Карла же до этого вечера никогда не играла в дротики.
Короче, на человека было выдано по три дротика на раунд. Итен поставил на четыре четверти и выбрал раунд для четырех игроков. Мы спросили его почему, а он ответил:
— Сами увидите.
Карла кидала первой, я — вторым, Итен — третьим, а четвертым раундом у нас было то, что Итен назвал «Случайностным раундом»: это когда вместо того, чтобы прицеливаться, мы бросали дротик, стоя на одной ноге, потягивая пиво, и к тому же через спину… тупее некуда. Министерство Глупых Шатаний.
Нет надобности и говорить, что «Случайностный раунд» всегда приносил наибольшее количество очков — как минимум 100. Даже жутковато становилось.
Итен сказал, что случайность — это самая удобная стенография для описания закономерности, которая превосходит то, что мы можем удержать в умах.
— Отдаться на волю случайности — самое трудное решение, которое только может принять человек…
Итен!
Личность. Я придерживаюсь теории Тутси: если ты состряпаешь убедительную онлайновую мета-личность в Интернете, то эта личность действительно и ЕСТЬ ты. В то время как сегодня существует крайне мало источников, из которых можно черпать свою идентичность, та палитра своих индивидуальностей, которую ты создаешь в Сети — меню альтернативных тебя, — и ЕСТЬ настоящий ты. Или изотоп тебя. Или твоя фотокопия.
Опять это «Кинко» — сними с себя фотокопию!
Карла заметила, что когда копировальные аппараты только начали выходить, люди копировали свои задницы: «Теперь с помощью компьютеров мы можем скопировать саму нашу сущность».
Четверг
Итен летел бизнес-классом, а я — эконом-классом. Если бы оплачивал «Oon!», то он сидел бы в трюме с усыпленными животными.
Итен исчез у входа в аэропорт, и как только мы взлетели, голубой занавес опустился, и Итена я больше не видел до самого прибытия в Канаду. Я немного покодировал на «ПауэрБуке» в программке «ТинкСи», так что мне удалось остаться продуктивным. Аккумуляторы такие тяжелые! Они всасывают гравитацию. Они изматывают планету.
Я подумал: ведь зануды любят все, что отдает телепортацией: авиасалоны первого класса, номера в отелях с голосовой почтой… — все, что стирает расстояние и делает путешествие незаметным. Почему же авиалинии не пользуются этим?
После приземления, стоя в иммиграционной очереди в Торонто, Итен спросил у меня:
— Ну, дружище, как тебе жилось на Яичной Фабрике? (Имея в виду удушающе переполненный, судорожный и убогий мир эконом-класса; можем поблагодарить компьютеры за вечно набитые самолеты.)
Я ответил:
— Очень мило, спасибо за заботу, Итен. В качестве сувениров я взял оттуда одинаковые пакетики с солью и перцем. Готов обменять их на твои очки для сна «Рубен Кинкейд».
— Не обольщайся, дружище!
На таможне Итен достал свой паспорт, и на ковер высыпалась целая куча иракских банкнот: их купила Сьюзан в сан-францисской филателии и засунула ему в паспорт ради прикола. Получилось круто: отсроченное на два месяца возмездие за то, что Итен оставил надувной пончик в виде геморроидальной шишки на стуле Сьюзан во время визита того парня из «Моторолы», в которого она была влюблена. Итен посмотрел на пирожок, потом на мистера Моторолу и сказал:
— О бедная Сьюзан. Такая боль, вы даже представить себе не можете.
А в Канаде Итена быстренько увели в глубину комнаты дознания, в то время как я не спеша отправился на свой рейс в Ватерлоо на сватовство подростков. Мне пришлось притвориться, будто я с ним не знаком, потому что мне не хотелось тоже проследовать в ЭТУ КОМНАТУ. Нет уж, спасибо.
В самолете я листал журнал, в конце которого была напечатана карта маршрутов этой авиалинии, и она выглядела прямо как научно-фантастическая карта перемещения вируса с места на место. Все эти параболические арки от города к городу, от города к городу. Если марбургский вирус когда-нибудь мутирует и начнет передаваться по воздуху — мы ОБРЕЧЕНЫ!
Канада — это такая холодная-прехолодная страна. Сидя в самолете, я увидел под нами отблеск голубой луны на белом снегу, башни, столбы, огни и мерцание — широкие просторы, вероятно, сплошь покрытые электронами. И я подумал, что скоро башни устареют. Все эти колоссы, мечтающие о своей кончине.
Вид из окна гостиницы был жалким: кучи расчищенного за все прошлые зимы снега, собранные в стога. Вспомнились антарктические пробы глубин ледяного пака, когда полярники вскрывают пласты льда и определяют возраст газов и пыльцы, попавших в ловушку времени. Только за моим окном лежало два слоя сажи, один — собачьих испражнений, снова слой сажи, и еще один экскрементов. Боже, какая же зима грубая! Не могу поверить, что эскимосам никогда не хотелось предать себя воле плавучих льдин от этой скуки. Или переехать во Флориду.
Карла послала мне факс со словами: «ЕСЛИ БЫ ТЫ ЖИЛ ЗДЕСЬ, ТО БЫЛ БЫ УЖЕ ДОМА». И я сильно заскучал по дому.
Посмотрел Си-эн-эн. Попрограммировал «Ооп!».
Мысль: однажды слово «гигабайты» будет казаться столь же маленьким, как слово «дюжина».
Суббота
Майкл договорился о нашей встрече со Штрих-кодом в студенческом кабаке.
Штрих-код, когда ему предоставилась возможность совершить соединение плоть-к-плоти, признался по мэйлу, что… оно, как Майкл и полагал, является студентом, так что по крайней мере сценарий с 48-летним-стариком-в-подгузнике-с-макаронами отпадает.
— Не будь так в этом уверен, — сказал мне Майкл по телефону из Калифорнии без единой нотки волнения в голосе. — Студенты бывают и взрослыми. Ну, нам остается только надеяться, что не…
Этот студенческий кабак в Ватерлоо получше тех, которые я видал раньше: «Бомбоубежище», целиком выкрашенное изнутри в черный цвет, на стене нарисована огромная бомба, кроме столиков есть еще телевизор с большим экраном, видеоигры, бильярд и воздушный хоккей.
Температура на улице — приблизительно минус 272 градуса, все студенты одеты в толстые, поломаскирующие одежды, защищавшие их от порывов жидкого гелия, дующих с Гудзонова залива. Я думал о том, как это характерно для Майкла, что он влюбился в чьи-то внутренности, не зная даже его внешности. Я сидел там на стуле у стены, с кружкой пива, гадая, кто же из входящих окажется… им.
Я уже начал было впадать в сентиментальность и одиночество, скучая по Карле, как вдруг сзади меня за горло схватила рука и прижала к стене, как пришелец из фильма «Чужие». Черт! Какой ужас я испытал! Рука была маленькой, но — боже мой! — просто стальной; голос, девичий голос прошептал мне:
— Поговори со мною, детка. Я знаю, кем ты не являешься. Так что говори; дай мне знак, пошли код, чтобы я поняла, что ты это ты.
О Господи, мне встретилась Женщииа-С-Когтями… и с Официальным Браслетом «Чикс»!
Я лишился дара речи. Единственное слово, которое пришло мне на ум, это пароль Майкла для встречи.
— Пластинки сыра, — выдавил я сквозь сдавленные голосовые связки.
Хватка ослабела. Я увидел голую руку. Я заметил татуировку штрих-кода ниже следа от прививки. Затем я увидел и саму Штрих-код, наконец-таки явившую себя, когда она отпустила мое горло и оказалась в поле моего зрения: меньше, чем Карла, мускулистее, чем Дасти, и одетая так круто, что Сьюзан в сравнении с ней показалась бы южной красавицей. Крутая грязная жилетка поверх жирного топика на бретельках, стильные штаны, ботинки рабочего автозаправки, стрижка, выполненная швейцарским армейским ножом, с обоих глаз капала тушь, перемешанная с тающим снегом… все это под древней канадской курткой ручной вязки с плетеной форелью спереди и сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Короче, на человека было выдано по три дротика на раунд. Итен поставил на четыре четверти и выбрал раунд для четырех игроков. Мы спросили его почему, а он ответил:
— Сами увидите.
Карла кидала первой, я — вторым, Итен — третьим, а четвертым раундом у нас было то, что Итен назвал «Случайностным раундом»: это когда вместо того, чтобы прицеливаться, мы бросали дротик, стоя на одной ноге, потягивая пиво, и к тому же через спину… тупее некуда. Министерство Глупых Шатаний.
Нет надобности и говорить, что «Случайностный раунд» всегда приносил наибольшее количество очков — как минимум 100. Даже жутковато становилось.
Итен сказал, что случайность — это самая удобная стенография для описания закономерности, которая превосходит то, что мы можем удержать в умах.
— Отдаться на волю случайности — самое трудное решение, которое только может принять человек…
Итен!
Личность. Я придерживаюсь теории Тутси: если ты состряпаешь убедительную онлайновую мета-личность в Интернете, то эта личность действительно и ЕСТЬ ты. В то время как сегодня существует крайне мало источников, из которых можно черпать свою идентичность, та палитра своих индивидуальностей, которую ты создаешь в Сети — меню альтернативных тебя, — и ЕСТЬ настоящий ты. Или изотоп тебя. Или твоя фотокопия.
Опять это «Кинко» — сними с себя фотокопию!
Карла заметила, что когда копировальные аппараты только начали выходить, люди копировали свои задницы: «Теперь с помощью компьютеров мы можем скопировать саму нашу сущность».
Четверг
Итен летел бизнес-классом, а я — эконом-классом. Если бы оплачивал «Oon!», то он сидел бы в трюме с усыпленными животными.
Итен исчез у входа в аэропорт, и как только мы взлетели, голубой занавес опустился, и Итена я больше не видел до самого прибытия в Канаду. Я немного покодировал на «ПауэрБуке» в программке «ТинкСи», так что мне удалось остаться продуктивным. Аккумуляторы такие тяжелые! Они всасывают гравитацию. Они изматывают планету.
Я подумал: ведь зануды любят все, что отдает телепортацией: авиасалоны первого класса, номера в отелях с голосовой почтой… — все, что стирает расстояние и делает путешествие незаметным. Почему же авиалинии не пользуются этим?
После приземления, стоя в иммиграционной очереди в Торонто, Итен спросил у меня:
— Ну, дружище, как тебе жилось на Яичной Фабрике? (Имея в виду удушающе переполненный, судорожный и убогий мир эконом-класса; можем поблагодарить компьютеры за вечно набитые самолеты.)
Я ответил:
— Очень мило, спасибо за заботу, Итен. В качестве сувениров я взял оттуда одинаковые пакетики с солью и перцем. Готов обменять их на твои очки для сна «Рубен Кинкейд».
— Не обольщайся, дружище!
На таможне Итен достал свой паспорт, и на ковер высыпалась целая куча иракских банкнот: их купила Сьюзан в сан-францисской филателии и засунула ему в паспорт ради прикола. Получилось круто: отсроченное на два месяца возмездие за то, что Итен оставил надувной пончик в виде геморроидальной шишки на стуле Сьюзан во время визита того парня из «Моторолы», в которого она была влюблена. Итен посмотрел на пирожок, потом на мистера Моторолу и сказал:
— О бедная Сьюзан. Такая боль, вы даже представить себе не можете.
А в Канаде Итена быстренько увели в глубину комнаты дознания, в то время как я не спеша отправился на свой рейс в Ватерлоо на сватовство подростков. Мне пришлось притвориться, будто я с ним не знаком, потому что мне не хотелось тоже проследовать в ЭТУ КОМНАТУ. Нет уж, спасибо.
В самолете я листал журнал, в конце которого была напечатана карта маршрутов этой авиалинии, и она выглядела прямо как научно-фантастическая карта перемещения вируса с места на место. Все эти параболические арки от города к городу, от города к городу. Если марбургский вирус когда-нибудь мутирует и начнет передаваться по воздуху — мы ОБРЕЧЕНЫ!
Канада — это такая холодная-прехолодная страна. Сидя в самолете, я увидел под нами отблеск голубой луны на белом снегу, башни, столбы, огни и мерцание — широкие просторы, вероятно, сплошь покрытые электронами. И я подумал, что скоро башни устареют. Все эти колоссы, мечтающие о своей кончине.
Вид из окна гостиницы был жалким: кучи расчищенного за все прошлые зимы снега, собранные в стога. Вспомнились антарктические пробы глубин ледяного пака, когда полярники вскрывают пласты льда и определяют возраст газов и пыльцы, попавших в ловушку времени. Только за моим окном лежало два слоя сажи, один — собачьих испражнений, снова слой сажи, и еще один экскрементов. Боже, какая же зима грубая! Не могу поверить, что эскимосам никогда не хотелось предать себя воле плавучих льдин от этой скуки. Или переехать во Флориду.
Карла послала мне факс со словами: «ЕСЛИ БЫ ТЫ ЖИЛ ЗДЕСЬ, ТО БЫЛ БЫ УЖЕ ДОМА». И я сильно заскучал по дому.
Посмотрел Си-эн-эн. Попрограммировал «Ооп!».
Мысль: однажды слово «гигабайты» будет казаться столь же маленьким, как слово «дюжина».
Суббота
Майкл договорился о нашей встрече со Штрих-кодом в студенческом кабаке.
Штрих-код, когда ему предоставилась возможность совершить соединение плоть-к-плоти, признался по мэйлу, что… оно, как Майкл и полагал, является студентом, так что по крайней мере сценарий с 48-летним-стариком-в-подгузнике-с-макаронами отпадает.
— Не будь так в этом уверен, — сказал мне Майкл по телефону из Калифорнии без единой нотки волнения в голосе. — Студенты бывают и взрослыми. Ну, нам остается только надеяться, что не…
Этот студенческий кабак в Ватерлоо получше тех, которые я видал раньше: «Бомбоубежище», целиком выкрашенное изнутри в черный цвет, на стене нарисована огромная бомба, кроме столиков есть еще телевизор с большим экраном, видеоигры, бильярд и воздушный хоккей.
Температура на улице — приблизительно минус 272 градуса, все студенты одеты в толстые, поломаскирующие одежды, защищавшие их от порывов жидкого гелия, дующих с Гудзонова залива. Я думал о том, как это характерно для Майкла, что он влюбился в чьи-то внутренности, не зная даже его внешности. Я сидел там на стуле у стены, с кружкой пива, гадая, кто же из входящих окажется… им.
Я уже начал было впадать в сентиментальность и одиночество, скучая по Карле, как вдруг сзади меня за горло схватила рука и прижала к стене, как пришелец из фильма «Чужие». Черт! Какой ужас я испытал! Рука была маленькой, но — боже мой! — просто стальной; голос, девичий голос прошептал мне:
— Поговори со мною, детка. Я знаю, кем ты не являешься. Так что говори; дай мне знак, пошли код, чтобы я поняла, что ты это ты.
О Господи, мне встретилась Женщииа-С-Когтями… и с Официальным Браслетом «Чикс»!
Я лишился дара речи. Единственное слово, которое пришло мне на ум, это пароль Майкла для встречи.
— Пластинки сыра, — выдавил я сквозь сдавленные голосовые связки.
Хватка ослабела. Я увидел голую руку. Я заметил татуировку штрих-кода ниже следа от прививки. Затем я увидел и саму Штрих-код, наконец-таки явившую себя, когда она отпустила мое горло и оказалась в поле моего зрения: меньше, чем Карла, мускулистее, чем Дасти, и одетая так круто, что Сьюзан в сравнении с ней показалась бы южной красавицей. Крутая грязная жилетка поверх жирного топика на бретельках, стильные штаны, ботинки рабочего автозаправки, стрижка, выполненная швейцарским армейским ножом, с обоих глаз капала тушь, перемешанная с тающим снегом… все это под древней канадской курткой ручной вязки с плетеной форелью спереди и сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85