца восторг. Чеченец совершенно уверен, что с таким инструментом можно все одолеть и все преодолеть, при этом он не думает, что такая же вещь есть и у противника, и не только такая. Теперь, встав со своим автоматом на тропу войны, он будет воевать и воевать. Скажу еще раз – в виде ответа на то, что вещает радио России. Просто смешно, когда кто-то предлагает чеченцу сдать автомат. Для солдата срочной русской службы автомат – тяжесть, неприятная ноша, для чеченца – верный друг, плечо брата, свобода, отлитая в металле, музыкальный инструмент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19