говорил с ней о смерти в том духе, как она готова была понять: нельзя убежать от смерти, пользуясь обычным бегством; факт смерти необходимо осмыслить; уход от одиночества приносит печаль, а не само одиночество, смерть; горе — это жалость к самому себе, а не любовь. Мери надеялась услышать его еще раз в Охай, но, поскольку было маловероятно, что он собирается возвращаться, она отправилась послушать его в Саанен. Там она подружилась с Аленом Ноде, и они оба попросили К. остаться после встречи, чтобы посетить несколько небольших частных бесед в Таннегге. У Мери состоялась с К. еще одна беседа с глазу на глаз. Английские акции для расходов К. перестали приносить дивиденды, и Дорис Пратт предложила Раджагопалу оплачивать поездки К. в Индию и в Европе впредь за счет Корпорации через комитет в Саанене, который бы стал получать собранные в Европе денежные средства корпорации. Приводя в качестве довода здоровье К. она просила, чтобы он ездил только первым классом. Раджагопал принял первое предложение, но не ответил относительно первого класса. Учитывая, что каждый доллар, поступавший на счет корпорации в виде пожертвований, завещаний и авторских гонораров от книг зарабатывался самим К., странно, почему требовалось разрешение Раджагопала, как использовать деньги для личного комфорта К., и что когда К., снова увидевшись с Аленом Ноде зимой 1964—65г.г. захотел, чтобы тот стал его секретарем и сопровождающим в поездках, снова потребовалось разрешение Раджагопала, чтобы платить скромную зарплату. Очевидно, что в возрасте 70 лет путешествовать одному было тяжело для К., особенно после стольких болезней.
Я встретила Алена Ноде с К. в Лондоне весной 1965 года у портного К. Гунтсмана, на Севиль-роу. Ален остановился с К., а Дорис Пратт в другом меблированном доме в Уимблдоне, ведя записи уимблдонских бесед К. Когда мы с К. отправились на обычную прогулку к колокольчикам, он пребывал в лучшем расположении духа, чем когда-либо. Он говорил об изменениях, которые внес Ален в его жизнь, путешествуя с ним, заботясь о багаже. Он чувствовал естественную привязанность к нему — беспечному, хотя и серьезно думающему, энергичному космополиту, способному к языкам. В Лондоне находилась также Мери Зимбалист, но я познакомилась с ней только в следующем году. Она наняла машину и возила К. и Алена по красивым местам Англии, а когда все трое поехали после Лондона в Париж, Мери показала им Версаль, Шатр, Рамбуйе и другие места, — такие приятные поездки, которых годами К. был лишен в своей скучной внешней жизни.
ИДЕАЛЫ — ВЕЩЬ ЖЕСТОКАЯ
В ту зиму К. поехал в Индию с Мери Зимбалист и Аленом Ноде, посетив вместе с ними и индийскими друзьями все обычные места проведения бесед и дискуссий. В декабре 1965 года, находясь в Индии, К. получил неожиданное приглашение от Раджагопала (которое принял) выступить в Охай в октябре 1966 года. Премьер-министр Индии Лал Бахадур Шастри скончался 11 января 1966 года, и его пост заняла Индира Ганди, близкий друг Пупул Джаякар.
Весной 1966 года, в Англии, я познакомилась с Мери Зимбалист. Как-то днем они совершенно неожиданно подъехали с К. и Аленом к порогу нашего деревенского дома. После пикника К. пригласил всех к нам. Когда они трое в конце концов уехали, я подумала, какое удивительно счастливое и дружеское трио они представляли, сколько пользы принесла их дружба здоровью К., его состоянию души. Мы смеялись до упаду. Моя дружба с этими новыми друзьями К. быстро росла. С того времени К. хотел останавливаться с ними, где бы ни был. Они были с ним тем летом в Гштааде, хотя останавливались в другом шале; в Нью-Йорке К. остановился с ними на квартире брата Мери, а затем в Калифорнии — красивом доме Мери в Малибу, расположенном на возвышающейся над морем скале. 28 октября все трое переехали в Охай, а на следующий день состоялась первая из шести бесед в Дубовой Роще, где К. не выступал с 1960 года. После третьей беседы явились телевизионщики и впервые засняли беседу К. на видеопленку. В беседе речь шла о том, чему в основе своей посвящались все беседы, — о радикальном преобразовании человеческого ума. Без подобного преобразования невозможно реальное изменение общества, подлинная радость, мир во всем мире. К. повторял то, что несколько раз говорил ранее — его слова подобны зеркалу, в котором люди могут видеть, что же на самом деле происходит в них самих.
К сожалению, примирение между К. и Раджагопалом, на которое возлагались надежды, не состоялось, хотя они встречались наедине несколько раз. К. продолжал настаивать на восстановлении членства в Корпорации; Раджагопал отрицал, что К. несет какую-либо ответственность за организацию. К. переговорил с Вице-президентом и одним из членов Совета, их обоих он давно знал, но они не могли или не хотели помочь. Ревность к двум новым друзьям К. не благоприятствовала развитию ситуации.
В декабре К. вылетел один в Дели. (Ален Ноде вернулся в Преторию, чтобы повидаться с родителями). Беседы К. того года в Индии были последними, опубликованными Корпорацией. Мери и Ален присоединились к К. в Риме в марте 1967 года, отправившись вместе с ним в Париж, где Мери сняла дом. К. больше не останавливался у Сваресов; он вычеркнул их из жизни после размолвки с Леоном де Видасом в отношении приготовлений к парижским беседам. После Парижа К., Мери и Ален поехали в Голландию, где К. выступал в Амстердаме впервые за последние 11 лет. Они остановились в долине фермера в Хьюцене, городе, где была община Веджвуда, но К. забыл об этом. Мы с мужем, оказавшись в тот момент в Голландии, приехали их навестить. Когда мы уезжали, К. спросил ни с того, ни с сего, напишу ли я для него книгу. Я изумилась, услышав свои собственные слова: «Да. Какого рода книгу?» Он ответил: «Что-нибудь, основанное на беседах, на твое усмотрение». Мне кажется, что предложение внес Ален. Я никогда не разговаривала с К. о моей писательской деятельности; не думаю, что ему было известно, пока его не проинформировал Ален, что я зарабатываю писательским трудом. Но они оба не поверили бы, узнав, что с 1928 года я не читала ни слова, написанного К. Конец лета был омрачен для меня огромностью предпринимаемого дела, однако я никогда даже не подумывала об отступлении. Я знала, что это громадный вызов. Вернувшись в Лондон, я спросила Дорис Пратт, которую я знала со времен лагерей в Оммене, какие беседы за последние два года она считает лучшими. Она порекомендовала беседы 1963 — 64 г.г., переслав четыре томика в мягкой обложке с подлинной записью бесед тех лет в Индии и Европе.
Я прочитала тома в большом возбуждении. Будто я жила в комнате с большим количеством окон, занавешенных жалюзи; пока я читала, они приподнимались. Такие высказывания, как «Идеалы — вещь жестокая» или «„Я попытаюсь“ — самое ужасное заявление, которое можно сделать», перевернули мое мышление. В каждой беседе К. обращался к тем же предметам и потому было много повторений, хотя никогда в тех же самых словах, поэтому я рассортировала темы под сотней названий — Осознание, Обусловленность, Сознание, Смерть, Страх, Свобода, Любовь, Медитация, Бог и пр., отобрав те абзацы, в которых он выразил себя более ясно и красиво, вплетя их в ткань книги объемом в 124 страницы. Я не изменила ни одного слова К., ничего не добавила от себя; тем не менее, эта книга — не антология.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Я встретила Алена Ноде с К. в Лондоне весной 1965 года у портного К. Гунтсмана, на Севиль-роу. Ален остановился с К., а Дорис Пратт в другом меблированном доме в Уимблдоне, ведя записи уимблдонских бесед К. Когда мы с К. отправились на обычную прогулку к колокольчикам, он пребывал в лучшем расположении духа, чем когда-либо. Он говорил об изменениях, которые внес Ален в его жизнь, путешествуя с ним, заботясь о багаже. Он чувствовал естественную привязанность к нему — беспечному, хотя и серьезно думающему, энергичному космополиту, способному к языкам. В Лондоне находилась также Мери Зимбалист, но я познакомилась с ней только в следующем году. Она наняла машину и возила К. и Алена по красивым местам Англии, а когда все трое поехали после Лондона в Париж, Мери показала им Версаль, Шатр, Рамбуйе и другие места, — такие приятные поездки, которых годами К. был лишен в своей скучной внешней жизни.
ИДЕАЛЫ — ВЕЩЬ ЖЕСТОКАЯ
В ту зиму К. поехал в Индию с Мери Зимбалист и Аленом Ноде, посетив вместе с ними и индийскими друзьями все обычные места проведения бесед и дискуссий. В декабре 1965 года, находясь в Индии, К. получил неожиданное приглашение от Раджагопала (которое принял) выступить в Охай в октябре 1966 года. Премьер-министр Индии Лал Бахадур Шастри скончался 11 января 1966 года, и его пост заняла Индира Ганди, близкий друг Пупул Джаякар.
Весной 1966 года, в Англии, я познакомилась с Мери Зимбалист. Как-то днем они совершенно неожиданно подъехали с К. и Аленом к порогу нашего деревенского дома. После пикника К. пригласил всех к нам. Когда они трое в конце концов уехали, я подумала, какое удивительно счастливое и дружеское трио они представляли, сколько пользы принесла их дружба здоровью К., его состоянию души. Мы смеялись до упаду. Моя дружба с этими новыми друзьями К. быстро росла. С того времени К. хотел останавливаться с ними, где бы ни был. Они были с ним тем летом в Гштааде, хотя останавливались в другом шале; в Нью-Йорке К. остановился с ними на квартире брата Мери, а затем в Калифорнии — красивом доме Мери в Малибу, расположенном на возвышающейся над морем скале. 28 октября все трое переехали в Охай, а на следующий день состоялась первая из шести бесед в Дубовой Роще, где К. не выступал с 1960 года. После третьей беседы явились телевизионщики и впервые засняли беседу К. на видеопленку. В беседе речь шла о том, чему в основе своей посвящались все беседы, — о радикальном преобразовании человеческого ума. Без подобного преобразования невозможно реальное изменение общества, подлинная радость, мир во всем мире. К. повторял то, что несколько раз говорил ранее — его слова подобны зеркалу, в котором люди могут видеть, что же на самом деле происходит в них самих.
К сожалению, примирение между К. и Раджагопалом, на которое возлагались надежды, не состоялось, хотя они встречались наедине несколько раз. К. продолжал настаивать на восстановлении членства в Корпорации; Раджагопал отрицал, что К. несет какую-либо ответственность за организацию. К. переговорил с Вице-президентом и одним из членов Совета, их обоих он давно знал, но они не могли или не хотели помочь. Ревность к двум новым друзьям К. не благоприятствовала развитию ситуации.
В декабре К. вылетел один в Дели. (Ален Ноде вернулся в Преторию, чтобы повидаться с родителями). Беседы К. того года в Индии были последними, опубликованными Корпорацией. Мери и Ален присоединились к К. в Риме в марте 1967 года, отправившись вместе с ним в Париж, где Мери сняла дом. К. больше не останавливался у Сваресов; он вычеркнул их из жизни после размолвки с Леоном де Видасом в отношении приготовлений к парижским беседам. После Парижа К., Мери и Ален поехали в Голландию, где К. выступал в Амстердаме впервые за последние 11 лет. Они остановились в долине фермера в Хьюцене, городе, где была община Веджвуда, но К. забыл об этом. Мы с мужем, оказавшись в тот момент в Голландии, приехали их навестить. Когда мы уезжали, К. спросил ни с того, ни с сего, напишу ли я для него книгу. Я изумилась, услышав свои собственные слова: «Да. Какого рода книгу?» Он ответил: «Что-нибудь, основанное на беседах, на твое усмотрение». Мне кажется, что предложение внес Ален. Я никогда не разговаривала с К. о моей писательской деятельности; не думаю, что ему было известно, пока его не проинформировал Ален, что я зарабатываю писательским трудом. Но они оба не поверили бы, узнав, что с 1928 года я не читала ни слова, написанного К. Конец лета был омрачен для меня огромностью предпринимаемого дела, однако я никогда даже не подумывала об отступлении. Я знала, что это громадный вызов. Вернувшись в Лондон, я спросила Дорис Пратт, которую я знала со времен лагерей в Оммене, какие беседы за последние два года она считает лучшими. Она порекомендовала беседы 1963 — 64 г.г., переслав четыре томика в мягкой обложке с подлинной записью бесед тех лет в Индии и Европе.
Я прочитала тома в большом возбуждении. Будто я жила в комнате с большим количеством окон, занавешенных жалюзи; пока я читала, они приподнимались. Такие высказывания, как «Идеалы — вещь жестокая» или «„Я попытаюсь“ — самое ужасное заявление, которое можно сделать», перевернули мое мышление. В каждой беседе К. обращался к тем же предметам и потому было много повторений, хотя никогда в тех же самых словах, поэтому я рассортировала темы под сотней названий — Осознание, Обусловленность, Сознание, Смерть, Страх, Свобода, Любовь, Медитация, Бог и пр., отобрав те абзацы, в которых он выразил себя более ясно и красиво, вплетя их в ткань книги объемом в 124 страницы. Я не изменила ни одного слова К., ничего не добавила от себя; тем не менее, эта книга — не антология.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65