Одиннадцатилетняя Катя Мальцева, единственная дочь бандита Виталия Мальцева, умерла в реанимации спустя сутки. Усилия врачей оказались напрасными. Эти сутки Виталий не уходил из больницы. Он предлагал врачам любые деньги. Деньги помочь не смогли. На Богословском кладбище появился новый холмик. Еще два дня спустя почерневший, небритый Виталий появился в кабинете Зверева. Опустился на стул. Какое-то время опер и бандит сидели молча, друг на друга не смотрели.
— Спасибо тебе, Зверев… Мне в прокуратуре сказали — ты был там первый. Ты Катюшку…
— Не надо! — остановил Мальцева Сашка. — Не надо благодарить. Я там оказался случайно… И помочь ничем не смог.
Снова замолчали. Потом Виталий спросил:
— Вы их найдете?
Вечный вопрос всех потерпевших! Зверев слышал его сотни раз.
— Не знаю, — сказал он. — Убойщики работают…
— Убойщики, — повторил Мальцев. Звереву стало стыдно за это нелепое слово. — Убойщики…
— Извини… Извини, Виталий. Ребята пашут день и ночь. Пока — ничего.
— Расскажи мне, как ЭТО было, — сказал Мальцев и впервые посмотрел Звереву в глаза. Сашке стало слегка не по себе.
Сашке стало чертовски не по себе!… Он неуверенно сказал:
— Знаешь, Виталий, наверно, ни к чему… А серые глаза с почерневшего лица смотрели в упор. Требовательно и ожидающе. Худенькое тельце в запекшейся крови, с прилипшими песчинками оттягивало руки опера, разбитые губы шептали: Больно… больно.
Испуганно зажимала рот грубой ладонью дворничиха.
— Их было трое… Установлена группа спермы. Есть бутылка с отпечатками пальцев одного из них. По нашей картотеке не проходят. Вот и все… Но ребята работают, Виталий.
Мальцев закрыл лицо руками. Из-под огромных ладоней прозвучало:
— Я хочу установить для них премию. Сумма — любая. Мне нужно, чтобы ЭТИХ нашли.
— Вот этого не нужно. Денег у тебя не возьмут.
— Мне нужно, чтобы их нашли.
— Виталий, поверь мне, мы не за деньги работаем. Мужики пашут день и ночь. Делается все, чтобы этих ублюдков найти.
— Так вы их найдете?
— Не знаю. Убийства и изнасилования (Сашка запнулся)… не моя линия.
— Слушай, Зверев, ты нормальный мужик… Я еще тогда понял. Я ментов не особо люблю, но про тебя понял — ты нормальный человек. Помоги мне, Зверев!
— Чем я могу тебе помочь?
— Если будут какие-то результаты… ну, конкретные лица, понимаешь? Дай мне знать.
Сашка молчал. Про себя он подумал, что о конкретных лицах ему никто не скажет вплоть до момента ареста. Если он будет — арест. Зацепок у убойщиков не было никаких. Отпечатки пальцев? Если убийца и насильник не судим, то пальцы ничего не дадут… А других следов нет: возле тела было натоптано. Валялось, правда, несколько окурков, но их принадлежность убийцам не являлась бесспорной.
Но даже если бы и являлась, то все равно сначала нужно убийц задержать.
…Больно, — шептали детские губы, — больно…
— Я дам тебе знать, — сказал старший оперуполномоченный капитан Зверев. Он понимал, что никакой информации у него не будет. Во всяком случае до задержания негодяев.
— Даешь слово?
— Да, даю слово.
Скоро он раскается, что опрометчиво дал слово.
Виталий поднялся, протянул руку. Рукопожатие бандита и опера было коротким… Мальцев вышел, аккуратно прикрыл дверь, а Зверев остался сидеть за своим столом. Хотелось разбить кому-нибудь морду… Или заорать на все отделение. Заорать матерно и нечленораздельно. Ничего этого он, разумеется, не сделал, механически доработал до конца рабочего дня. А после скучно и безобразно напился в обществе Сухоручко и Галкина.
Позвонил агент, сообщил о некоей квартире, где торговали наркотой. Агент сам был законченный наркоман, и Зверев предположил, что хату он сдает не без умысла: скорее всего, он там набрал кайфа в кредит на немалую сумму и теперь не хочет отдавать. Это, впрочем, ничего не меняло — хату решили брать. Подхлестывало то обстоятельство, что взлом кооперативных ларьков, принадлежащих партийному начальнику, раскрыть не удавалось, и на всех совещаниях в районе честили и РУВД, и конкретно уголовный розыск за низкую раскрываемость. Раскрываемость была на самом деле на уровне общегородской, но два ларька секретаря райкома весили столько же, сколько десяток убийств. Полковник Кислов долбил операм на каждой оперативке: дайте результат по этим проклятым ларькам. Иначе меня со свету сживут. А результата все не было. Время шло, и становилось ясно, что, скорее всего, и не будет. Все похищенное уже давно продано и пропито… Ну, гони процент раскрываемости!
Ах, процент раскрываемости! Настоящий бич оперативной работы. Сколько глупостей и должностных преступлений совершалось, совершается и будет совершаться в угоду этому уродливому божеству. О том, какими средствами и методами добивались этого пресловутого процента, можно написать целое исследование… мы не будем этого делать.
Итак, барыжную наркохату решили брать. Если делать по уму, то сначала нужно было бы провести оперативную установку, прихватить несколько постоянных клиентов, поработать с ними. Но чертовы ларьки и проклятый процент давили на Кислова, а он на оперов.
Итак, Зверев и двое молодых оперативников направились в адрес. Зверев предстоящей операцией был очень недоволен. Предполагал, что может получиться очередной шлепок, но перед молодыми виду не показывал.
Приехали в старый доходный дом на Фонтанке с глубокими, мрачными подъездами и запутанной нумерацией квартир. Дверь никто не открывал, света или шевеления за плотными шторами не наблюдалось… оставалось ждать. Мелькнула мысль, что агент дал ошибочный адрес. Всякое бывает… Но спустя три часа в подъезде появилась парочка, которой позарез требовалась та же самая квартира. Они звонили, молотили в дверь руками и ногами. Им тоже никто не открыл. Перед тем как уйти, парень расстегнул ширинку и помочился на дверь, стараясь попасть в замочную скважину. Сомнений не оставалось — квартирка та самая. На всякий случай Зверев пустил за парой наркоманов одного из оперативников — вдруг приведут в другой адрес? Но несовершеннолетние любители кайфа поймали на улице частника и уехали. (Опер засек номер, и позже частника допросили. Он показал, что отвез парня и девушку на Некрасовский рынок).
Спустя четыре с лишним часа появился еще один визитер. Он позвонил в дверь явно условленным заранее способом: короткий — длинный — короткий — длинный. Один из молодых оперов — Игорь Кудряшов — шепнул Звереву, что на азбуке Морзе это соответствует букве «я».
— Очень ценная информация, — буркнул Зверев. Кудряшов смутился, а Сашка добавил:
— Будем брать этого красавца… может, что-нибудь расскажет.
— А если нет?
— Куда он денется? — ответил Зверев. Лицо визитера-азербайджанца показалось ему знакомым. Впрочем, в темноватом подъезде наверняка он сказать не мог. Позже он вспомнит, что видел его на Некрасовском — центре всей наркоторговли Ленинграда.
Азербайджанец подождал, повторил свой кодовый звонок и что-то зло прошипел в черные усы. Что — не разобрать. Он повернулся, собираясь уходить, и увидел Зверева. И Кудряшова, вылезающего из узкой щели непонятного назначения, где опера провели без малого восемь часов.
— Уголовный розыск, — негромко сказал Сашка, улыбаясь азербайджанцу ласково, как лучшему другу. Тот зашипел и бросился вперед, пытаясь проскочить между Зверевым и стенкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90