-- Нужны силы и в их области, и это хорошо. Он бессознательно держится истины и верит, чтобы иметь досуг работать в своей области. День прошел довольно хорошо. Ничего не было упречного. Забыл: у колодечника спор о заработках в городе. Неясность и неискренность при торговле в лавке с товаром. Оба нехороши поступка.
(13/25 марта.) Встал в 12. Комната не убрана. Я один убрал. Купец с деньгами. Я чуть б[ыло] не сказал неприятного. Таня с книгой вопросов. Я воспользовался случаем написать правду. Иду в банк и, может быть, к Самар[ину]. -- Зашел в библейскую лавку -- 1) тщеславился своим знанием в разговоре. У Самарина-- хорошо. 2) Забыл о здоровье ее. Обедал дома. Дети очень шумели весело -- глупо. Хорошо. Лег. Пришел сапожник, хорошо работал. 3) Неопределенно отнесся к написанному у Т[ани] в тетради -- поправлял. Итого -- 3. Если не забыл. Да, 4) с Костенькой заспорили о ц[аре] Константине].
(14/26 марта.) Встал в 11-м. Убрал. 1) Недоволен своей жизнью, и упреки поднимались. Читал Отечественные] Зап[иски]. "Психические явления должны войти в круговорот жизни". Разумеется; но не через это они сделаются нам известны, только регулируемы они могут быть том, что мы поймем их связь с круговоротом жизни. Они -- известное, самое известное, то известное, которое нам необходимо признавать известным для решения вопросов круговорота жизни. Всё круговорот -- правда. Но есть начало движения и начало косности. Глядя на мир, я должен признать силу и материю. Стараясь же определить и то, и другое, я прихожу к метафизическому представлению начала того и другого -непостижимой начальной силы и непостижимого вещества. -- Я пришел к этой бессмыслице только потому, что я не признал известного себя, кот[орый] есть начальная непостижимая сила и непостижимое вещество. Вещество и сила соприкасаются с непостижимым, но не где-то там, в бесконечном пространстве и времени, а во времени; а во мне самом. Я сознающая себя сила и сознающее себя вещество, и потому только и вижу круговорот силы и вещества. -- Неясно. Ходил переменить подошвы. После обеда сел за работу. Напился чая. Почитал еврейское Еванг[елие], 7 глав. И спать.
Страшно сказать, но с трудом могу найти себе упреки в злости. В душе поднимается, но помню. Так вчера в разговоре о богатстве с Соней.
[15/27 марта.] Проснулся в 8, хотел заснуть и заснул до 11. Книжка Голохвастова против Энгельгарта. Кое-что хорошо, но как ужасна полемическая злость. Это урок для меня, и мне противна злость моей последней. Надо бы написать тоже понятно и кротко. Мое хорошее нравственно состояние я приписываю тоже чтению Конфуция и главное Лаоцы. Надо себе составить Круг чтения: Эпиктет, Марк Аврелий, Лаоцы, Будда, Паскаль, Евангелие. -- Это и для всех бы нужно. Это не молитва, а причащение.
Поехал верхом в Петров[скую] Акад[емию]. Иванюкова уезжала. Я поговорил немного и остался с женою Янжула. Хорошая беседа о необходимости труда для детей. Приехал поздно. После обеда сел за работу, но не мог без Дмитрия. Пришел Гуревич. Говорил с ним лишнее -- праздное. Надо было раньше отпустить его. Потом пошел и напрасно зашел к Усову и просидел до часу. Праздный, пустой и непрямой, нечестный разговор: пересуды, выставление своих знаний и остроумия. Я во всем принимал участие и вышел с чувством стыда. Дома тоже нехорошо. Стыдно. -- Письмо от Черткова с милым письмом Шпенглера. Всё это старое. -
Не спал до 5-го часа.
[16/28 марта.] Встал поздно. Читал статью Гурев[ича]. Дурно написана. Тон эмигранта -- развязный и неясный. Интересно изменение миросозерцания еврея. Да, променять синагогу с Талмудом на гимназию с грамматикой невыгодно. Кажущаяся выгода только в том, что в гимназии и университете ни во что не верят -- делаешься свободным от всего, но это не надолго приятно. Всё равно, как снять платье зимой. В первую минуту покажется легче. -- Не покидает чувство стыда. -- Снес Усову пояс. После обеда сходил к сапожнику. Как светло и нравственно изящно в его грязном, темном угле. Он с мальчиком работает, жена кормит. Пошел к Сереже бр[ату]. Там не дослушал Кост[еньку], раздражил его (1). С Таней шел домой и молчал. Тяжело мне было молчание. Так далека она от меня. И говорить я еще не умею. Да, за обедом Сережа грубо, сердито заговорил, я сказал ему с иронией (2). Вечер начал шить, пришел сапожник, потом пришли Маликов и Орфано. Я бы мог быть лучше. Надо было молчать. Как это просто и трудно. Пришел Сережа бр[ат], С ним хорошо говорили. Письмо прекрасное от Черткова. Да, в разговоре с Орфано я сказал: вы не знаете м,[оего] Б[ога], а я знаю вашего, это оскорбило (3).
[17/29 марта.] Уборка становится приятной и привычной. Пришел Алекс[андр] Петр[ович]. Я б[ыл] очень рад и хорошо. Он говорит, что перенес много нужды в самое тяжелое время зимой и что же? Он бодр, здоров и узнал, общаясь с ними, добрых людей, узнал самое важное, то, что есть добро в людях. Читал Агасфера. Плохо. На мысль хорошую, но не новую, нанизан поэтический набор. Поехал верхом. Очень не в духе б[ыл] за обедом, но держался. Стал шить, всё сломал, и пришел Орлов. Рассказ его о смерти Ишутина и Успенского. Ишутина приговорили к смерти. Надели мешок, петлю, и потом он очнулся (он говорит) у Христа в объятиях. Христос снял с него петлю и взял его к себе. Он прожил 20 лет на каторге (всё раздавая другим) и всё жил с Христом и умер. Он говорил, умирая: я переменю платье.
Еще говорили о юродивых, и Лаоцы назвал философией юродивого. -Ночевал. Как мне весело было ему стелить постель. Сережа бр[ат] был. Можно было мягче с ним (1). Утром внизу как будто задирал жену и Таню на то, что жизнь их дурна (2). Тщеславился в душе тем, что ставил горшок Орлову. Написал письмо Черткову.
[18/20 марта.] Встал, застал Орлова, убрался, снес письмо. Внизу возразил Сереже сын[у] на его тупость (1).
Принес письмо еврей. Читал письмо. Странно. Это 3-й еврей обращается ко мне. Одно общее во всех. Они чувствуют, что их вера, как ни изуродована -вера, и лучше безверия прогресса. Этот кажется серьезнее всех. Но у всех какой-то спешный азарт. Вспыхивают, а не горят. -- Есть колебания, но я очень счастлив. -- Поехал верхом с Ностицем. Не знаю, что от меня дальше: няня с Иверской или такой светский юноша. К тому и другому не знаю приступа.
После обеда с Кислин[ским] пошел ходить. К Беку. На Софийке: "не пойдете?" Перешел на другую сторону улицы. Это полезно. На конке старик балалаечник: "огненной паутиной всю землю опутают, крестьяне отойдут, и земле матушке покоя не дадут". Другой, купчик: о золоте, симпатия и электричество. Дома -- народ. Неловко и соблазнительно. Музыка, пение, разговоры. Точно после оргии. Долго не спал. -- О музыке говорил лишнее (1). Щербатова назвал князем (2).
Письмо от Черткова. Люблю его и верю в него.
[19/31 марта.] Поздно встал. Озмидов твердый, ясный. Его уж начинают задирать. Алекс(андр) Петр[ович). Уже смущен женою и Москвою. Пошел в банк. Щепкин неспокоен. -- Извощик пьяный, сквернослов, здоровенный. Сейчас о похабстве. Что делать с этими? Их же имя легион. Это в лучшем случае Горации. Конфуций прав, только не насилие власти, а насилие убеждения -искусства -- церкви, обряды жизни, веселья, нравы определенные, кот[орым] бы легко было им повиноваться. Но непременно повиноваться. Они сами не могут. В их число все женщины. Дома обедали хорошо. Пошел шить. Перепортил всё. Пришел Гуревич. Он писатель без своих мыслей. -- Лучшая поверка человека:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
(13/25 марта.) Встал в 12. Комната не убрана. Я один убрал. Купец с деньгами. Я чуть б[ыло] не сказал неприятного. Таня с книгой вопросов. Я воспользовался случаем написать правду. Иду в банк и, может быть, к Самар[ину]. -- Зашел в библейскую лавку -- 1) тщеславился своим знанием в разговоре. У Самарина-- хорошо. 2) Забыл о здоровье ее. Обедал дома. Дети очень шумели весело -- глупо. Хорошо. Лег. Пришел сапожник, хорошо работал. 3) Неопределенно отнесся к написанному у Т[ани] в тетради -- поправлял. Итого -- 3. Если не забыл. Да, 4) с Костенькой заспорили о ц[аре] Константине].
(14/26 марта.) Встал в 11-м. Убрал. 1) Недоволен своей жизнью, и упреки поднимались. Читал Отечественные] Зап[иски]. "Психические явления должны войти в круговорот жизни". Разумеется; но не через это они сделаются нам известны, только регулируемы они могут быть том, что мы поймем их связь с круговоротом жизни. Они -- известное, самое известное, то известное, которое нам необходимо признавать известным для решения вопросов круговорота жизни. Всё круговорот -- правда. Но есть начало движения и начало косности. Глядя на мир, я должен признать силу и материю. Стараясь же определить и то, и другое, я прихожу к метафизическому представлению начала того и другого -непостижимой начальной силы и непостижимого вещества. -- Я пришел к этой бессмыслице только потому, что я не признал известного себя, кот[орый] есть начальная непостижимая сила и непостижимое вещество. Вещество и сила соприкасаются с непостижимым, но не где-то там, в бесконечном пространстве и времени, а во времени; а во мне самом. Я сознающая себя сила и сознающее себя вещество, и потому только и вижу круговорот силы и вещества. -- Неясно. Ходил переменить подошвы. После обеда сел за работу. Напился чая. Почитал еврейское Еванг[елие], 7 глав. И спать.
Страшно сказать, но с трудом могу найти себе упреки в злости. В душе поднимается, но помню. Так вчера в разговоре о богатстве с Соней.
[15/27 марта.] Проснулся в 8, хотел заснуть и заснул до 11. Книжка Голохвастова против Энгельгарта. Кое-что хорошо, но как ужасна полемическая злость. Это урок для меня, и мне противна злость моей последней. Надо бы написать тоже понятно и кротко. Мое хорошее нравственно состояние я приписываю тоже чтению Конфуция и главное Лаоцы. Надо себе составить Круг чтения: Эпиктет, Марк Аврелий, Лаоцы, Будда, Паскаль, Евангелие. -- Это и для всех бы нужно. Это не молитва, а причащение.
Поехал верхом в Петров[скую] Акад[емию]. Иванюкова уезжала. Я поговорил немного и остался с женою Янжула. Хорошая беседа о необходимости труда для детей. Приехал поздно. После обеда сел за работу, но не мог без Дмитрия. Пришел Гуревич. Говорил с ним лишнее -- праздное. Надо было раньше отпустить его. Потом пошел и напрасно зашел к Усову и просидел до часу. Праздный, пустой и непрямой, нечестный разговор: пересуды, выставление своих знаний и остроумия. Я во всем принимал участие и вышел с чувством стыда. Дома тоже нехорошо. Стыдно. -- Письмо от Черткова с милым письмом Шпенглера. Всё это старое. -
Не спал до 5-го часа.
[16/28 марта.] Встал поздно. Читал статью Гурев[ича]. Дурно написана. Тон эмигранта -- развязный и неясный. Интересно изменение миросозерцания еврея. Да, променять синагогу с Талмудом на гимназию с грамматикой невыгодно. Кажущаяся выгода только в том, что в гимназии и университете ни во что не верят -- делаешься свободным от всего, но это не надолго приятно. Всё равно, как снять платье зимой. В первую минуту покажется легче. -- Не покидает чувство стыда. -- Снес Усову пояс. После обеда сходил к сапожнику. Как светло и нравственно изящно в его грязном, темном угле. Он с мальчиком работает, жена кормит. Пошел к Сереже бр[ату]. Там не дослушал Кост[еньку], раздражил его (1). С Таней шел домой и молчал. Тяжело мне было молчание. Так далека она от меня. И говорить я еще не умею. Да, за обедом Сережа грубо, сердито заговорил, я сказал ему с иронией (2). Вечер начал шить, пришел сапожник, потом пришли Маликов и Орфано. Я бы мог быть лучше. Надо было молчать. Как это просто и трудно. Пришел Сережа бр[ат], С ним хорошо говорили. Письмо прекрасное от Черткова. Да, в разговоре с Орфано я сказал: вы не знаете м,[оего] Б[ога], а я знаю вашего, это оскорбило (3).
[17/29 марта.] Уборка становится приятной и привычной. Пришел Алекс[андр] Петр[ович]. Я б[ыл] очень рад и хорошо. Он говорит, что перенес много нужды в самое тяжелое время зимой и что же? Он бодр, здоров и узнал, общаясь с ними, добрых людей, узнал самое важное, то, что есть добро в людях. Читал Агасфера. Плохо. На мысль хорошую, но не новую, нанизан поэтический набор. Поехал верхом. Очень не в духе б[ыл] за обедом, но держался. Стал шить, всё сломал, и пришел Орлов. Рассказ его о смерти Ишутина и Успенского. Ишутина приговорили к смерти. Надели мешок, петлю, и потом он очнулся (он говорит) у Христа в объятиях. Христос снял с него петлю и взял его к себе. Он прожил 20 лет на каторге (всё раздавая другим) и всё жил с Христом и умер. Он говорил, умирая: я переменю платье.
Еще говорили о юродивых, и Лаоцы назвал философией юродивого. -Ночевал. Как мне весело было ему стелить постель. Сережа бр[ат] был. Можно было мягче с ним (1). Утром внизу как будто задирал жену и Таню на то, что жизнь их дурна (2). Тщеславился в душе тем, что ставил горшок Орлову. Написал письмо Черткову.
[18/20 марта.] Встал, застал Орлова, убрался, снес письмо. Внизу возразил Сереже сын[у] на его тупость (1).
Принес письмо еврей. Читал письмо. Странно. Это 3-й еврей обращается ко мне. Одно общее во всех. Они чувствуют, что их вера, как ни изуродована -вера, и лучше безверия прогресса. Этот кажется серьезнее всех. Но у всех какой-то спешный азарт. Вспыхивают, а не горят. -- Есть колебания, но я очень счастлив. -- Поехал верхом с Ностицем. Не знаю, что от меня дальше: няня с Иверской или такой светский юноша. К тому и другому не знаю приступа.
После обеда с Кислин[ским] пошел ходить. К Беку. На Софийке: "не пойдете?" Перешел на другую сторону улицы. Это полезно. На конке старик балалаечник: "огненной паутиной всю землю опутают, крестьяне отойдут, и земле матушке покоя не дадут". Другой, купчик: о золоте, симпатия и электричество. Дома -- народ. Неловко и соблазнительно. Музыка, пение, разговоры. Точно после оргии. Долго не спал. -- О музыке говорил лишнее (1). Щербатова назвал князем (2).
Письмо от Черткова. Люблю его и верю в него.
[19/31 марта.] Поздно встал. Озмидов твердый, ясный. Его уж начинают задирать. Алекс(андр) Петр[ович). Уже смущен женою и Москвою. Пошел в банк. Щепкин неспокоен. -- Извощик пьяный, сквернослов, здоровенный. Сейчас о похабстве. Что делать с этими? Их же имя легион. Это в лучшем случае Горации. Конфуций прав, только не насилие власти, а насилие убеждения -искусства -- церкви, обряды жизни, веселья, нравы определенные, кот[орым] бы легко было им повиноваться. Но непременно повиноваться. Они сами не могут. В их число все женщины. Дома обедали хорошо. Пошел шить. Перепортил всё. Пришел Гуревич. Он писатель без своих мыслей. -- Лучшая поверка человека:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30