И вертухаи, и зэки.
…Спустя несколько дней после того собрания нашел во время шмона Пивоваров номер «Плейбоя» у одного зэка.
— Во, — сказал он, доставая глянцевый журнал из тумбочки, — это у тебя чего?
— «Плейбой», гражданин начальник, — ответил зэк. — Легальное издание. Не запрещается.
— Сам знаю, что не запрещается… а зачем тебе-то?
— А на безбабье-то хоть поглазеть.
— Все с тобой ясно, — веско сказал Пивоваров. — Журнальчик глядишь, и онанизмом грешишь. Так?
И засмеялся весело, жизнерадостно, громко.
— Может, и грешу, — ответил зэк спокойно. — По мне уже лучше так, чем под хвост баловаться.
И осекся смех веселый. Бросил прапорщик Пивоваров проклятый «Плейбой» на тумбочку, махнул рукой… Но больше на пустые ряды впереди справа не садился.
Обнорского Зверев перетащил к себе в отряд. Никаких сложностей здесь не было — завхоз 16-го умел ладить со всеми. Свои отношения с начальством он строил на голом корыстном расчете. Лагерный кум, например, был заядлым киноманом, и Сашка регулярно снабжал его видеоновинками. Кассеты ему присылали из Питера. Один из замов начальника был тщеславен, считал себя самым крутым специалистом-хозяйственником. К нему Сашка ходил за консультациями по хозяйственным вопросам: покраске забора, замене унитаза, забиванию гвоздя. Эти глобальные вопросы замнач мог обсуждать подолгу и всерьез… Зверев был единственным человеком в тринадцатой зоне, проявляющим искренний интерес к этой животрепещущей теме. Замнач ставил его в пример остальным.
Если к Сашке обращался рядовой зэк, то и его Сашка всегда внимательно выслушивал и помогал.
Сашка лгал и лицемерил, крутился. Но зато он решал вопросы. Умел при этом держаться с достоинством, не допуская какого-либо панибратства, был ровен и выдержан. А при случае мог показать характер. В общем, Александр Зверев в тринадцатой был в большом авторитете. Когда однажды Сашка подрался (и очень жестко) с двумя бывшими омоновцами из Подмосковья, начальник колонии сказал: «Ну уж если Зверева достали! Уродов — в карцер, Звереву сделать внушение… а то распустились, понимаешь».
Сашка лгал и лицемерил, но он еще и реально работал. Его отряд был лучшим в зоне. У него стенгазета, наглядная агитация, настольные игры, спортивные состязания, у него наименьшее число нарушений режима и самые высокие производственные показатели… Зверев рвался на волю, на УДО. По лагерному выражению, он был краснее пожарной машины.
…Сашка лежал на диване в своей комнате. Ничего в ней не напоминало о зоне: импортные обои, нормальная мебель, телевизор, магнитофон, полки с книгами и кассетами, торшер. Не было только окна. Но это мы уже, как говорится, проходили. Зверев взял лист ватмана и… правильно! Луг и коровы. Привилегия завхоза… Сашка лежал на диване, обдумывая рассказ Обнорского. А рассказал ему Андрей, что…
…В июне девяносто первого года военный переводчик Андрей Обнорский уволился из Вооруженных Сил СССР. До увольнения успел послужить в Южном Йемене и Ливии. Принимал участие в боевых операциях, был ранен, награжден йеменской медалью и ливийским орденом. (Зверев подумал, что именно тогда, когда Андрей увольнялся из армии, у него начался роман с Настей). Об этом периоде своей жизни Обнорский рассказал бегло и неохотно… Видимо, что-то его тяготило. На гражданке капитан запаса стал работать в газете. В ленинградскую городскую молодежку он посылал свои очерки еще из Ливии. В газету его могли бы запросто и не взять — время было такое, что всюду выявляли агентов КГБ, а Андрей многим представлялся именно комитетским… офицер, служил за границей, владеет языками… Но взяли почему-то. В газете Обнорский стал специализироваться на криминальной тематике. Возможно, именно это определило его дальнейшую жизнь. Специфика работы постоянно сводила его и с бандитами, и с ментами… Если бы ты пораньше начал свою журналистскую карьеру, подумал Сашка, запросто могли бы встретиться на воле… Или если бы я позже подсел.
Работа Обнорскому нравилась, он занимался своим делом с удовольствием, взахлеб. Обрастал связями, накапливал материал, систематизировал его. Даже подумывал о том, что когда-нибудь напишет книгу о криминальной жизни Питера. Жилось ему тогда в кайф, как он сам выразился. Семьей не обременен, материально независим, работа по сердцу… масса друзей и подружек, интересные встречи с нестандартными людьми. Нестандартные же ситуации… все в кайф. В сентябре девяносто второго (для Зверева это был памятный сентябрь — суд) Андрей Обнорский впервые активно вмешался в темную криминальную историю. Со слов Андрея выходило, что разруливал там крутой питерский пахан по прозвищу Антибиотик. Зверев сам никогда не пересекался с Палычем, но слышал о нем много. Палыч, бесспорно, был фигурой большого калибра. Вероятно, самого большого в Питере. Обнорский тогда здорово наступил Антибиотику на ногу. Результат не замедлил себя ждать: загремели выстрелы, пролилась кровь… погибли несколько бандитов и несколько ни в чем не повинных людей. Среди них — опер из спецслужбы Женька Кондрашов… Впрочем, он уже не был на тот момент опером. Кондрашова Сашка знал лично. Однажды, когда Зверев уже находился в бегах Женька помог ему избежать нежелательной встречи с ментами… Когда Андрей рассказал о нелепой, трагической смерти Кондрашова, у Зверева заходили желваки на скулах. Да и судьбы двух оперов были схожи… Ах, Женька-Женька!… Косвенно виновником гибели Кондрашова был Обнорский. Он этого и не отрицал, корил себя жестоко.
Дальнейшие события закручивались в еще более крутую спираль. Журналист в силу своего авантюрного характера оказался втянут в такие криминальные разборки, что фактически чудом остался жив. Но умудрился нажить себе могущественного врага… настолько могущественного, что трудно себе представить. Антибиотик правил бал в криминальном Питере. Выиграть схватку с ним было невозможно, но Обнорский все же попробовал это сделать с помощью своей любовницы. Эта дамочка тоже представляла изрядный интерес. В молодости она выскочила замуж за крупного советского хозяйственника. Крупный хозяйственник оказался не менее крупным ворюгой, да еще хранителем оперативного партийного общака, что и стало причиной его гибели. Впрочем, эту часть истории Андрей Обнорский осветить как следует не мог — сам почти ничего об этом не знал. Кроме разве что суммы… если верить журналисту, суммочка была около шестидесяти миллионов долларов. Зверев полагал, что здесь имеет место некое преувеличение… хотя черт его знает! Недаром в девяносто первом партийные кассиры из окон выбрасывались… что-то там есть.
Вот эти-то деньги и стали причиной посадки журналиста в тюрьму. После смерти сбежавшего за границу крупного хозяйственника его вдовушка — нынешняя любовница Обнорского — стала фактической владелицей партийной заначки. Чтобы вынудить ее поделиться, журналиста подставили и закрыли. Шаг, бесспорно, разумный — где же надежнее всего держать заложника, как не в зоне?… Журналиста закрыли, но вдова что-то не торопилась его выкупить, скрывалась за границей.
Сам Обнорский предполагал, что его будут держать за колючей проволокой бессрочно: кончится один срок — добавят другой… До тех пор, пока не вынудят вдову отдать деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
…Спустя несколько дней после того собрания нашел во время шмона Пивоваров номер «Плейбоя» у одного зэка.
— Во, — сказал он, доставая глянцевый журнал из тумбочки, — это у тебя чего?
— «Плейбой», гражданин начальник, — ответил зэк. — Легальное издание. Не запрещается.
— Сам знаю, что не запрещается… а зачем тебе-то?
— А на безбабье-то хоть поглазеть.
— Все с тобой ясно, — веско сказал Пивоваров. — Журнальчик глядишь, и онанизмом грешишь. Так?
И засмеялся весело, жизнерадостно, громко.
— Может, и грешу, — ответил зэк спокойно. — По мне уже лучше так, чем под хвост баловаться.
И осекся смех веселый. Бросил прапорщик Пивоваров проклятый «Плейбой» на тумбочку, махнул рукой… Но больше на пустые ряды впереди справа не садился.
Обнорского Зверев перетащил к себе в отряд. Никаких сложностей здесь не было — завхоз 16-го умел ладить со всеми. Свои отношения с начальством он строил на голом корыстном расчете. Лагерный кум, например, был заядлым киноманом, и Сашка регулярно снабжал его видеоновинками. Кассеты ему присылали из Питера. Один из замов начальника был тщеславен, считал себя самым крутым специалистом-хозяйственником. К нему Сашка ходил за консультациями по хозяйственным вопросам: покраске забора, замене унитаза, забиванию гвоздя. Эти глобальные вопросы замнач мог обсуждать подолгу и всерьез… Зверев был единственным человеком в тринадцатой зоне, проявляющим искренний интерес к этой животрепещущей теме. Замнач ставил его в пример остальным.
Если к Сашке обращался рядовой зэк, то и его Сашка всегда внимательно выслушивал и помогал.
Сашка лгал и лицемерил, крутился. Но зато он решал вопросы. Умел при этом держаться с достоинством, не допуская какого-либо панибратства, был ровен и выдержан. А при случае мог показать характер. В общем, Александр Зверев в тринадцатой был в большом авторитете. Когда однажды Сашка подрался (и очень жестко) с двумя бывшими омоновцами из Подмосковья, начальник колонии сказал: «Ну уж если Зверева достали! Уродов — в карцер, Звереву сделать внушение… а то распустились, понимаешь».
Сашка лгал и лицемерил, но он еще и реально работал. Его отряд был лучшим в зоне. У него стенгазета, наглядная агитация, настольные игры, спортивные состязания, у него наименьшее число нарушений режима и самые высокие производственные показатели… Зверев рвался на волю, на УДО. По лагерному выражению, он был краснее пожарной машины.
…Сашка лежал на диване в своей комнате. Ничего в ней не напоминало о зоне: импортные обои, нормальная мебель, телевизор, магнитофон, полки с книгами и кассетами, торшер. Не было только окна. Но это мы уже, как говорится, проходили. Зверев взял лист ватмана и… правильно! Луг и коровы. Привилегия завхоза… Сашка лежал на диване, обдумывая рассказ Обнорского. А рассказал ему Андрей, что…
…В июне девяносто первого года военный переводчик Андрей Обнорский уволился из Вооруженных Сил СССР. До увольнения успел послужить в Южном Йемене и Ливии. Принимал участие в боевых операциях, был ранен, награжден йеменской медалью и ливийским орденом. (Зверев подумал, что именно тогда, когда Андрей увольнялся из армии, у него начался роман с Настей). Об этом периоде своей жизни Обнорский рассказал бегло и неохотно… Видимо, что-то его тяготило. На гражданке капитан запаса стал работать в газете. В ленинградскую городскую молодежку он посылал свои очерки еще из Ливии. В газету его могли бы запросто и не взять — время было такое, что всюду выявляли агентов КГБ, а Андрей многим представлялся именно комитетским… офицер, служил за границей, владеет языками… Но взяли почему-то. В газете Обнорский стал специализироваться на криминальной тематике. Возможно, именно это определило его дальнейшую жизнь. Специфика работы постоянно сводила его и с бандитами, и с ментами… Если бы ты пораньше начал свою журналистскую карьеру, подумал Сашка, запросто могли бы встретиться на воле… Или если бы я позже подсел.
Работа Обнорскому нравилась, он занимался своим делом с удовольствием, взахлеб. Обрастал связями, накапливал материал, систематизировал его. Даже подумывал о том, что когда-нибудь напишет книгу о криминальной жизни Питера. Жилось ему тогда в кайф, как он сам выразился. Семьей не обременен, материально независим, работа по сердцу… масса друзей и подружек, интересные встречи с нестандартными людьми. Нестандартные же ситуации… все в кайф. В сентябре девяносто второго (для Зверева это был памятный сентябрь — суд) Андрей Обнорский впервые активно вмешался в темную криминальную историю. Со слов Андрея выходило, что разруливал там крутой питерский пахан по прозвищу Антибиотик. Зверев сам никогда не пересекался с Палычем, но слышал о нем много. Палыч, бесспорно, был фигурой большого калибра. Вероятно, самого большого в Питере. Обнорский тогда здорово наступил Антибиотику на ногу. Результат не замедлил себя ждать: загремели выстрелы, пролилась кровь… погибли несколько бандитов и несколько ни в чем не повинных людей. Среди них — опер из спецслужбы Женька Кондрашов… Впрочем, он уже не был на тот момент опером. Кондрашова Сашка знал лично. Однажды, когда Зверев уже находился в бегах Женька помог ему избежать нежелательной встречи с ментами… Когда Андрей рассказал о нелепой, трагической смерти Кондрашова, у Зверева заходили желваки на скулах. Да и судьбы двух оперов были схожи… Ах, Женька-Женька!… Косвенно виновником гибели Кондрашова был Обнорский. Он этого и не отрицал, корил себя жестоко.
Дальнейшие события закручивались в еще более крутую спираль. Журналист в силу своего авантюрного характера оказался втянут в такие криминальные разборки, что фактически чудом остался жив. Но умудрился нажить себе могущественного врага… настолько могущественного, что трудно себе представить. Антибиотик правил бал в криминальном Питере. Выиграть схватку с ним было невозможно, но Обнорский все же попробовал это сделать с помощью своей любовницы. Эта дамочка тоже представляла изрядный интерес. В молодости она выскочила замуж за крупного советского хозяйственника. Крупный хозяйственник оказался не менее крупным ворюгой, да еще хранителем оперативного партийного общака, что и стало причиной его гибели. Впрочем, эту часть истории Андрей Обнорский осветить как следует не мог — сам почти ничего об этом не знал. Кроме разве что суммы… если верить журналисту, суммочка была около шестидесяти миллионов долларов. Зверев полагал, что здесь имеет место некое преувеличение… хотя черт его знает! Недаром в девяносто первом партийные кассиры из окон выбрасывались… что-то там есть.
Вот эти-то деньги и стали причиной посадки журналиста в тюрьму. После смерти сбежавшего за границу крупного хозяйственника его вдовушка — нынешняя любовница Обнорского — стала фактической владелицей партийной заначки. Чтобы вынудить ее поделиться, журналиста подставили и закрыли. Шаг, бесспорно, разумный — где же надежнее всего держать заложника, как не в зоне?… Журналиста закрыли, но вдова что-то не торопилась его выкупить, скрывалась за границей.
Сам Обнорский предполагал, что его будут держать за колючей проволокой бессрочно: кончится один срок — добавят другой… До тех пор, пока не вынудят вдову отдать деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90