Жюль предложил мне пройтись по вечерней Москве, признавшись с улыбкой, что он страстный пешеход и дома не может успокоиться, если не пройдется по парижским бульварам и не посидит вечером за вынесенным из кафе столиком.
Мы оделись и вышли на Арбатскую площадь. Заранее предвидя интерес гостя к старым московским домикам, я предложил Жюлю наши бульвары и старинные переулки.
— О нет, нет! — неожиданно возразил наш гость. — Покажите лучше мне ту вашу улицу, которая называется «Сделанная телега», «Сверкающая колесница», «Новая арба» и которая к тому же проламывает путь из прошлого в будущее.
Я не сразу понял его, но наконец догадался, что французу нужен Новый Арбат — проспект Калинина с его огромными домами-книгами, как назвал их Жюль, «со строчками окон, по которым можно читать о будущем».
Говоря мне все это, он заразительно рассмеялся, обнажив при этом белые зубы под черными усиками.
— Это восхитительно! — энергично жестикулировал он руками. — Смотрите! Прошлое и будущее существуют у вас совсем рядом. Эти дома-громады вытесняют старые каменные мешки своими многоэтажными плечами, а бывшие великаны упираются, не хотят уходить в забвение. Эта улица должна особенно привлекать вас, мсье Алекс.
— Почему? — удивился я.
— О-о! — погрозил он мне пальцем. — Вы совсем не зря обратились к истории. Вы хотите, чтобы ваша фантазия работала и на будущее и на прошлое. И, знаете, это очень правильно, мой друг! Что такое история? Это фантазия, обращенная назад! Каждый видит ее по-своему, поскольку «машины времени» для путешестия в прошлое нет, иначе я был бы Сирано де Бержераком, посетившим вас.
— Вы правы, Жюль. Ведь прошлое дает нам пищу для фантазии не меньшую, чем будущее. Роль же «машины времени» играет воображение. Кстати, вы знакомы с каратэ?
— О-о! Еще бы, иначе я не был бы чемпионом Франции по фехтованию.
— На саблях?
— Нет, что вы! Конечно, на шпагах!
— А не потому ли Сирано де Бержерак так искусно владел шпагой, что знал, как и вы, приемы, которые сходны с каратэ?
— Браво! Может быть, может быть! На все надо смотреть с высоты. И потому вам придется провести меня сейчас через вашу Сену по мосту.
— Через Москву-реку.
— О да, конечно! У вас Москва-река! А Сена — это «Париж-река»! — И он засмеялся. — О-о! Я узнаю этот отель! «Украина»! Я в нем остановился. Моя жена так велела. Она тоже здесь останавливалась. Может быть, вы с ней здесь виделись?
— Уверяю вас, мсье Жюль. Имена моей героини и вашей супруги чистое совпадение.
— Ну может быть, может быть. Она отдает свой голос коммунистам, а я — социалистам. Мы часто из-за этого ссоримся.
— Ссоритесь?
— О да, конечно! Настоящее семейное счастье — это 80 процентов терпения, 10 процентов ссор и 10 процентов безоблачного счастья! А совсем без облаков не может быть дождя, а только засуха. Тоже плохо. Не правда ли? Я вас весьма замучаю прогулкой на ту самую горку, откуда Москва видна, как открыт Париж с Эйфелевой башни.
— Вы имеете в виду площадку на Ленинских горах напротив нового университета?
— О да, конечно! И вы совсем не пожалеете, показав мне такую прекрасную панораму. В оплату вашей любезности я расскажу вам кое-что о себе, вернее о Сирано де Бержераке, поскольку у меня тоже есть фантазия, позволяющая путешествовать в прошлое… и обратно, — загадочно добавил он.
— И он так близок вам, Сирано де Бержерак?
— Конечно! Я даже влюблен в свою русскую княжну именно так, как мог влюбиться только Сирано де Бержерак. «Когда ты входишь, солнце меркнет!..»
— продекламировал он.
— Вы имеете в виду ростановского Сиранео, стихи Ростана?
— О нет! Совсем нет! Я имею в виду самого Сирано де Бержерака, «стихи влюбленного поэта». Если вы будете рассказывать о нем, то должны передать его страстное желание любить.
— И он любил?
— О да, конечно! Иначе не могло быть! Я, как никакой другой, очень хорошо его понимаю. Больше, чем знаю.
— Это любопытно. Больше понимать, чем знать?
— Конечно, я ведь могу признаться, куда он исчезал один или два раза из парижского общества.
— Один или два раза? Из-за болезни или ран?
— Может быть, может быть. Но он каждый раз возвращался другим, совсем другим. Вот это надо понять! О нем пишут столько нагромождений, столько противоречностей… Я, кажется, не так сказал?
— Противоречий?
— О да, конечно! Противоречий! Так правильно. Один биограф утверждает, что он был кутила и дамник, то есть бабник, простите, я так говорю? Другой, а это его друг детства Никола Лебре, вспоминает, что Сирано вино сравнивал с мышьяком, которым люди отравляют себя, и чуждался женщин из-за своей внешности.
— Но все-таки, может быть, Ростан был прав, угадав в нем натуру страстную и бескорыстную.
— О да, может быть, может быть, если учесть и другие стороны его характера, желание служить добру и людям, а не только утоление своих желаний. Вам надо искать понимание его жизни в нем самом, в том, что он оставил после себя людям. О, эти загадочные трактаты или сонет «Философу Солнца» с последней строчкой «Мне — ничего, а все, что есть, — другим!». Мы с вами, русский и француз, в равном положении. Его сочинения нужно одинаково переводить со старофранцузского языка. А это у нас, увы, не сделано полностью. В особенности в отношении стихов, а вам нельзя обойтись без них! Они его суть. Как вы поступите, мсье Алекс?
— Очевидно, так же, как ваш Ростан. Мне придется мысленно воплотиться в своего героя и говорить за него.
— О, это будет трудно — спорить с самим Ростаном!
— Нет, почему же спорить? Идти его путем. Конечно, не подражая, но с той же свободой творчества. К тому же, я располагаю собственноручно написанными стихами Сирано под его портретом.
— О-о! Это прекрасно! Я сам буду потом переводить угаданные вами стихи Сирано на современный французский язык.
— Конечно, Сирано — это его стихи, но есть еще его загадочные знания, о которых говорится в статье Эме Мишеля в журнале «Сьянс э ви".
— Я знаю эту статью, читал с улыбкой.
— Почему с улыбкой?
— Потому что могу объяснить, откуда Сирано все это узнал.
Жюль с загадочным видом смотрел на огни, рассыпанные на другой стороне излучины реки.
Они казались волшебным отражением звездного небосвода в исполинском, лежащем у нас под ногами зеркале.
— И вы можете объяснить мне? — почему-то шепотом спросил я и стал перечислять: — Как Сирано мог знать 350 лет назад многоступенчатые ракеты для межпланетных путешествий, явление невесомости, парашютирующий спуск, электрические лампы, радиоприемники, телевидение, звукозапись, но не с помощью наших кассет с магнитными лентами, а в виде сережек, начинающих нашептывать нужную главу по мысленному приказу.
— О-о! Теперь это говорят «от биотоков мозга». Но если вспомнить о биотоках и биологии, то Сирано говорил еще и о клеточном строении нашего организма, даже о микробах.
— Которые, представьте, были открыты лишь двести лет спустя!
— О, конечно, конечно! Но не только о микробах, мсье Алекс, но и об антителах в нашей крови, как мы ныне знаем, которые борются с враждебными бактериями, как он утверждал, правда, образами, доступными пониманию в XVII веке.
— Да, да, все это сообщено в «Сьянс э ви», но не имеет объяснений.
— Я объясню, я открою вам эту тайну. Огни вечерней Москвы располагают меня к этому. Я хочу, чтобы они горели так каждый вечер и не тушились из предосторожности или по какой-нибудь еще причине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160