И наконец, я возжаждал последнего – найти себе место хоть в сердце какого-нибудь одного человека. Но и это мне не удалось. Потому что человек сражается и берется с самим собой: разум воюет с чувствами, а чувства – между собой, жалость влечет к одному, а жадность – к другому, похоть требует одного гнев – другого, честолюбие – третьего, алчность – четвертого.
То, что христианам угодно называть церковью, чему иному она поучает, как не единодушию? Но что общего между войной и церковью? Церковь славит согласие, а война есть следствие раздоров. Если вы гордитесь тем, что являетесь частью церкви, то что вам за дело до войны? Если же вы отпали от церкви, то что вам за дело до Христа? Если вы приняты в одном доме, если у вас общий господин, если вы стоите за одно и приняли одинаковую присягу, если радуетесь одним дарам, если вы питаетесь одной пищей, если с вас требуется и спрашивается одинаковое воздаяние, почему же вы так вздорите между собой? Мы видим, что даже среди подлых наемников, готовых за плату и на убийство, царит великое согласие лишь потому, что идут они на войну под одним и тем же знаменем. Но неужели такое множество вещей не может примирить тех, кто проповедует святость? Неужели все священные обряды ничего не могут поделать?
Увы, пословица говорит, что злые дела примиряют злых людей. Есть ли что более хрупкое, чем жизнь человеческая? Или более короткое? И скольким болезням и превратностям она подвержена? И все же, зная это, люди, словно лишенные разума, навлекают на себя всевозможные беды, большие, чем они способны вынести и выстрадать. Умы людей настолько ослеплены, что они ничего этого не видят. Они всячески стараются разорвать а расторгнуть все узы природы, все узы единоверия и человеческого общежития. Они повсюду сражаются друг с другом, и этому не видно ни конца, ни края. Нация с нацией, город с городом, цех с цехом, государь с государем сталкиваются и наносят друг другу урон. И часто из-за глупости или тщеславия двух человек, которым самим, возможно, суждено в ближайшее время погибнуть от черной оспы, все человеческие дела идут насмарку.
Я не стану говорить о трагедиях древних войн. Вспомним хотя бы дела десяти прошедших лет. Какая из наций не сражалась за эти годы на суше и на море с величайшей яростью? Какая страна не была залита христианской кровью? Какая река и какое море не были замутнены кровью людей? Стыд и позор! Христиане сражались еще более ожесточенно, чем древние евреи, чем язычники, чем дикие звери! Войны, которые вели древние евреи, были направлены против чужеземцев. Такую войну христиане должны вести против пороков, которые распространены среди них, а не против людей! Древними евреями руководила в сражениях вера. А христиан, если здраво взглянуть на вещи, отбросив предвзятые мнения, повсюду увлекает в битву тщеславие. Гнев – самый худший советчик – и ненасытная преступная жажда стяжательства руководят ими. Древние евреи воевали с варварами, а христиане вступают в союз с турками и сражаются друг с другом.
Обычно жажда славы заставляла языческих тиранов начинать войны. Ради этого они покоряли варваров и дикие народы, что шло на благо самим варварам, а потому победитель пользовался расположением побежденных. И языческие тираны делали все возможное, чтобы победа была бескровной, чтобы побеждали за них признанная сила и заслуженная слава и чтобы доброта победителя была утешением для побежденных.
Но мне стыдно вспоминать, из-за каких пустейших и суетных причин ввергают мир в войны христианские государи. Один государь отыскивает или присваивает себе какой-нибудь старый и опороченный титул, как будто в нем заключается нечто весьма важное для властвования и управления королевством, словно в этом заключены все выгоды и благополучие страны. Другой государь находит, что какая-то мелочь – я уже не могу вам сказать, какая, – пропущена в перечислении сотен титулов. Третий государь лично оскорблен тем, что ему лживо передала его супруга, разобиженная каким-нибудь ничего не значащим словом или вольной фразой.
Но самое преступное и гнусное – это лицемерие тиранов, Они ощущают и видят свое могущество, лишь разрушая согласие в народе, а когда это согласие нарушено, они втягивают и вовлекают народ в войну, чтобы, разъединить тех, кто еще оставался единым, и чтобы еще свободнее и легче грабить и истязать несчастных людей. Другие из них еще преступнее – это те, кто жиреет за счет несчастий и разорения народа и кому в мирное время нечего делать в человеческом обществе.
Какие адские фурии смогли влить подобный яд в сердца христиан? Кто выдумал эту тиранию? Подобной не знали ни при Дионисии, ни при Meзенции, ни при Фалариде. Нынешние тираны скорее похожи на диких зверей, чем на людей. Они горды своим тиранством. Их гордость не в благородстве и не в мудрости, а в том, чтобы вредить и наносить урон другим, не в согласии и содружестве, а в том, чтобы угнетать всех остальных. И тех, кто совершает подобное, считают и принимают за христиан, и повсюду эти осквернители приходят в святые храмы и приближаются к алтарям! О, вы хуже самой страшной чумы, и вас лучше бы изгнать на отдаленнейшие острова!
Все христиане – братья. Но почему же каждый из них не радуется, видя благополучие и процветание других людей? Теперь думают так: если соседнее государство процветает и здравствует, то одного этого вполне достаточно для того, чтобы начать против него войну.
Что же еще, если говорить правду, заставило и заставляет многих ополчаться с оружием на королевство французское, как не то, что это королевство самое процветающее из всех? Нигде нет столь обширных, необозримых владений, столь благородного сената, столь знаменитых университетов, нигде нет большего согласия, а потому и большего могущества.
Германия, я уже не говорю о Богемии, настолько раздроблена между различными королями, что никоим образом не походит на единое государство. Только Франция является неувядающим цветом христианства. Она подобна крепости, которая может служить защитой в случае грозы или бури. И в нее-то всеми путями вторгаются и всеми способами ее разоряют, хотя те, кто это делает, должны были бы именно по этой причине, если бы в них была хоть капля христианской морали, быть довольными и наиболее к Франции благосклонными. А они считают свои злые дела хорошими и справедливыми. Они говорят, что этим расчищают путь для расширения царства Христова. О чудовищное дело! Они думают, что весь христианский мир не будет достаточно богат и укреплен, если не разрушить прекраснейшую и счастливейшую часть его!
Если бы так поступали простые люди, можно было бы все объяснить их невежеством. Если бы так делали юнцы, можно было бы простить им из-за отсутствия опыта. Если бы такое творили невежды и глупцы, их недостатки служили бы оправданием жестокости совершаемого. Но ныне мы видим, что виновниками войны чаще всего являются те, благодаря чьим советам и умеренности можно было бы предотвратить столкновение народов.
Простые люди возводят великолепные города, а построив их, сообща управляют ими и, управляя, становятся богатыми. Сатрапы прокрадываются в эти города и, как трутни, безбожно уничтожают и расхищают то, что создано и добыто трудом и искусством других людей. Так немногими развеивается то, что собрано трудом многих, и чем прекраснее бывает созданное, тем беспощаднее оно разрушается.
1 2 3 4 5 6 7 8