Он не помогает мне.
- Здесь концентрация выше.
- Выше концентрация? - переспрашивает она, медленно
переводя взгляд с коробочки на него.
В ответ он только глупо улыбается. Говорить он уже
просто не может. Точно так же было, когда он впервые узнал
женщину на заднем сидении автомобиля его друга и вернулся
домой уже очень поздно. Когда мать спросила его, как он
провел сегодня время, он точно также глупо улыбался ей в
ответ, как и сейчас.
- А я смогу их разжевать?
- Не знаю. Думаю, что их можно просто проглотить.
- Ну, хорошо. Только смотри, чтобы никто ничего не
увидел.
Он вынимает из коробочки пузырек, открывает
пластмассовую крышечку и вытаскивает из него ватку,
прикрывающую пилюли сверху. Смогла бы она проделать все это
практически одной левой рукой, которая, к тому же, болтается
в воздухе, как поврежденный вертолет? Поверят ли они этому?
Он не знает. Может быть, об этом даже никто и не
задумается. Кому какое дело, в конце концов.
Он вытряхивает на ладонь шесть капсул и украдкой
наблюдает за тем, как она смотрит на него. Это много.
Слишком много. Даже она должна поминать это. Если она
скажет сейчас что-нибудь об этом, он сейчас же ссыплет все
обратно и даст ей одну обычную болеутоляющую таблетку,
применяемую при артрите.
По коридору быстрым шагом проходи сестра, и он, замерев,
быстро отгораживается от нее спиной. Каблучки процокали
мимо. Руки, пытающиеся собрать капсулы вместе, трясутся,
Его мать не говорит ничего и только смотрит на пилюли,
ни о чем не подозревая, как если бы это были просто обычные
пилюли.
- Ну, давай, - говорит он ей своим обычным голосом, как
ни в чем не бывало, и вкладывает первую капсулу ей в рот.
Она пытается разжевать желатиновую оболочку беззубыми
деснами и морщится.
- Что, горькие?
- Да нет, не очень.
Он даст ей следующую пилюлю, еще одну... Она все так же
мусолит их деснами перед тем, как проглотить. Четвертая...
Отпив глоток воды через трубочку, она улыбается ему и он с
ужасом видит, как ядовито-желтым стал ее язык. Если с силой
надавить ей сейчас на живот, а еще лучше ударить по нему, то
ее вырвет и смерть, которую она проглотила только что,
окажется на простыне. Но он не может. Он никогда не мог
ударить свою мать.
- Посмотри, пожалуйста, ноги вместе?
- Проглоти сначала еще вот эти.
Он дает ей пятую пилюлю... И шестую... Потом смотрит,
вместе ли ее ноги. Вместе.
- Я, пожалуй, посплю немного, - говорит она.
- Ол райт. А я пойду попью.
- Ты всегда был очень хорошим сыном, Джонни.
уголком простыни он тщательно стирает с пузырька отпечатки
своих пальцев и ставит его в коробочку, проделав то же самое
и с ней. Коробочку он вкладывает обратно в кошелек, а
крышку от пузырька оставляет на тумбочке, не забыв потереть
и ее. Кошелек он тоже кладет на тумбочку, хладнокровно
рассуждая при этом: "ОНА ПОПРОСИЛА МЕНЯ ДОСТАТЬ ЕЙ КОШЕЛЕК
ИЗ ПАЛЬТО, ЧТО ВИСИТ В СТЕННОМ ШКАФУ. Я СДЕЛАЛ ЭТО ПЕРЕД
САМЫМ СВОИМ УХОДОМ И ХОТЕЛ ПОМОЧЬ ЕЙ ВЫТАЩИТЬ ОТТУДА ТО, ЧТО
ЕЙ БЫЛО НУЖНО, НО ОНА СКАЗАЛА, ЧТО СПРАВИТСЯ САМА И
ПОПРОСИТ ПОТОМ СЕСТРУ ПОЛОЖИТЬ КОШЕЛЕК ОБРАТНО".
Он выходит из палаты и, быстро дойдя до питьевого
фонтанчика, жадно припадает к нему губами. Над фонтанчиком
висит зеркало и, выпрямившись, он пристально и долго смотрит
в него на вой язык.
С замиранием сердца он возвращается в палату и видит,
что она уже спит. Руки беспомощно разбросаны по простыне.
Вены на них пульсируют то сильно, то едва заметно и очень
неритмично. Он целует ее в лоб. Ее веки слабо вздрагивают,
но не открываются.
Все... Остановить это уже невозможно.
Он чувствует, как на него наваливается какая-то
прострация - ему ни хорошо, ни плохо. Ему все равно.
Он выходит из палаты на ватных ногах и пытается
сосредоточится на чем-нибудь постороннем. Все равно, на чем
- лишь бы на чем-нибудь другом. Бесполезное занятие. Он
снова возвращается в палату и выливает себе за шиворот почти
полный стакан воды. Холодная вода немного приводит его в
чувство, и вдруг его осеняет - ведь он только что чуть не
выдал себя с головой. Он достает из кошелька коробочку с
пилюлями и прижимает ее и пузырек к ее почти уже
безжизненным пальцам, чтобы на них остались их отпечатки.
Затем, аккуратно придерживая их уголком простыни, снова
возвращает их в кошелек, а кошелек на тумбочку. Проделав
это, он быстро, не оборачиваясь, выходит из палаты.
Возвратившись домой, он автоматически усаживается в
кресло, даже не разувшись, и включает телевизор, но
совершенно не воспринимает того, то там показывают. В мозгу
болезненно пульсирует только одна мысль: "Как жаль, что я не
поцеловал ее еще хотя бы один раз..." Совершенно забыв о
пиве в холодильнике, он вливает в себя стакан за стаканом
холодную воду и ждет звонка из клиники.
1 2 3 4 5 6
- Здесь концентрация выше.
- Выше концентрация? - переспрашивает она, медленно
переводя взгляд с коробочки на него.
В ответ он только глупо улыбается. Говорить он уже
просто не может. Точно так же было, когда он впервые узнал
женщину на заднем сидении автомобиля его друга и вернулся
домой уже очень поздно. Когда мать спросила его, как он
провел сегодня время, он точно также глупо улыбался ей в
ответ, как и сейчас.
- А я смогу их разжевать?
- Не знаю. Думаю, что их можно просто проглотить.
- Ну, хорошо. Только смотри, чтобы никто ничего не
увидел.
Он вынимает из коробочки пузырек, открывает
пластмассовую крышечку и вытаскивает из него ватку,
прикрывающую пилюли сверху. Смогла бы она проделать все это
практически одной левой рукой, которая, к тому же, болтается
в воздухе, как поврежденный вертолет? Поверят ли они этому?
Он не знает. Может быть, об этом даже никто и не
задумается. Кому какое дело, в конце концов.
Он вытряхивает на ладонь шесть капсул и украдкой
наблюдает за тем, как она смотрит на него. Это много.
Слишком много. Даже она должна поминать это. Если она
скажет сейчас что-нибудь об этом, он сейчас же ссыплет все
обратно и даст ей одну обычную болеутоляющую таблетку,
применяемую при артрите.
По коридору быстрым шагом проходи сестра, и он, замерев,
быстро отгораживается от нее спиной. Каблучки процокали
мимо. Руки, пытающиеся собрать капсулы вместе, трясутся,
Его мать не говорит ничего и только смотрит на пилюли,
ни о чем не подозревая, как если бы это были просто обычные
пилюли.
- Ну, давай, - говорит он ей своим обычным голосом, как
ни в чем не бывало, и вкладывает первую капсулу ей в рот.
Она пытается разжевать желатиновую оболочку беззубыми
деснами и морщится.
- Что, горькие?
- Да нет, не очень.
Он даст ей следующую пилюлю, еще одну... Она все так же
мусолит их деснами перед тем, как проглотить. Четвертая...
Отпив глоток воды через трубочку, она улыбается ему и он с
ужасом видит, как ядовито-желтым стал ее язык. Если с силой
надавить ей сейчас на живот, а еще лучше ударить по нему, то
ее вырвет и смерть, которую она проглотила только что,
окажется на простыне. Но он не может. Он никогда не мог
ударить свою мать.
- Посмотри, пожалуйста, ноги вместе?
- Проглоти сначала еще вот эти.
Он дает ей пятую пилюлю... И шестую... Потом смотрит,
вместе ли ее ноги. Вместе.
- Я, пожалуй, посплю немного, - говорит она.
- Ол райт. А я пойду попью.
- Ты всегда был очень хорошим сыном, Джонни.
уголком простыни он тщательно стирает с пузырька отпечатки
своих пальцев и ставит его в коробочку, проделав то же самое
и с ней. Коробочку он вкладывает обратно в кошелек, а
крышку от пузырька оставляет на тумбочке, не забыв потереть
и ее. Кошелек он тоже кладет на тумбочку, хладнокровно
рассуждая при этом: "ОНА ПОПРОСИЛА МЕНЯ ДОСТАТЬ ЕЙ КОШЕЛЕК
ИЗ ПАЛЬТО, ЧТО ВИСИТ В СТЕННОМ ШКАФУ. Я СДЕЛАЛ ЭТО ПЕРЕД
САМЫМ СВОИМ УХОДОМ И ХОТЕЛ ПОМОЧЬ ЕЙ ВЫТАЩИТЬ ОТТУДА ТО, ЧТО
ЕЙ БЫЛО НУЖНО, НО ОНА СКАЗАЛА, ЧТО СПРАВИТСЯ САМА И
ПОПРОСИТ ПОТОМ СЕСТРУ ПОЛОЖИТЬ КОШЕЛЕК ОБРАТНО".
Он выходит из палаты и, быстро дойдя до питьевого
фонтанчика, жадно припадает к нему губами. Над фонтанчиком
висит зеркало и, выпрямившись, он пристально и долго смотрит
в него на вой язык.
С замиранием сердца он возвращается в палату и видит,
что она уже спит. Руки беспомощно разбросаны по простыне.
Вены на них пульсируют то сильно, то едва заметно и очень
неритмично. Он целует ее в лоб. Ее веки слабо вздрагивают,
но не открываются.
Все... Остановить это уже невозможно.
Он чувствует, как на него наваливается какая-то
прострация - ему ни хорошо, ни плохо. Ему все равно.
Он выходит из палаты на ватных ногах и пытается
сосредоточится на чем-нибудь постороннем. Все равно, на чем
- лишь бы на чем-нибудь другом. Бесполезное занятие. Он
снова возвращается в палату и выливает себе за шиворот почти
полный стакан воды. Холодная вода немного приводит его в
чувство, и вдруг его осеняет - ведь он только что чуть не
выдал себя с головой. Он достает из кошелька коробочку с
пилюлями и прижимает ее и пузырек к ее почти уже
безжизненным пальцам, чтобы на них остались их отпечатки.
Затем, аккуратно придерживая их уголком простыни, снова
возвращает их в кошелек, а кошелек на тумбочку. Проделав
это, он быстро, не оборачиваясь, выходит из палаты.
Возвратившись домой, он автоматически усаживается в
кресло, даже не разувшись, и включает телевизор, но
совершенно не воспринимает того, то там показывают. В мозгу
болезненно пульсирует только одна мысль: "Как жаль, что я не
поцеловал ее еще хотя бы один раз..." Совершенно забыв о
пиве в холодильнике, он вливает в себя стакан за стаканом
холодную воду и ждет звонка из клиники.
1 2 3 4 5 6