дешевле брать по акции 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В общем, сумел Шариф заморочить сестре голову и переехал в ее двор. Теперь же, не стесняясь людей, твердит, что, если б не одиночество сестры, ни за что не расстался бы с домом и садом в Да- хане... Одно слово — лиса. Сестра, а! Да он ее ни в грош не ставит. Теперь, похоже, только и ожидает ее смерти, чтобы стать владельцем дома. Вот такой у тебя сейчас односельчанин,,.
Ущелье хранило отрадную прохладу и тень, кустарник карабкался по скалам к небу. Машина, если поглядеть сверху, с обрыва скал, казалась маленькой черепашкой— вздрагивая, она медленно ползла по извивам дороги, будто остерегалась встречи с чем-то сильнее себя.
Сафар, в свою очередь, украдкой поглядывал на друга, понимая его волнение.
«Неужели до сих пор не забыл Назокат?»
Он был старше Фируза на три года. Когда Фируз после школы пришел в совхоз трактористом, они год работали вместе, подружились и не держали тайн друг от друга. И, конечно, Сафар знал о том, что было на сердце у товарища. Когда же Назокат неожиданно вышла замуж за теперешнего директора совхоза Наимова, видел, как Фируз пал духом, сделался молчаливым , избегал друзей...
Наконец машина вышла из ущелья на простор долины Санам, вести стало легче. Сафар расстегнул ворот рубашки, взглянул на друга.
— О чем задумался?
— Так... Скоро мать увижу. Постарела, наверное?
— Да нет! Недавно я заезжал к ней — говорит, мол, даст бог, женю сама не только Фируза, но и его сына будущего.
Фируз хмыкнул смущенно, помолчал и, решившись, спросил:
— Как Назокат? Видишь ее?
— Не забыл?
— Нет, не выходит. Не могу...
— Да-а,— Сафар вздохнул и сдвинул тюбетейку на лоб,— трудное дело...
— У нее... наверное, ребенок уже?
Сынишка. С этим... с Наимовым разошлась.
— Как?!— Фируз резко вскинул голову,— Как, разошлась? Когда?
— С год назад. Слышал — сама ушла от него. Но, говорят, развода еще не было. Словно бы Наймов желает примирения, надеется. Кто его знает, может, просто неприятностей себе не желает—директор все-таки.
...Это было как мгновенный обморок — мир на секунду сделался иным, и Фируз не мог сразу приспособиться. В глазах потемнело, но сердце глухо и сильно долбило, рвалось изнутри. Почувствовал слабость, холодок пробежал по спине. Сильно сжал одной рукой другую, боль прояснила сознание. Будто мелькнула искорка надежды — и улетела. В глазах застыло не то удивление, не то сожаление.
— Так что же, у матери теперь живет?
— Нет, одна, с сыном. Мать, рассказывали, будто и в дом не пустила: мол, если муж тебе не нужен, так и мать не нужна тоже. А потом, говорят, жалела. И правда, какая мать выгонит из дому? Похоже, это брат ее, Шариф, уверил, что если она не примет дочь в родительский дом, та вернется к мужу. Ведь Шариф, конечно же, старается для Наимова — заискивает, присосался к нему, особенно когда тот в директора выскочил. Однако Назокат к мужу не вернулась, Жила
одно время у русской учительницы, потом школа ей квартирку дала. Я ее, правда, только издали вижу. Работает.
— Не знаешь, почему ушла из дома Иаимова? Ведь сама избрала его...
— Как, почему? Узнала, значит, ему настоящую цену. Да и не только она одна узнала... Сейчас это уже не прежний Наймов.— Сафар достал пачку «Памира», предложил Фирузу:— Закуришь?
— Давай...
Машина, километр за километром, заглатывая серую ленту дороги, приближалась к райцентру.
— А в общем-то, дело ведь прошлое — чего зря горевать, а? В этом мире каждый получает, что суждено. Думай не думай — теперь уже поздно, Фируз. По правде говоря, давно уже поздно... Пора, давно пора забыть!
— Это только сказать легко.
Фируз несколько раз крепко затянулся и, словно ожидая помощи и совета, задумчиво посмотрел на родную гору Фархад. Ее остроконечные вершины, будто вырезанные неведомым великаном из одного голубоватого монолита, искрились в лучах предзакатного солнца.
Он принял из рук женщины подкову и...
Тут же проснулся.
«Сколько уже не приходила она во сне? И что это значит — увидеть подкову?..»
В комнате было темно. Сквозь раскрытое окно лилась прохлада ночи и слышались далекие голоса петухов— кричали, будто выбирая самого голосистого.
Фируз откинул одеяло, спустил ноги на пол и помотал головой: тяжелая, не выспался.
«Неужели она — моя родная мать?— спрашивал себя он и сам же отвечал:— Да, это она... Иначе зачем приходит ко мне, зачем называет сыном? Иногда плачет. Всегда в белом... И зачем подкова, что означает?»
Фируз не мог помнить лица матери, но снилась ему одна и та же женщина — обычно спрашивала его о чем-то серьезно и печально, иногда плакала и вдруг исчезала, а то, случалось, как бы уплывала постепенно, удалялась, легко ступая по воздуху. Однако в эту ночь она очутилась словно бы в их дворе, перед айва- ном.
— Вернулся, сынок?
— Вернулся,— отвечал он, чувствуя, как ее ласка и красота отзываются теплом в сердце.
— Я очень соскучилась по тебе. Два года тебя не было...
Фируз не отвечал, и женщина протянула ему подкову.
— Я берегла ее для тебя.
— К чему подкова? Ведь у меня нет коня.
— Не отказывайся, сынок, возьми. Даст бог найдешь и коня.
Фируз принял подкову из рук женщины — подкова оказалась ржавой и очень тяжелой. Женщина тут же исчезла, и Фируз, почему-то испугавшись, проснулся, все еще чувствуя в руках тяжесть подковы...
Он тихонько оделся, вышел на айван. Дверь в комнату тетушки Шарофат была открыта — заглянув туда, Фируз увидел, что она спит. Тихонько, чтобы не разбудить ее, он спустился во двор, вышел на улицу и постоял там. Тишина, ни души. Фируз медленно двинулся вверх по улице и через несколько минут оказался у кладбища.
Среди одинаковых в предрассветных сумерках могил он легко отыскал могилу матери. Присел рядом.
Выложенный камнем холмик над могилой.
И тишина...
Сердце его сжалось.
Два года назад, уходя в армию, Фируз привез с речушки камней — выложил ими могильный холмик, чтобы не размыло дождями. Сейчас он подумал, что, как только будут деньги, установит тут каменное надгробие.
Могила матери...
Небо потихоньку светлело, звезды вокруг полной луны тускнели и исчезали, а сама луна, уже неяркая, с удивлением глядела на кладбище и на человека, словно бы заблудившегося здесь.
Свою родную мать Фируз не помнил. Он был уверен, что воспитавшая его тетушка Шарофат, заботливая и добрая, на самом деле его родная мать. И лишь в двенадцать лет, подравшись с одноклассником, услыхал Фируз правду... До того времени, видя на улице села мальчишек рядом с отцами, Фируз с детской наивностью думал: почему так получилось—его мать жива, а отец умер. Но в тот день он узнал, что отец жив, а мать умерла... От обидчика он впервые услышал страшное слово «сархур»— приносящий несчастье, убийца, своим рождением отнявший у матери жизнь.
«Да на тебя дунешь, ты и свалишься, а еще драться лезешь!— кричал обидчик.— Ведь тебя, сархура, вырастила портниха Шарофат, выкормила коровьим молоком! Откуда же в тебе возьмется сила? Твой родной отец живет через дорогу от вас, а ты и не знаешь! Лучше тебе сдохнуть, чем видеть такие дни!»
В детстве Фируз часто спрашивал тетушку Шарофат: «Мама, почему у нас нет отца?» А та плакала, обнимала его, гладила по голове, говорила, что отец умер вскоре после его рождения от ран, которые принес с войны.
Ты знаешь, мама, тетушка Шарофат очень добрая, она никогда ничего не жалела для меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
 https://sdvk.ru/Smesiteli/hrom/ 

 Керамин Карфаген