КЛУБ УБИЙЦ


Роман Бутлер был мрачен.
- Я ничего не могу доказать, - сказал он, - а твой Рувинский не хочет
мне помочь. В конце концов, это означает противодействие полиции, и я
запросто...
- В тебе сейчас говорит обида, - заметил я. - Подумав, ты и сам
поймешь, что ничем помочь тебе Моше Рувинский не может.
- Почему? - спросил Роман.
- Потому что эти люди не создают альтернатив, и следовательно,
стратификаторы Лоренсона бессильны.
- Не понимаю! - нахмурился комиссар полиции. - Они думают об
убийствах. Они рассчитывают свои действия и нашу реакцию. Они...
Он, действительно, не понимал, и мне пришлось пуститься в объяснения.
Чтобы читатель не последовал примеру Романа, объясняю всем - мне
совершенно не нужны недоразумения.
Если вы стоите перед светофором, у вас есть две реальных возможности:
перейти улицу на красный свет или остаться на месте, пока не вспыхнет
зеленый. Секунду вы раздумываете и решительно идете вперед. В то же
мгновение мир раздваивается, и возникает Вселенная, в которой вы стоите,
ожидая зеленого светофора. Эта, альтернативная, Вселенная уже не зависит
от вашего желания, у нее свои планы на будущее, но вы можете, в принципе,
воспользоваться стратификатором, находящимся в Институте альтернативной
истории, и поглядеть, каким станет мир лет через десять после того, как вы
остановились в ожидании зеленого светофора.
Это, конечно, всего лишь пример. Что такое светофор? Фу, мелочь -
возникающая альтернатива почти не отличается от нашей серой реальности, и
смотреть на это неинтересно. Но ведь в жизни человека бывают моменты
выбора, определяющего всю оставшуюся жизнь. И даже жизнь страны. А то и
всего мира. Гитлер, к примеру, мог подумать и в припадке эпилепсии решить
не нападать на СССР. Или, скажем, Рабин перед историческим рукопожатием с
Арафатом. Наверняка было мгновение, когда премьер размышлял: а не послать
ли этого террориста к черту? Возобладал трезвый расчет, но, если мысль о
выборе вообще приходила Рабину в голову, то немедленно и возник
альтернативный мир, в котором израильский премьер, сославшись на свою
историческую роль, отказался от рукопожатия и уехал в Тель-Авив...
Любой выбор реализуется - либо в нашем мире, либо в альтернативном.
И я никак не мог убедить Романа Бутлера, комиссара тель-авивской
уголовной полиции, в том, что его "Клуб убийц" никаких альтернативных
миров не создавал и создавать не мог.
Причина, по которой Бутлер не желал понимать очевидного, была
простой: Роман терпеть не мог художественную литературу.

Началась эта история в тот день, когда на сборище тель-авивских
писателей-детективщиков явился некий гость, имя которого Бутлер не пожелал
мне назвать. Сборище имело место в клубе писателей на Каплан N_10, где
авторы детективных романов обсуждали свои сюжеты, после того, разумеется,
как в произведении была поставлена последняя точка. Споры писателей
показались гостю настолько интересными, что через неделю он привел с собой
друга. Через месяц писательские собрания посещали уже политики, ученые и
даже бизнесмены. А что? Самим участвовать в процессе рождения детективного
сюжета - разве это не увлекательное занятие?
Надо сказать, что писателям общество дилетантов от жанра не
понравилось, да и сами дилетанты в конце концов решили, что писатели
ничего не смыслят в убийствах. К обоюдному удовлетворению, сборище
разделилось, и дилетанты от детектива начали собираться в клубе
Гистадрута, обсуждая реальные на вид возможности убийства абсолютно
реальных людей. Особой популярностью пользовался почему-то премьер-министр
Бродецкий: сюжеты с участием его хладного трупа анализировались чуть ли не
на каждой встрече. Обсуждались мельчайшие детали - конкретные заказчики,
конкретные исполнители, время, место, оружие... В общем, забавы
графоманов.
Роман Бутлер, комиссар тель-авивской уголовной полиции, думал иначе.
- Смотри, Песах, - сказал он мне однажды. - Если человек замышляет
убийство, причем тщательно обдумывает детали, это значит, что возникает
альтернативный мир, в котором он это убийство совершает на самом деле,
разве нет? И для того, чтобы спасти от смерти многих людей хотя бы в иных
альтернативах, я просто обязан это сборище разогнать. Так? Но для того,
чтобы я, полицейский, мог предпринять какие-то действия, мне нужны
доказательства вины. То есть - доказательства существования альтернативы,
в которой, например, премьер Бродецкий был бы убит именно так, как
воображали эти бездельники из клуба. Ты согласен? Но для этого я должен
такую альтернативу обнаружить, а директор Рувинский не дает мне разрешения
на обзор!
- И правильно делает, - сказал я, - потому что люди эти никаких
альтернативных миров не создают и создать не могут.
- Вот этого я не понимаю! - воскликнул Бутлер. - Они ведь думают об
убийствах! Значит, в тот момент, когда они...
- Ничего подобного, - я объяснял это Роману уже пятый раз. - Смотри
сюда. Я у тебя спрашиваю: налить тебе чай или кофе. И ты задумываешься на
мгновение, делаешь выбор и говоришь: кофе. Тут же мир раздваивается, и
возникает альтернатива, в которой ты попросил чай. Верно?
- Именно об этом я и толкую, - мрачно сказал Роман.
- А теперь допустим, - продолжал я, - что мы мирно сидим, пьем кофе в
нашей альтернативе и я вдруг спрашиваю тебя: Роман, а не убить ли нам
премьера Бродецкого? Ты на миг задумываешься и отвечаешь: нет, Песах, не
нужно. И ты воображаешь, что при этом возникает альтернатива, в которой ты
ответил "давай", пошел и убил премьера?
- Н-ну... - протянул Бутлер, начав, наконец, понимать разницу между
реальностью и художественным вымыслом.
- Не пошел бы, - завершил я свою мысль. - Ибо для любого действия,
для любого реального выбора нужна причина. Чай или кофе - реальный выбор,
и альтернатива возникает неизбежно. А убийство премьера для нас с тобой
выбор воображаемый, и никакой альтернативы в этом случае возникнуть не
может. Идея остается идеей. То же и с твоими фантазерами. Ни у кого из них
нет реальной причины убивать господина Бродецкого, и потому они могут
сколько угодно рассуждать о том, как лучше действовать. Альтернативы не
будет. Премьер останется жив. Ясно?
- Да, - сказал Роман, подумав, и я облегченно вздохнул - скажу
честно, это очень утомительное занятие: убеждать в чем бы то ни было
комиссара полиции.
- Но, видишь ли, Песах, - продолжал Роман, и я понял, что радость моя
была преждевременной. - Видишь ли, я ведь не знаю - возможно, у кого-то из
этих людей есть причина, и есть повод? Кто гарантирует мне, что все эти
люди - всего лишь графоманы?
- Никто, - сказал я, спорить у меня уже не было сил. - Ну и черт с
ними. Пусть придумывают способы убийства, пусть где-то в созданных ими
альтернативных мирах премьер Бродецкий погибает смертью мученика, а
тамошний комиссар Бутлер с блеском находит преступника. Нам-то что до
этого, если в нашем мире ничего подобного не происходит?
- Ты в этом уверен?
1 2 3 4 5 6