По дороге я заглянула в кабинет мужа, вытащила из-под стола вполне достойный на вид черный «дипломат», месяц назад отправленный Агеевым на пенсию по старости. Я бросила на дно «дипломата» пачку бумаги для принтера и защелкнула замок.
На лестничной площадке топтался водитель Коля.
— Добрый день, Марина Борисовна, — отводя глаза от моей шокирующей раздетости, пробормотал Коля. — Я за Романом Игоревичем.
— А Романа Игоревича нет дома. Его срочно вызвали на совещание. В Смольный.
— Странно, — сказал Коля. — А вы ничего не путаете, Марина Борисовна?
— Господи, чуть не забыла, — воскликнула я, запахивая на груди пеньюар. -…Роман Игоревич просил вам передать вот это.
С этими словами я вынесла из кабинета «дипломат».
Коля вежливо попрощался, и я закрыла за ним дверь.
Дальше я действовала очень быстро и собранно. Для начала отключила радиотелефон мужа, который уже несколько раз тревожно попискивал в кармане его куртки. Раз я сказала «на совещании» — значит, на совещании! Ни о каких «Spice girls» сегодня не могло быть и речи — меня ждали более важные дела. Перетянув кейс веревкой, я отнесла его в кладовку и засунула под кипу старых газет.
Проделав все эти нехитрые манипуляции, я почувствовала, что силы покидают меня. Выйдя на балкон, я глубоко вдохнула сырой морозный воздух и закурила.
С высоты седьмого этажа хорошо был виден весь наш двор. Водитель Коля возился около машины, заботливо укладывая на заднее сиденье старенький «дипломат»
Романа. От дальней подворотни по направлению к нему пружинистыми энергичными шагами приближались два бугая в черных кожаных куртках. В руках одного из них была бейсбольная бита. Еще секунда — и деревянная болванка с силой опустилась на Колину голову. Коля как подкошенный упал на землю, свернувшись жалким, безжизненным калачиком.
Алая струйка крови причудливой лужицей медленно расползалась по талому весеннему снегу. С остервенением пнув Колю ногой, второй бугай подошел к машине, резким движением выдернул «дипломат» и побежал через проходной двор на противоположную сторону улицы. Я рванулась в кабинет мужа и, сбивая все на своем пути, схватила со стола нашу семейную реликвию — старый морской бинокль, с которым мой прадедушка — адмирал русского флота — сражался с японцами в Цусимском проливе. Перебежав на северный балкон, я нацелила окуляры на противоположную сторону улицы, навела фокус и увидела золотистый «опель», в который лихо запрыгивали бритоголовые отморозки. Машина взяла резкий старт и покатила к Неве. Номерной знак, который мне удалось разглядеть в бинокль, стоп-кадром врезался в мое ускользающее сознание.
***
В Агентстве без особого труда установили, что автомобиль «опель-кадет» с номерным знаком Р213ВК78 принадлежит все тому же Михаилу Грицаю.
Выслушав доклад Каширина, Обнорский мрачно выругался и заиграл желваками.
В штаб к Лепесткову он поехал один.
О чем и в каких выражениях Андрей разговаривал с нашим кандидатом, можно было только догадываться. Но Сергей Афанасьевич в тот же день отказался от участия в выборах, после чего был вызван на допрос в горпрокуратуру. Причастность его к разбойному нападению и связь с преступной группировкой Сладенького предстояло доказать следствию. Для нас она была очевидна.
С Агентством за проделанную мной работу Лепестков расплатился сполна и по требованию Обнорского открыл счет в банке на имя Усольцева Николая Васильевича — пострадавшего водителя. Удар битой оказался для Коли тяжелым — ему предстояло длительное лечение в одной из зарубежных клиник.
Феликс Авдотин выборы в Госдуму проиграл с треском. А Роман с тех пор зарекся от политики.
Отношения у нас быстро наладились, вот только я до сих пор не знаю, как сказать мужу о кейсе, который так и лежит в нашем платяном шкафу. Ведь рано или поздно кто-то заинтересуется, куда пропали доллары — и тогда может начаться вторая серия этого безумного триллера… Неужели снова придется обращаться за советом к Обнорскому?
ДЕЛО О ПРОПАВШЕМ БИЗНЕСМЕНЕ
Рассказывает Сергей Ложкин
"На работу в Агентство пришел по приглашению Обнорского после освобождения из заключения в феврале 2000 года. В милицейских кругах Санкт-Петербурга известен как жесткий и решительный человек, хороший профессионал. При этом некоторые сотрудники милиции отмечают излишнюю склонность к авантюре, считают, что «посадка» Ложкина вряд ли была случайной.
За недолгое время работы в Агентстве в качестве корреспондента отдела расследований проявил себя толковым, инициативным и работоспособным специалистом.
(При условии, что разрабатываемая тема представляет для него интерес.)
Характер — сложный. Дружеских отношений в коллективе ни с кем не имеет. Замкнут. Не признает авторитетов, может сорвать порученное ему задание. За короткое время работы в Агентстве дважды совершал прогулы. Холост".
Из служебной характеристики
Ветер пошевелил листву. Прошуршал… Звук был почти не слышен. Такой звук бывает, когда проводишь рукой по затянутой в капрон ноге… ты почти сходишь с ума от этого звука. И глаза смотрят на тебя в упор. Дерзкие глаза самой красивой девочки из десятого "а".
Ветер прошуршал по опавшим листьям. Я выщелкнул за окно окурок. Красный огонек прочертил в рассветном сумраке кривую траекторию, брызнул снопом искр… Желтое пятно в начале проспекта стремительно приблизилось, приобрело форму «Волги» с плафоном на крыше.
Тускло блестело лобастое стекло, блестел хромированный радиатор… там, за стеклом, сидела самая красивая девочка из десятого "а". Позавчера ей исполнилось тридцать семь. Я мигнул дальним светом.
«Волга» притормозила, заложила крутой поворот через разбитые трамвайные пути, остановилась в нескольких метрах от моей «копейки»… Самая красивая девочка поставила на асфальт ноги в дорогущих туфлях. Ноги, обтянутые шуршащим капроном… Двадцать лет назад ты поцеловал эти ноги. И дерзкие глаза смотрели так, что ты сходил с ума… Всего каких-то двадцать лет назад. «Нельзя, — сказала она, когда твои руки скользнули выше, коснулись кожи над резинкой чулка, — нельзя, Сережа… не надо».
Всего-то двадцать лет… семь с чем-то тысяч дней… полжизни.
…Тридцатисемилетняя женщина в дорогущем кожаном плаще стояла на пыльном асфальте, растерянно смотрела на меня. Желтая «Волга» рыкнула движком, уехала. Я вылез из своей развалюхи.
***
— Здравствуй.
— Здравствуй.
— Я опоздала?
— Как всегда…
— Да… действительно… Пригласишь в машину? Зябко.
— А?… Да. Конечно… да.
Ветер прошуршал по листве… зябко… бабье лето. Мы сели в машину. Я пустил движок.
— У тебя есть сигареты?
— Да, конечно… Не знал, что ты куришь…
— Я, собственно, почти не курю…
Щелчок зажигалки… ярко-алые губы, сжимающие сигарету… морщинка… Семье чем-то тысяч дней… «Ты во Внукове спьяну билета не купишь, чтоб хоть бы пролететь надо мной».
— Владик пропал, Сергей…
— Это я понял… Но чем я-то могу тебе помочь?
— Но ты же мент… то есть… ты же…
Сергей, помоги мне.
— Я бывший мент, Вера… И почему ты считаешь, что произошло нечто худое? Может, просто загулял?
— Его нет больше суток… его убили.
— В милиции ты уже была?
— Да… да. Там никому ничего не нужно. Там., они там… они… там…
И она заплакала… Она заплакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
На лестничной площадке топтался водитель Коля.
— Добрый день, Марина Борисовна, — отводя глаза от моей шокирующей раздетости, пробормотал Коля. — Я за Романом Игоревичем.
— А Романа Игоревича нет дома. Его срочно вызвали на совещание. В Смольный.
— Странно, — сказал Коля. — А вы ничего не путаете, Марина Борисовна?
— Господи, чуть не забыла, — воскликнула я, запахивая на груди пеньюар. -…Роман Игоревич просил вам передать вот это.
С этими словами я вынесла из кабинета «дипломат».
Коля вежливо попрощался, и я закрыла за ним дверь.
Дальше я действовала очень быстро и собранно. Для начала отключила радиотелефон мужа, который уже несколько раз тревожно попискивал в кармане его куртки. Раз я сказала «на совещании» — значит, на совещании! Ни о каких «Spice girls» сегодня не могло быть и речи — меня ждали более важные дела. Перетянув кейс веревкой, я отнесла его в кладовку и засунула под кипу старых газет.
Проделав все эти нехитрые манипуляции, я почувствовала, что силы покидают меня. Выйдя на балкон, я глубоко вдохнула сырой морозный воздух и закурила.
С высоты седьмого этажа хорошо был виден весь наш двор. Водитель Коля возился около машины, заботливо укладывая на заднее сиденье старенький «дипломат»
Романа. От дальней подворотни по направлению к нему пружинистыми энергичными шагами приближались два бугая в черных кожаных куртках. В руках одного из них была бейсбольная бита. Еще секунда — и деревянная болванка с силой опустилась на Колину голову. Коля как подкошенный упал на землю, свернувшись жалким, безжизненным калачиком.
Алая струйка крови причудливой лужицей медленно расползалась по талому весеннему снегу. С остервенением пнув Колю ногой, второй бугай подошел к машине, резким движением выдернул «дипломат» и побежал через проходной двор на противоположную сторону улицы. Я рванулась в кабинет мужа и, сбивая все на своем пути, схватила со стола нашу семейную реликвию — старый морской бинокль, с которым мой прадедушка — адмирал русского флота — сражался с японцами в Цусимском проливе. Перебежав на северный балкон, я нацелила окуляры на противоположную сторону улицы, навела фокус и увидела золотистый «опель», в который лихо запрыгивали бритоголовые отморозки. Машина взяла резкий старт и покатила к Неве. Номерной знак, который мне удалось разглядеть в бинокль, стоп-кадром врезался в мое ускользающее сознание.
***
В Агентстве без особого труда установили, что автомобиль «опель-кадет» с номерным знаком Р213ВК78 принадлежит все тому же Михаилу Грицаю.
Выслушав доклад Каширина, Обнорский мрачно выругался и заиграл желваками.
В штаб к Лепесткову он поехал один.
О чем и в каких выражениях Андрей разговаривал с нашим кандидатом, можно было только догадываться. Но Сергей Афанасьевич в тот же день отказался от участия в выборах, после чего был вызван на допрос в горпрокуратуру. Причастность его к разбойному нападению и связь с преступной группировкой Сладенького предстояло доказать следствию. Для нас она была очевидна.
С Агентством за проделанную мной работу Лепестков расплатился сполна и по требованию Обнорского открыл счет в банке на имя Усольцева Николая Васильевича — пострадавшего водителя. Удар битой оказался для Коли тяжелым — ему предстояло длительное лечение в одной из зарубежных клиник.
Феликс Авдотин выборы в Госдуму проиграл с треском. А Роман с тех пор зарекся от политики.
Отношения у нас быстро наладились, вот только я до сих пор не знаю, как сказать мужу о кейсе, который так и лежит в нашем платяном шкафу. Ведь рано или поздно кто-то заинтересуется, куда пропали доллары — и тогда может начаться вторая серия этого безумного триллера… Неужели снова придется обращаться за советом к Обнорскому?
ДЕЛО О ПРОПАВШЕМ БИЗНЕСМЕНЕ
Рассказывает Сергей Ложкин
"На работу в Агентство пришел по приглашению Обнорского после освобождения из заключения в феврале 2000 года. В милицейских кругах Санкт-Петербурга известен как жесткий и решительный человек, хороший профессионал. При этом некоторые сотрудники милиции отмечают излишнюю склонность к авантюре, считают, что «посадка» Ложкина вряд ли была случайной.
За недолгое время работы в Агентстве в качестве корреспондента отдела расследований проявил себя толковым, инициативным и работоспособным специалистом.
(При условии, что разрабатываемая тема представляет для него интерес.)
Характер — сложный. Дружеских отношений в коллективе ни с кем не имеет. Замкнут. Не признает авторитетов, может сорвать порученное ему задание. За короткое время работы в Агентстве дважды совершал прогулы. Холост".
Из служебной характеристики
Ветер пошевелил листву. Прошуршал… Звук был почти не слышен. Такой звук бывает, когда проводишь рукой по затянутой в капрон ноге… ты почти сходишь с ума от этого звука. И глаза смотрят на тебя в упор. Дерзкие глаза самой красивой девочки из десятого "а".
Ветер прошуршал по опавшим листьям. Я выщелкнул за окно окурок. Красный огонек прочертил в рассветном сумраке кривую траекторию, брызнул снопом искр… Желтое пятно в начале проспекта стремительно приблизилось, приобрело форму «Волги» с плафоном на крыше.
Тускло блестело лобастое стекло, блестел хромированный радиатор… там, за стеклом, сидела самая красивая девочка из десятого "а". Позавчера ей исполнилось тридцать семь. Я мигнул дальним светом.
«Волга» притормозила, заложила крутой поворот через разбитые трамвайные пути, остановилась в нескольких метрах от моей «копейки»… Самая красивая девочка поставила на асфальт ноги в дорогущих туфлях. Ноги, обтянутые шуршащим капроном… Двадцать лет назад ты поцеловал эти ноги. И дерзкие глаза смотрели так, что ты сходил с ума… Всего каких-то двадцать лет назад. «Нельзя, — сказала она, когда твои руки скользнули выше, коснулись кожи над резинкой чулка, — нельзя, Сережа… не надо».
Всего-то двадцать лет… семь с чем-то тысяч дней… полжизни.
…Тридцатисемилетняя женщина в дорогущем кожаном плаще стояла на пыльном асфальте, растерянно смотрела на меня. Желтая «Волга» рыкнула движком, уехала. Я вылез из своей развалюхи.
***
— Здравствуй.
— Здравствуй.
— Я опоздала?
— Как всегда…
— Да… действительно… Пригласишь в машину? Зябко.
— А?… Да. Конечно… да.
Ветер прошуршал по листве… зябко… бабье лето. Мы сели в машину. Я пустил движок.
— У тебя есть сигареты?
— Да, конечно… Не знал, что ты куришь…
— Я, собственно, почти не курю…
Щелчок зажигалки… ярко-алые губы, сжимающие сигарету… морщинка… Семье чем-то тысяч дней… «Ты во Внукове спьяну билета не купишь, чтоб хоть бы пролететь надо мной».
— Владик пропал, Сергей…
— Это я понял… Но чем я-то могу тебе помочь?
— Но ты же мент… то есть… ты же…
Сергей, помоги мне.
— Я бывший мент, Вера… И почему ты считаешь, что произошло нечто худое? Может, просто загулял?
— Его нет больше суток… его убили.
— В милиции ты уже была?
— Да… да. Там никому ничего не нужно. Там., они там… они… там…
И она заплакала… Она заплакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51