Вязников попятился и повалился в кресло — похоже, его с трудом держали ноги.
— Извините, — пробормотал он. — Никто из нас не… Но дышать стало легче.
— Минутку, — быстро сказал Антон, теперь ему точно было слышно, как Света чем-то гремела на кухне. — Посидите, Даниил Сергеевич, я сейчас вернусь. Похоже, нас зовут обедать.
Он вышел из комнаты и обнаружил жену на пороге кухни. В руке Света держала верхнюю половинку гипсовой скульптуры Дон-Кихота — в прежние времена эта полуметровая статуэтка стояла у отца на столе. После смерти отца, Антон, никогда не любивший это произведение ширпотреба, переставил рыцаря на кухонный шкаф, где он, с одной стороны, никому не мешал, а с другой, служил напоминанием о том, что когда-то в этой квартире был другой хозяин. Обломки нижней части статуи усыпали кухонный пол, а один, самый крупный, почему-то лежал в большом блюде для салатов.
— Я так перепугалась! — воскликнула Света, увидев мужа.
— Ты лазила на шкаф? — спросил Антон.
— Что я там забыла? — возмутилась Света и принялась собирать с пола осколки. Антон вышел в прихожую, оставил половинку статуи у обувного ящика и вернулся на кухню.
— Погоди-ка, — сказал он. — Потом уберешь, объясни, что произошло. Он же стоял не с края, его только землетрясение могло сдвинуть с места или… Ты говоришь, что не лазила?
— Нет, конечно! Я вообще стояла к шкафу спиной. Вдруг слышу — что-то шевелится. Оборачиваюсь, а этот уже подкатился к краю и… Я подставила руки — чисто инстинктивно, поверь! — он на меня и упал. Только был уже разломан — половину я успела подхватить, а другая как грохнется! Никогда не подумала бы, что такое может случиться! Дай совок, я все соберу. Господи, а этот кусок как в блюде оказался? Слава Богу, что не разбилось. Антон, ты видел когда-нибудь, чтобы статуи сами собой падали? Послушай, может, действительно случился толчок, а я не заметила?
Антон помог жене собрать осколки, самый большой — из блюда — вынес в прихожую, остальные поместились в мусорном ведре. Света наконец пришла в себя и потребовала:
— Иди к гостю. Что он может подумать? Через десять минут выходите к столу, я вас специально звать не буду.
— Хорошо, — согласился Антон.
Вязников, похоже, не шевелился после того момента, как хозяин его оставил. Он посмотрел на Антона, и во взгляде математика почему-то ясно читался ужас. Не удивление, не вопрос, а именно ужас — темный, глубокий, непреодолимый.
— Что? — спросил Вязников, с трудом разлепив губы. — Что случилось?
— Ничего особенного, — махнул рукой Антон, усаживаясь в кресло. — На шкафу статуэтка Дон-Кихота стояла. Гипсовая. Сто лет стояла и вдруг упала. Ерунда, я ее давно хотел выбросить… Так о чем мы с вами? Да, вспомнил. Вы сказали: «Дышать стало легче». Вы имели в виду Митрохина?
— Я имел в виду Митрохина, — повторил Вязников, глядя на Антона, как кролик на удава.
— Объясните, пожалуйста, — предложил Антон. — Мы сейчас не в официальной обстановке, вы мой гость, можете говорить все, что считаете нужным. Митрохин был плохим человеком, вы это хотели сказать?
— Можно подумать, что вы сами этого не знаете, — буркнул Вязников, перестав наконец глядеть Антону в глаза и переведя взгляд на трещину в потолке, которую Света уже дважды безуспешно замазывала краской. — Вы же со всеми несколько раз говорили, не могли не услышать…
— Что? — нахмурился Антон. — Ничего такого страшного я о Митрохине не слышал. Просто вы к нему несправедливы, поскольку неравнодушны к его жене. Теперь — вдове.
— Несправедлив! — усмехнулся Eязников. — Несправедлив к человеку, который крадет чужие научные идеи! К человеку, который добивается женщины с помощью шантажа! К человеку, выгнавшему из дома собственную мать, потому что ему нужна была ее комната! Вы знаете, что старуха поехала к брату в Челябинск, по дороге заболела — была зима, морозы стояли под тридцать, — и умерла через неделю после приезда, а он даже на похоронах не был, потому что справлял медовый месяц?
— Об этом мне никто не говорил, — пробормотал Антон.
— Конечно, все они Володю выгораживали. Расскажи о том, что знали и как к нему относились, вы бы подумали: ага, а не ты ли его… того!
— Подведем итоги, — кивнул Антон и начал загибать пальцы: — Вы любите Машу, ненавидите научное воровство, не можете простить Митрохину бесчестное поведение по отношению к матери…
— Все перечисленные мотивы, — сказал Вязников спокойным голосом, — не имеют значения, потому что ни у кого из нас не было ни малейшей возможности убить Владимира. Ваши эксперты с этим согласны.
— В общем-то да, — кивнул Антон. — Да что мы все о Митрохине? Света нас обедать ждет. Пойдемте.
Антон буквально вытянул гостя из кресла и подтолкнул в направлении двери. Минуту спустя они сидели за круглым столом, на котором стояли пиалы с овощным и мясным салатами, блюдо с большими кусками аппетитного мяса и жареным картофелем. Хозяин разлил по бокалам холодное «Каберне» и предложил тост за прекрасных дам, которых мы любим, даже если они никогда не будут нам принадлежать.
— Это ты на что намекаешь? — нахмурилась Света, опустив бокал.
— Тост для меня, — объяснил Вязников. — Давайте я тоже скажу. Выпьем за то, чтобы каждому было воздано по делам его.
— Воистину так, — кивнул Антон.
— Но именно по делам, — добавил Вязников, — а не по намерениям или желаниям. За выполнение желаний выпьем отдельно.
— И то верно, — согласился Антон. — Желания далеко не всегда становятся делами, значит, и тосты должны быть разными.
— Что-то вы туманно выражаетесь, мальчики, — вздохнула Света и перевела разговор на премьеру в «Сатириконе», которую никто из них не видел, а потому и обсуждение получилось весьма беспристрастное.
За выполнение желаний так и не выпили.
* * *
Антон начал было помогать Свете убирать пустые тарелки, но жена мягко сказала, что, во-первых, сама лучше справится, а во-вторых, нельзя допустить, чтобы гость скучал.
— Действительно, — усмехнулся Антон. — Что же, Даниил Сергеевич, вернемся к нашим баранам, если не возражаете?
— Душно сегодня, — пробормотал Вязников, устраиваясь в кресле так, будто собирался провести в нем всю оставшуюся жизнь. — По-моему, вы уже достаточно подготовили ситуацию: сначала поджарили меня на медленном огне, потом остудили замечательным вином и едой. Не настолько же я туп, чтобы не понимать смысла ваших действий. Давайте говорить прямо.
— Да, — кивнул Антон, взял в руки лежавшую на столе папочку и достал из нее несколько листков бумаги.
— Вот, — сказал он, — впервые об этом зашла речь, когда я был у вас в институте. Кто-то сказал, что голова, мол, у Вязникова золотая, но руки не из того места растут: при вашем появлении портятся приборы или еще какая-нибудь гадость происходит. О многих теоретиках можно сказать, что при их появлении что-то горит или взрывается. Фольклор такой. Мне это показалось забавным, но, понимаете ли, в этом деле забавно все, кроме смерти. Мотивы, если говорить о преступлении — они ведь тоже забавны, такая, можно сказать, детективная классика, в жизни обычно бывает проще и страшнее. А сам пожар…
Антон кашлянул, прервав себя на полуслове, и ткнул пальцем в первую строку отчета.
— Начнем с конца, — сказал Ромашин. — Самый свежий случай. Восьмое апреля этого года. На углу улицы Вавилова и Ломоносовского проспекта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19