На другой день мы расстались. Быстрое течение уносило наши лодки все дальше и дальше. На берегу толпой стояли туземцы, посылая приветствия руками. Мы отвечали им тем же до тех пор, пока выступивший со стороны мыс не заслонил их собой.
В протоке Дырэн вода шла нам навстречу. К счастью, подул попутный ветер. Орочи поставили паруса и сравнительно скоро пошли против течения, придерживаясь правого возвышенного берега. Он слагается из невысоких холмов, изрезанных распадками, по которым бегут бедные водой источники. К сумеркам мы немного не дошли до озера Гаси и встали биваком в небольшой дубовой рощице. Ночью было холодно. Я вставал несколько раз и грелся у огня. Когда стало светать, я взял котелок и пошел на реку за водой.
Восточный горизонт был затянут слоистыми облаками: сквозь них кое-где прорывались первые лучи утренней зари. Протока Дырэн имела пасмурный вид. Прибрежные кусты с пожелтевшей листвой никли от росы. Словно они оплакивали лето, предчувствуя приближение холодов, которых ничто не в силах было остановить. На одном из деревьев сидела ворона. Увидев меня, она каркнула два раза и лениво полетела вдоль берега.
Переправа через озеро Гаси на долбленых удэхейских челноках — рискованное предприятие. Надо было торопиться, пока не задули северо-западные ветры. Когда взошло солнце, мы уже успели отъехать далеко от бивака. На правом берегу озерной протоки, при самом входе в нее, приютилось небольшое туземное селение того же имени. Здесь от гольдов я узнал, что В. М. Савич на реке Пихце потерпел аварию. Человеческих жертв не было. С этой стороны, значит, все обстояло благополучно. Но теперь возникал другой тревожный вопрос: устроены ли питательные базы? Мучимый этими сомнениями, я все же решил идти вверх по реке Пихце с намерением опереться на хорскую базу и затем направиться через верховья Мухеня на реку Немпту к озеру Петропавловскому.
Гольды снабдили нас кое-какими овощами. Расплатившись с ними, мы поплыли дальше и около полудня вошли в озеро Гаси, площадь которого измеряется в двадцать пять квадратных километров. Если смотреть на него сверху, оно представляется в виде фигуры песочных часов, т.е. расширенное по концам и суженное посредине. Кроме Пихцы с востока в озеро впадает еще небольшая речка Хали с притоками Кальдангу и Буга, о которых говорилось выше. Правый берег озера состоит из невысоких песчаных холмов, прорезанных широкими заболоченными распадками. Зато противоположный берег низменный и настолько мелководен, что к нему нельзя подойти даже на плоскодонной лодке.
Весь день мы плыли, придерживаясь правого края озера, и к сумеркам дошли до суженной его части. Место для бивака было выбрано не совсем удачное. Вследствие недостатка сухих дров мы опять зябли ночью. Однако следы старых костров свидетельствовали о том, что именно здесь всегда ночуют люди, направляющиеся на реку Пихцу.
Было еще совсем темно, когда меня разбудил Гобули. Он говорил, что в осеннее время обычно ветер поднимается с восходом солнца и наибольшей силы достигает около полудня. Тогда плавание по озеру делается совершенно невозможным. Через какие-нибудь четверть часа мы уже сидели в лодках и усиленно гребли веслами.
Озеро было совершенно спокойным и казалось большим полированным диском, в котором отражалось звездное небо. Я оглянулся. Темные силуэты деревьев удалялись от нас и тонули в ночном мраке. В стороне мелькнул огонек. Это на другой лодке кто-то зажег спичку. Там слышались голоса и шум разбираемых весел.
Но вот на востоке появились первые признаки зари. Предрассветный ветерок чуть тронул поверхность воды. Тогда мы поставили парус. Ветер все усиливался, и лодка бежала быстрее. Я завернулся в полотнище палатки и стал всматриваться в очертания берега, задернутого в дымку утреннего тумана. С каждой минутой заря разгоралась ярче и ярче. Словно зарево пожара, пылал горизонт, окрашивая облака в пурпуровые и нежно-фиолетовые тона. Вдали виднелся высокий Хорский хребет. В распадках его еще клубился туман. Над болотами носились табуны плавающей птицы. Я стал следить за ними глазами и остановил взор свой на гребне хребта. В это мгновение показался краешек солнца, и тотчас по воде навстречу нам побежала ослепительно яркая полоса света. Ночь ушла. Утренние туманы таяли в воздухе, и за ними виднелось устье реки Пихцы. Мы сидели тихо на своих местах и наблюдали игру солнечных лучей, отраженных от колеблющейся поверхности Гасинского озера. В это время Миону стал поправлять веревку от паруса и задел весло, которое с шумом упало на дно лодки. Тотчас из воды выпрыгнула довольно большая рыба, за ней другая, третья, десятая... Они старались перепрыгнуть через лодку, бились головами в борта ее и снова падали в воду; но две из них попали к нам в качестве пассажиров.
— Га, га, га!... — закричал Миону, хватая их руками.
Рыбы, заскочившие к нам в лодку, долго не могли успокоиться. Они вертелись, открывали рты и били хвостами. Местные жители называют их моксунами и говорят, что их очень трудно ловить сетками. Моксун достигает веса до 2,5 килограмма и имеет стройное тело, покрытое довольно крупной блестящей серебристой чешуей. Из всех рыб он считается наиболее сообразительным. Завидев невод, он стремительно всплывает на поверхность воды и с разбега перепрыгивает через него. Вероятно, моксуны и нашу лодку приняли за рыболовную ловушку. В данном случае они оказались малосообразительными. Вместо того чтобы убегать от лодки, они стали прыгать через нее, и два из них поплатились жизнью.
Часам к восьми утра мы вошли в устье реки Пихцы. И здесь было наводнение. Выступившая из берегов вода сплошь залила прилегающие к озеру болота, что дало нам возможность плыть целиной, минуя бесчисленные извилины реки, и в значительной мере сокращать расстояния.
Глава 10
Тигровая река
В нижней своей части река Пихца протекает среди обширных болот, поросших осокой и вейником Лангсдорфа. Последний иногда с примесью тростника обыкновенного вышиной в рост человека образует заросли в несколько квадратных километров. Если встать на кочку, камень или плавник, нанесенный водой, то молено видеть, как во время ветра колышется травяная растительность. Является полное впечатление волнующегося моря, в особенности если она занимает обширное пространство.
Вскоре стали появляться ивняки (ива корзиночная). Число их постоянно увеличивалось. Словно бордюром, они окаймляли берега рок, заводей, озерков и слепых рукавов. Местами они образовывали такие густые заросли, что пробраться сквозь них можно было только с помощью топора.
К полудню мы отошли от озера километров на десять. Болотный характер местности сменился равниной с небольшими релками[2] едва возвышающимися над общим уровнем воды в реке. Местонахождение их можно определить по осинам, которые тоже сначала одиночными экземплярами, а потом и целыми рощицами подходят к реке то с одной, то с другой стороны. Здешняя осина имеет столь белесоватую кору, что издали ее можно принять за березу. Только по вечно трепещущим листьям на длинных черешках я узнал знакомое всем нам дерево. Чем дальше, тем осины становилось больше. Можно сказать, что здесь она составляет 80% всей древесной растительности. Еще выше релки стали обрисовываться яснее, и к осине начали примешиваться дуб и японская береза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
В протоке Дырэн вода шла нам навстречу. К счастью, подул попутный ветер. Орочи поставили паруса и сравнительно скоро пошли против течения, придерживаясь правого возвышенного берега. Он слагается из невысоких холмов, изрезанных распадками, по которым бегут бедные водой источники. К сумеркам мы немного не дошли до озера Гаси и встали биваком в небольшой дубовой рощице. Ночью было холодно. Я вставал несколько раз и грелся у огня. Когда стало светать, я взял котелок и пошел на реку за водой.
Восточный горизонт был затянут слоистыми облаками: сквозь них кое-где прорывались первые лучи утренней зари. Протока Дырэн имела пасмурный вид. Прибрежные кусты с пожелтевшей листвой никли от росы. Словно они оплакивали лето, предчувствуя приближение холодов, которых ничто не в силах было остановить. На одном из деревьев сидела ворона. Увидев меня, она каркнула два раза и лениво полетела вдоль берега.
Переправа через озеро Гаси на долбленых удэхейских челноках — рискованное предприятие. Надо было торопиться, пока не задули северо-западные ветры. Когда взошло солнце, мы уже успели отъехать далеко от бивака. На правом берегу озерной протоки, при самом входе в нее, приютилось небольшое туземное селение того же имени. Здесь от гольдов я узнал, что В. М. Савич на реке Пихце потерпел аварию. Человеческих жертв не было. С этой стороны, значит, все обстояло благополучно. Но теперь возникал другой тревожный вопрос: устроены ли питательные базы? Мучимый этими сомнениями, я все же решил идти вверх по реке Пихце с намерением опереться на хорскую базу и затем направиться через верховья Мухеня на реку Немпту к озеру Петропавловскому.
Гольды снабдили нас кое-какими овощами. Расплатившись с ними, мы поплыли дальше и около полудня вошли в озеро Гаси, площадь которого измеряется в двадцать пять квадратных километров. Если смотреть на него сверху, оно представляется в виде фигуры песочных часов, т.е. расширенное по концам и суженное посредине. Кроме Пихцы с востока в озеро впадает еще небольшая речка Хали с притоками Кальдангу и Буга, о которых говорилось выше. Правый берег озера состоит из невысоких песчаных холмов, прорезанных широкими заболоченными распадками. Зато противоположный берег низменный и настолько мелководен, что к нему нельзя подойти даже на плоскодонной лодке.
Весь день мы плыли, придерживаясь правого края озера, и к сумеркам дошли до суженной его части. Место для бивака было выбрано не совсем удачное. Вследствие недостатка сухих дров мы опять зябли ночью. Однако следы старых костров свидетельствовали о том, что именно здесь всегда ночуют люди, направляющиеся на реку Пихцу.
Было еще совсем темно, когда меня разбудил Гобули. Он говорил, что в осеннее время обычно ветер поднимается с восходом солнца и наибольшей силы достигает около полудня. Тогда плавание по озеру делается совершенно невозможным. Через какие-нибудь четверть часа мы уже сидели в лодках и усиленно гребли веслами.
Озеро было совершенно спокойным и казалось большим полированным диском, в котором отражалось звездное небо. Я оглянулся. Темные силуэты деревьев удалялись от нас и тонули в ночном мраке. В стороне мелькнул огонек. Это на другой лодке кто-то зажег спичку. Там слышались голоса и шум разбираемых весел.
Но вот на востоке появились первые признаки зари. Предрассветный ветерок чуть тронул поверхность воды. Тогда мы поставили парус. Ветер все усиливался, и лодка бежала быстрее. Я завернулся в полотнище палатки и стал всматриваться в очертания берега, задернутого в дымку утреннего тумана. С каждой минутой заря разгоралась ярче и ярче. Словно зарево пожара, пылал горизонт, окрашивая облака в пурпуровые и нежно-фиолетовые тона. Вдали виднелся высокий Хорский хребет. В распадках его еще клубился туман. Над болотами носились табуны плавающей птицы. Я стал следить за ними глазами и остановил взор свой на гребне хребта. В это мгновение показался краешек солнца, и тотчас по воде навстречу нам побежала ослепительно яркая полоса света. Ночь ушла. Утренние туманы таяли в воздухе, и за ними виднелось устье реки Пихцы. Мы сидели тихо на своих местах и наблюдали игру солнечных лучей, отраженных от колеблющейся поверхности Гасинского озера. В это время Миону стал поправлять веревку от паруса и задел весло, которое с шумом упало на дно лодки. Тотчас из воды выпрыгнула довольно большая рыба, за ней другая, третья, десятая... Они старались перепрыгнуть через лодку, бились головами в борта ее и снова падали в воду; но две из них попали к нам в качестве пассажиров.
— Га, га, га!... — закричал Миону, хватая их руками.
Рыбы, заскочившие к нам в лодку, долго не могли успокоиться. Они вертелись, открывали рты и били хвостами. Местные жители называют их моксунами и говорят, что их очень трудно ловить сетками. Моксун достигает веса до 2,5 килограмма и имеет стройное тело, покрытое довольно крупной блестящей серебристой чешуей. Из всех рыб он считается наиболее сообразительным. Завидев невод, он стремительно всплывает на поверхность воды и с разбега перепрыгивает через него. Вероятно, моксуны и нашу лодку приняли за рыболовную ловушку. В данном случае они оказались малосообразительными. Вместо того чтобы убегать от лодки, они стали прыгать через нее, и два из них поплатились жизнью.
Часам к восьми утра мы вошли в устье реки Пихцы. И здесь было наводнение. Выступившая из берегов вода сплошь залила прилегающие к озеру болота, что дало нам возможность плыть целиной, минуя бесчисленные извилины реки, и в значительной мере сокращать расстояния.
Глава 10
Тигровая река
В нижней своей части река Пихца протекает среди обширных болот, поросших осокой и вейником Лангсдорфа. Последний иногда с примесью тростника обыкновенного вышиной в рост человека образует заросли в несколько квадратных километров. Если встать на кочку, камень или плавник, нанесенный водой, то молено видеть, как во время ветра колышется травяная растительность. Является полное впечатление волнующегося моря, в особенности если она занимает обширное пространство.
Вскоре стали появляться ивняки (ива корзиночная). Число их постоянно увеличивалось. Словно бордюром, они окаймляли берега рок, заводей, озерков и слепых рукавов. Местами они образовывали такие густые заросли, что пробраться сквозь них можно было только с помощью топора.
К полудню мы отошли от озера километров на десять. Болотный характер местности сменился равниной с небольшими релками[2] едва возвышающимися над общим уровнем воды в реке. Местонахождение их можно определить по осинам, которые тоже сначала одиночными экземплярами, а потом и целыми рощицами подходят к реке то с одной, то с другой стороны. Здешняя осина имеет столь белесоватую кору, что издали ее можно принять за березу. Только по вечно трепещущим листьям на длинных черешках я узнал знакомое всем нам дерево. Чем дальше, тем осины становилось больше. Можно сказать, что здесь она составляет 80% всей древесной растительности. Еще выше релки стали обрисовываться яснее, и к осине начали примешиваться дуб и японская береза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37