Письмо Черткова. Он гектографировал письмо Энг[ельгардту] и пишет бодро и любовно. "Напишите, говорит, хоть только то, что мы живы и дело делается" и то нужно. Попытки писать. Косил. Ходил купаться. Тверже. Винт и мерзость всё те же. Да, пересматривал Критику богословия. Трудно поправлять.
[13/25 июня.] Рано. Сходил к Федоту. Страшная нищета. Как мы выработали в себе приемы жестокости. Ведь, собственно, надо было остаться там и не уйти, пока но сравнял его с собою. После кофе пошел с Миш[ей] К(узминским), Андр[юшей] и Миш[ей] моими на Козловку. Говорили о Боге, о том, что Бог в нас, когда мы добры. Андр[юша] сказал, что утром в нем не было. И тогда тяжело жить. Потом об Отче наш, our father who is in Heave [отче наш, сущий на небесах.] - Когда я сказал, что он отец и что, когда умрешь, не может быть худо, п[отому] ч[то] отец худого не сделает, Андр[юша] даже засмеялся -- так это ему стало ясно. -- Миша, сидя па плечах, сказал: "а я очень не хочу умирать". Дома Пушкин -- старообрядец, привез книгу об обрядах, взял мою. Они революционеры, или сочувствующие революции. Писал изложение учен[ия] для народа. Я думаю, -- пойдет. -- После обеда пошел в Ясенкн. Бьют камень -- мальчик 16 лет, взрослый и старик 60 л[ет]. Выбивают на харчи. -- Камень крепок. Работа каторжная с ранн[его] утра до поздн[его] вечера. Петр Осипов выразил сочувствие революционерам. Говорит: "И прислуга-то ваша замолена у Бога. Я думаю, говорит, им уж так мно[го] заслужили предки". -
[14/26 июня.] Рано. Скосил. За кофе говорил с Мар[ьей] Ив(ановной], Алсидом и Lake о работниках на камне. Говорил хорошо, но слушали скверно. Продолжал статью -- чуть двигается. Прошел[ся] на час, встретил Lake с Мишей и прошли к Павлу. На пруду убедился, что я все слаб. Даже приходят страшные мысли, что так должно. -- Рассуждение -- высшее счастье отдавать себя другим, и это подтверждается в работе продолжительно и в акте сосредоточенно. -- Да, это так, но для этого должна быть работа, соответственная потреблению. А если потребление выше работы, потребность эта будет преувеличена, так оно и есть. Стало быть, опять всё к работе. Главное несчастье наше -- это то, что мы потребляем больше, чем работаем, и потому путаемся в жизни. Работать больше, чем потреблять, не может не быть вредно. Это высший закон. -
[15/27 июня.] Дурно спал. Ездил с Машей в Ясенки. Разговор с Тан[ей] Куз[минской] и M-me Seuron -- на крокете. Убедить никого нельзя, но я долблю, безнадежно, по долблю. Шил. Спал. Вечером тоже. Попытки разговора с Соней, ужасно мучительные. На купальне косят. Мне совестно.
[16/28 июня.] Рано встал. Приехал Петр Андр[еевич] из Самары. Разговор с ним. Он как будто подделывается, а я все долблю. Шил. Написал письмо Вас[илию) Ив[ановичу] о том, чтобы долги 12 ты[сяч] отдать бедным и сказал это жене. Мальчики плохи. И я не могу говорить им. Алекс[андр] Григорьевич] погиб от цивилизации. Павел дошил. Иду гулять с девочками. Весело гуляли, но мертвы. Слишком много пресного, дрожжи не поднимаются. Я это постоянно чувствую на моей Маше. Потом пошел купаться, очень устал. Дома та же гадость.
[18/30 июня.] Позже, в 7. Убрался, после кофе я шлялся без причалу -елку срубил, с Митрофаном о садах. Позволил оставить задаток. Всё это гадко. Пошел к Штанге. Встретил детей. Девочку -- простая, ясная. Она дочь прислуги -- ведется, как все. У них мальчики. Пришли крестьянские, они как с гостем, не учтиво только, но естественно, добро. Штанге пошел провожать меня. Рассказывал свою логику. Очень хорошо. Он хороший человек. Дома все отобедали. Приехал брат Сер[ежа]. И две бабы--жены острожных, и две вдовы солдатки. Ждали. Я устал и засуетился с ними, и Штанге, и Сережей. Тяжелое, суетливое состояние. Скверно наскоро пообедали. Пишу все это к тому, чтобы объяснить последующее. Вечером покосил у дома, пришел мужик об усадьбе. Пошел купаться. Вернулся бодрый, веселый, и вдруг начались со стороны жены бессмысленные упреки за лошадей, кот[орых] мне не нужно и от кот[орых] я только хочу избавиться. Я ничего не сказал, но мне стало ужасно тяжело. Я ушел и хотел уйти совсем, но ее беременность заставила меня вернуться с половины дороги в Тулу. Дома играют в винт бородатые мужики -- молодые мои два сына. "Она на крокете, ты не видал", говорит Таня сестра. "И не хочу видеть". И пошел к себе, спать на диване; но не мог от горя. Ах, как тяжело! Все-таки мне жалко ее. И все-таки не могу поверить тому, что она совсем деревянная. Только что заснул в 3-м часу, она пришла, разбудила меня: "Прости меня, я рожаю, может и быть, умру". Пошли наверх. Начались роды, -то, что есть самого радостного, счастливого в семье, прошло как что-то ненужное и тяжелое. Кормилица приставлена кормить. -- Если кто управляет делами нашей жизни, то мне хочется упрекнуть его. Это слишком трудно и безжалостно. Безжалостно относительно ее. Я вижу, что она с усиливающейся быстротой идет к погибели и к страданиям душевным ужасным. Заснул в 8. В 12 проснулся. Сколько помнится, сел писать. Когда приехал из Тулы брат, я в первый раз в жизни сказал ему всю тяжесть своего положения. Не помню, как прошел вечер. Купался. Опять винт, и я невольно засиделся с ними, смотря в карты.
[Июнь. Повторение.]
Переделывал свои привычки. Вставал рано, работал физически больше. И невольно говорил и говорил всем окружающим. Разрыв с женою (Зачеркнуто: все больше) уже нельзя сказать, что больше, но полный.
Вина совсем не пью, чай в прикуску и мяса не ем,. Курю еще, но меньше.
[ 19 июня/1 июля.] Встал в 8-м. Убрал комнату при Сереже. Пришел купец покупать иноходца, Я изменил слову. 250 р. -- Ложь моего положения -нехороша. Я виноват в ней, надо выйти. Хотел дать деньги эти Тане. Оказалось, что другие -- т. е. Сережа -- завидуют. Ты прочтешь это когда-нибудь, Сережа сын, -- тебе надо знать, что ты очень, очень дурен. И что тебе надо много работать над собой, главное смириться. Мужик Григ[орий] Бол[хин], Кастер-мастер и Павел сапожник косят сад. Я около 11 часов ввязался в их работу и прокосил с ними до вечера. Дети -- Илья и Леля и Алсид -- косили же. Очень было радостно. Вечером пошли купаться. -
Опять винт.
[20 июня/2 июля.] В 7-м, не убирая комнаты, пошел к косцам и натощак до обеда тянулся за ними и вытянул. Приходил один Леля. Позавтракал и заснул на полчаса. Теперь пишу это. Вечер хочу съездить в Ясенки. Был в Ясенках. Лошадь наступила на ногу.
[21 июня/3 июля.] Бабы работали, мои -- нет. Я работал с мужиками весь день, кроме последних копен. Вечером у Маши в комнате заговорили о том, как каждый провел день. Это не игрушка. Я бы ввел это в обычай. Разумеется, не нужно принуждать, Кто хочет, рассказывает.
[22 июня/4 июля.] Рано. Сначала пришли бабы, мои не вышли. Потом я пошел, и пошла Маша. У ней живот болел. Целый день работал. За чаем девочки и Таня, и Ал[ександр) Мих(айлович] рассказывали каждый свой день и свои грехи. Таня рассказала, как она сердилась за завтрак[ом], Кузм[инские] оба на Трифоновну. Я хотел рассказать свои грехи, но не мог. Нечистый взгляд на женщин и злоба на жену и Сережу. Но и то, и другое ничем не выражалось.
[23 июня/5 июля.] В 7, не дожидаясь народа, работал с Блохиным. Он говорит: "Это будет очень затруднительно. Крестьянеэто все должны исправить. Для развлечения времени -- можно". Шел по саду, и ему понравилось в аллеях, захохотал. "Нда! Прекрасно для разгулки". Без всяких шуток, чем он более сумашедший, чем все наши семейные. Вызывал Таню. Она возила с граблями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30