стол, лэптоп и подсоединенный к нему принтер, настольная
лампа, рукопись (с заметками, сделанными мною месяц назад, как положено
наверху), письменные принадлежности, справочные пособия. В одном из углов
стола находилась обрамленная фотография нашего младшего сына, которую Тэбби
сделала в начале лета.
"Тебе нравится?" -- спросила она.
"Замечательно", -- сказал я и обнял ее. И это было замечательно. Так
же, как она сама.
Тэбби, урожденная Табита Спрюс из Олдтауна, штат Мэн, хорошо знает,
когда я работаю слишком много, но она также знает, что работа иногда может
вернуть меня к жизни. Она подкатила меня к столу, поцеловала меня в висок и
оставила меня там, чтобы я выяснил, есть ли у меня еще что сказать моим
читателям. А сказать им у меня и в самом деле было что.., однако без ее
интуитивного ощущения момента, того, что время писать дальше подошло, я сам
бы этого, наверное, не заметил.
Это первое "заседание" длилось час и сорок минут, после произошедшего
со мной несчастного случая это был первый раз, что я провел столько времени
сидя прямо. Под конец по мне повсюду стекали ручейки пота, и я был настолько
изможден, что почти не мог сидеть не сгорбившись. Бедро болело нестерпимо.
Первые пятьсот слов дались мне так тяжело, как никогда, -- мне казалось, что
до этого я еще никогда ничего не писал. Похоже было, что я позабыл все свои
старые волшебные трюки. Точно дряхлый старик в ревущем потоке реки,
пробирающийся зигзагами от одного мокрого камня к другому, прокладывал я
свой путь от слова к слову. Вдохновения в тот первый день у меня не было, а
были только упрямая решимость и надежда, что со временем дело пойдет лучше.
Тэбби принесла мне пепси-колу, холодную, ароматную, бодрящую, и когда я
пил ее, я огляделся по сторонам и, несмотря на все свои боли, не мог
сдержать улыбки. "Керри" и "Салимов удел" я написал в моечном отсеке взятого
напрокат автоприцепа. Задний коридор нашего дома в Бангоре имел с ним
некоторое сходство и у меня появилось чувство, что я снова нахожусь там,
откуда начал.
В тот день чудес в моей работе не случилось, однако я вновь
соприкоснулся с хорошо знакомой мне магией творческого процесса. Я помню
только, что через какое-то время слова все быстрее и быстрее потекли из-под
моего пера. Мое бедро все еще болело, равно как обе ноги и спина, но эти
боли потихоньку уходили на задний план. Я еще не испытывал в то время
радости, не испытывал возбуждения, но у меня было почти такое же доброе
чувство, что я чего-то добился. Я снова сделал первый шаг, и это было уже
кое-что. Больше всего тебе бывает страшно, пока ты не сделаешь этот первый
шаг.
С той поры дела мои пошли на поправку. После того душного дня в заднем
коридоре мне еще раз сделали операцию на ноге, у меня там было довольно
неприятное воспаление и мне все еще приходится глотать около сотни таблеток
в день, однако я продолжаю писать дальше. В некоторые дни это одно сплошное
мучение. В другие -- а таких становится все больше, по мере того как
заживает нога и голова привыкает к старому ритму жизни, -- я снова испытываю
это радостное возбуждение, это чувство триумфа, когда нахожу нужные слова и
располагаю их в нужном порядке. Это как взлет в самолете: сначала ты внизу,
на земле, совсем низко... и потом уже наверху, паришь на волшебном ковре и
господствуешь над тем, что находится под тобой. Это наполняет меня счастьем,
ибо для этого я и был создан.
Я все еще не до конца собрался с силами, не успеваю сделать и половины
того, что делал раньше за один день, но меня хватило на то, чтобы закончить
эту книгу, и за это я благодарю Бога. Писательство не спасло мне жизнь --
она была спасена умением доктора Дэвида Брауна и любящим уходом моей жены,
-- однако оно еще раз подействовало на меня своим хорошо знакомым мне
образом: оно вновь озарило и обогатило мою жизнь".
Last-modified: Fri, 06 Oct 2000 09:05:57 GMT
Оцените этот текст:Не читал10987654321
1 2 3 4 5
лампа, рукопись (с заметками, сделанными мною месяц назад, как положено
наверху), письменные принадлежности, справочные пособия. В одном из углов
стола находилась обрамленная фотография нашего младшего сына, которую Тэбби
сделала в начале лета.
"Тебе нравится?" -- спросила она.
"Замечательно", -- сказал я и обнял ее. И это было замечательно. Так
же, как она сама.
Тэбби, урожденная Табита Спрюс из Олдтауна, штат Мэн, хорошо знает,
когда я работаю слишком много, но она также знает, что работа иногда может
вернуть меня к жизни. Она подкатила меня к столу, поцеловала меня в висок и
оставила меня там, чтобы я выяснил, есть ли у меня еще что сказать моим
читателям. А сказать им у меня и в самом деле было что.., однако без ее
интуитивного ощущения момента, того, что время писать дальше подошло, я сам
бы этого, наверное, не заметил.
Это первое "заседание" длилось час и сорок минут, после произошедшего
со мной несчастного случая это был первый раз, что я провел столько времени
сидя прямо. Под конец по мне повсюду стекали ручейки пота, и я был настолько
изможден, что почти не мог сидеть не сгорбившись. Бедро болело нестерпимо.
Первые пятьсот слов дались мне так тяжело, как никогда, -- мне казалось, что
до этого я еще никогда ничего не писал. Похоже было, что я позабыл все свои
старые волшебные трюки. Точно дряхлый старик в ревущем потоке реки,
пробирающийся зигзагами от одного мокрого камня к другому, прокладывал я
свой путь от слова к слову. Вдохновения в тот первый день у меня не было, а
были только упрямая решимость и надежда, что со временем дело пойдет лучше.
Тэбби принесла мне пепси-колу, холодную, ароматную, бодрящую, и когда я
пил ее, я огляделся по сторонам и, несмотря на все свои боли, не мог
сдержать улыбки. "Керри" и "Салимов удел" я написал в моечном отсеке взятого
напрокат автоприцепа. Задний коридор нашего дома в Бангоре имел с ним
некоторое сходство и у меня появилось чувство, что я снова нахожусь там,
откуда начал.
В тот день чудес в моей работе не случилось, однако я вновь
соприкоснулся с хорошо знакомой мне магией творческого процесса. Я помню
только, что через какое-то время слова все быстрее и быстрее потекли из-под
моего пера. Мое бедро все еще болело, равно как обе ноги и спина, но эти
боли потихоньку уходили на задний план. Я еще не испытывал в то время
радости, не испытывал возбуждения, но у меня было почти такое же доброе
чувство, что я чего-то добился. Я снова сделал первый шаг, и это было уже
кое-что. Больше всего тебе бывает страшно, пока ты не сделаешь этот первый
шаг.
С той поры дела мои пошли на поправку. После того душного дня в заднем
коридоре мне еще раз сделали операцию на ноге, у меня там было довольно
неприятное воспаление и мне все еще приходится глотать около сотни таблеток
в день, однако я продолжаю писать дальше. В некоторые дни это одно сплошное
мучение. В другие -- а таких становится все больше, по мере того как
заживает нога и голова привыкает к старому ритму жизни, -- я снова испытываю
это радостное возбуждение, это чувство триумфа, когда нахожу нужные слова и
располагаю их в нужном порядке. Это как взлет в самолете: сначала ты внизу,
на земле, совсем низко... и потом уже наверху, паришь на волшебном ковре и
господствуешь над тем, что находится под тобой. Это наполняет меня счастьем,
ибо для этого я и был создан.
Я все еще не до конца собрался с силами, не успеваю сделать и половины
того, что делал раньше за один день, но меня хватило на то, чтобы закончить
эту книгу, и за это я благодарю Бога. Писательство не спасло мне жизнь --
она была спасена умением доктора Дэвида Брауна и любящим уходом моей жены,
-- однако оно еще раз подействовало на меня своим хорошо знакомым мне
образом: оно вновь озарило и обогатило мою жизнь".
Last-modified: Fri, 06 Oct 2000 09:05:57 GMT
Оцените этот текст:Не читал10987654321
1 2 3 4 5