Привыкнув к ее пассивности, он совсем забыл о том, что она родом из мира с высокой гравитацией. Неожиданное сопротивление пленницы не только повергло его в изумление, но и подняло темную волну страха. Между тем хватка Хонор сделалась еще сильнее, а правая сторона ее рта скривилась в усмешке.
– Убери руку, – тихо, но предельно четко произнесла она, сама – после стольких дней молчания – удивившись собственному голосу.
Голос, от стального спокойствия которого отразилась ненависть Бергрена, на миг заставил его похолодеть от ужаса, однако сержант тут же совладал с собой и шагнул вперед, норовя прижать ее к стене.
Не получилось. Даже не пошатнувшись, Хонор резко вывернула его запястье, и острая боль вынудила Бергрена упасть на колени.
– А ну отпусти его, сука! – взревела охранница, хватаясь за висевшую на поясе дубинку.
– Тронешь меня дубинкой – переломаю тебе хребет! – невозмутимо предупредила Хонор.
Стражница, ошеломленная ее уверенным спокойствием, застыла на месте. Спохватилась она лишь спустя мгновение.
– Это вряд ли, вошь камерная. А если попробуешь, тебе же хуже будет. И тебе, и твоим приятелям, тем, что наверху. Помнишь о них?
Она шагнула вперед и Бергрен завопил, когда хватка Хонор заставила хрустнуть его запястье. Отшвырнув сержанта ногой, Харрингтон повернулась к его напарнице, и та, устрашенная холодным огнем в глазах пленницы, попятилась.
– Ты права, – тихо сказала Хонор, – я помню о своих товарищах, поэтому и терпела до сих пор ваши мелкие трусливые издевательства. Но всему есть предел и вы к нему подошли. Напомню, хевенитка, что ваша Рэнсом наказала вам доставить меня к виселице «целой и невредимой». Мне терять нечего, а вот вашему сброду советую поумерить пыл.
Бергрен попытался подняться, но, получив удар босой ногой по челюсти, отлетел в угол, едва не лишившись сознания. Охранница отступила к двери, исходя страхом и вызванной этим страхом ненавистью к Хонор.
– Ты можешь сбегать за своими приятелями, чтобы вы навалились на меня всем скопом, – так же тихо продолжила пленница. – Но приводи всю ораву, иначе вам со мной не совладать. И имей в виду: когда вы все-таки возьмете верх, у вас не будет ни малейшей – ни малейшей! – возможности предъявить меня вашей Рэнсом живой.
Половина ее рта изогнулась в тонкой страшной улыбке, и охранница, судорожно вцепившись в дубинку, отступила еще дальше. Ей трудно было понять, каким образом положение, в котором она чувствовала себя полной хозяйкой, могло радикально измениться всего в несколько мгновений. Но, заглянув в единственный глаз стоявшей перед ней полуобнаженной, изможденной женщины, она поняла, что видит перед собой волчицу. Загнанную волчицу, готовую и даже желающую умереть – лишь бы только успеть перед смертью сомкнуть клыки на глотках хотя бы нескольких псов из травившей ее своры.
Осторожно убрав руку с дубинки и не сводя глаз с лица Хонор, женщина наклонилась, подняла на ноги стонущего, едва ли осознающего происходящее Бергрена и молча выволокла его из камеры. А закрывая крепкую дверь, невольно призадумалась о том, запирает ли она волчицу в клетке… или сама надеется отгородиться от хищницы.
Глава 26
– Так что у нас сегодня по расписанию? – осведомился у своих «кураторов» бывший главный старшина Королевского Флота Мантикоры Горацио Харкнесс, откинувшись в удобном кресле и шевеля босыми пальцами.
Граждане капрал Генри Джонсон и рядовой Хью Кэндлмен были приставлены к нему – после его решения перейти на сторону хевенитов – с единственной целью: вправить ему мозги, возникни у него желание повести себя неподобающим образом. То были крепкие, тренированные ребята – но умением крушить ребра и челюсти их достоинства исчерпывались. Увы, человек редко бывает одарен всесторонне.
– Сдается мне, почти ничего, – ответил Джонсон.
Чуточку уступая Харкнессу шириной плеч, капрал на несколько сантиметров превосходил его ростом и выглядел в своем черно-красном мундире весьма впечатляюще. Сунув руку за пазуху, он вытащил электронный планшет, нажал кнопку и, прищурясь на экран, сообщил:
– На тринадцать тридцать назначены очередные съемки, а потом, э-э… в семнадцать гражданин коммандер Джуэл хочет еще разок потолковать с тобой о монтийских коммуникационных системах. Вот и все, в остальное время ты свободен. – Он спрятал планшет в карман и хмыкнул. – Похоже, Харкнесс, ты здорово приглянулся начальству.
– А почему бы и нет? – отозвался Харкнесс с ленивой усмешкой.
Оба соглядатая рассмеялись. Все понимали, что добыча вроде Харкнесса попадала в руки службы Комитета по открытой информации нечасто. Опыт ракетного техника и знакомство с сверхсветовыми передатчиками, которыми оснащались монтийские разведывательные платформы, сделали его носителем ценной информации, а иные аспекты его возможного использования, в том числе и пропагандистские, находились за пределами понимания Джонсона и Кэндлмена. Но у них были свои причины радоваться тому, что Харкнесс решил переметнуться на их сторону, причем с высшими государственными интересами Народной Республики эти причины ничего общего не имели.
– Значит, тебе повезло уже и с «Переходом Фарли»? – спросил Кэндлмен, и улыбка Харкнесса из ленивой сделалась раздраженной.
– Эх ты, Фома неверующий, – пробормотал он. – Говорил же я, что могу улучшить твои шансы, разве нет? Глянь.
Вытащив из нагрудного кармана рубашки чип с данными, Горацио бросил его рядовому, который, поймав чип на лету, уставился на него так, будто и впрямь рассчитывал рассмотреть что-то невооруженным глазом. Харкнесс полагал, что с этого придурка станется.
– Как он работает? – спросил стоявший привалившись к стене Джонсон.
Харкнесс пожал плечами.
– Это сложная штуковина, со многими переменными, так что вникать в подробности вам не стоит. Чем усложнять дело, я настрою ее так, чтобы вы могли не просто предвидеть результат, а добиваться его в ходе игры.
– Это как? – спросил Кэндлмен, и Харкнесс скрыл раздражение за дружеской улыбкой.
Оба его сторожевых пса закончили школу, а Джонсон, судя по послужному списку, даже проучился два года в колледже. К сожалению (или к счастью, это как посмотреть), оба они были из долистов, а стало быть, получали образование за счет государства и в соответствии с его стандартами. Теоретически эта система позволяла получить вполне приличные познания, но лишь при наличии у обучающегося серьезной мотивации. Однако длившаяся не одно десятилетие борьба за «демократизацию» образования привела к снижению стандартов, понижению уровня преподавания и, как следствие, падению интереса к учебе. Молодые люди, испытывающие изначальную тягу к знанию, встречаются не так уж часто, и если педагоги не способны объяснить студентам, зачем, собственно говоря, требуется образование, рвения в учебе ждать не приходится. Ну а понимание того, что многим жизненным неудачам они обязаны нехватке необходимых знаний, приходит к людям, как правило, слишком поздно – и отнюдь не в пору юности. Чтобы побудить человека, еще не осознавшего важность учения, грызть гранит наук, требуется целая система общественной поддержки, напрочь отсутствовавшая до войны. Молодые долисты обеспечивались стипендией в размере базового жизненного пособия независимо от успехов в учебе и понятия не имели, где смогут применить знания, которые все-таки получат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
– Убери руку, – тихо, но предельно четко произнесла она, сама – после стольких дней молчания – удивившись собственному голосу.
Голос, от стального спокойствия которого отразилась ненависть Бергрена, на миг заставил его похолодеть от ужаса, однако сержант тут же совладал с собой и шагнул вперед, норовя прижать ее к стене.
Не получилось. Даже не пошатнувшись, Хонор резко вывернула его запястье, и острая боль вынудила Бергрена упасть на колени.
– А ну отпусти его, сука! – взревела охранница, хватаясь за висевшую на поясе дубинку.
– Тронешь меня дубинкой – переломаю тебе хребет! – невозмутимо предупредила Хонор.
Стражница, ошеломленная ее уверенным спокойствием, застыла на месте. Спохватилась она лишь спустя мгновение.
– Это вряд ли, вошь камерная. А если попробуешь, тебе же хуже будет. И тебе, и твоим приятелям, тем, что наверху. Помнишь о них?
Она шагнула вперед и Бергрен завопил, когда хватка Хонор заставила хрустнуть его запястье. Отшвырнув сержанта ногой, Харрингтон повернулась к его напарнице, и та, устрашенная холодным огнем в глазах пленницы, попятилась.
– Ты права, – тихо сказала Хонор, – я помню о своих товарищах, поэтому и терпела до сих пор ваши мелкие трусливые издевательства. Но всему есть предел и вы к нему подошли. Напомню, хевенитка, что ваша Рэнсом наказала вам доставить меня к виселице «целой и невредимой». Мне терять нечего, а вот вашему сброду советую поумерить пыл.
Бергрен попытался подняться, но, получив удар босой ногой по челюсти, отлетел в угол, едва не лишившись сознания. Охранница отступила к двери, исходя страхом и вызванной этим страхом ненавистью к Хонор.
– Ты можешь сбегать за своими приятелями, чтобы вы навалились на меня всем скопом, – так же тихо продолжила пленница. – Но приводи всю ораву, иначе вам со мной не совладать. И имей в виду: когда вы все-таки возьмете верх, у вас не будет ни малейшей – ни малейшей! – возможности предъявить меня вашей Рэнсом живой.
Половина ее рта изогнулась в тонкой страшной улыбке, и охранница, судорожно вцепившись в дубинку, отступила еще дальше. Ей трудно было понять, каким образом положение, в котором она чувствовала себя полной хозяйкой, могло радикально измениться всего в несколько мгновений. Но, заглянув в единственный глаз стоявшей перед ней полуобнаженной, изможденной женщины, она поняла, что видит перед собой волчицу. Загнанную волчицу, готовую и даже желающую умереть – лишь бы только успеть перед смертью сомкнуть клыки на глотках хотя бы нескольких псов из травившей ее своры.
Осторожно убрав руку с дубинки и не сводя глаз с лица Хонор, женщина наклонилась, подняла на ноги стонущего, едва ли осознающего происходящее Бергрена и молча выволокла его из камеры. А закрывая крепкую дверь, невольно призадумалась о том, запирает ли она волчицу в клетке… или сама надеется отгородиться от хищницы.
Глава 26
– Так что у нас сегодня по расписанию? – осведомился у своих «кураторов» бывший главный старшина Королевского Флота Мантикоры Горацио Харкнесс, откинувшись в удобном кресле и шевеля босыми пальцами.
Граждане капрал Генри Джонсон и рядовой Хью Кэндлмен были приставлены к нему – после его решения перейти на сторону хевенитов – с единственной целью: вправить ему мозги, возникни у него желание повести себя неподобающим образом. То были крепкие, тренированные ребята – но умением крушить ребра и челюсти их достоинства исчерпывались. Увы, человек редко бывает одарен всесторонне.
– Сдается мне, почти ничего, – ответил Джонсон.
Чуточку уступая Харкнессу шириной плеч, капрал на несколько сантиметров превосходил его ростом и выглядел в своем черно-красном мундире весьма впечатляюще. Сунув руку за пазуху, он вытащил электронный планшет, нажал кнопку и, прищурясь на экран, сообщил:
– На тринадцать тридцать назначены очередные съемки, а потом, э-э… в семнадцать гражданин коммандер Джуэл хочет еще разок потолковать с тобой о монтийских коммуникационных системах. Вот и все, в остальное время ты свободен. – Он спрятал планшет в карман и хмыкнул. – Похоже, Харкнесс, ты здорово приглянулся начальству.
– А почему бы и нет? – отозвался Харкнесс с ленивой усмешкой.
Оба соглядатая рассмеялись. Все понимали, что добыча вроде Харкнесса попадала в руки службы Комитета по открытой информации нечасто. Опыт ракетного техника и знакомство с сверхсветовыми передатчиками, которыми оснащались монтийские разведывательные платформы, сделали его носителем ценной информации, а иные аспекты его возможного использования, в том числе и пропагандистские, находились за пределами понимания Джонсона и Кэндлмена. Но у них были свои причины радоваться тому, что Харкнесс решил переметнуться на их сторону, причем с высшими государственными интересами Народной Республики эти причины ничего общего не имели.
– Значит, тебе повезло уже и с «Переходом Фарли»? – спросил Кэндлмен, и улыбка Харкнесса из ленивой сделалась раздраженной.
– Эх ты, Фома неверующий, – пробормотал он. – Говорил же я, что могу улучшить твои шансы, разве нет? Глянь.
Вытащив из нагрудного кармана рубашки чип с данными, Горацио бросил его рядовому, который, поймав чип на лету, уставился на него так, будто и впрямь рассчитывал рассмотреть что-то невооруженным глазом. Харкнесс полагал, что с этого придурка станется.
– Как он работает? – спросил стоявший привалившись к стене Джонсон.
Харкнесс пожал плечами.
– Это сложная штуковина, со многими переменными, так что вникать в подробности вам не стоит. Чем усложнять дело, я настрою ее так, чтобы вы могли не просто предвидеть результат, а добиваться его в ходе игры.
– Это как? – спросил Кэндлмен, и Харкнесс скрыл раздражение за дружеской улыбкой.
Оба его сторожевых пса закончили школу, а Джонсон, судя по послужному списку, даже проучился два года в колледже. К сожалению (или к счастью, это как посмотреть), оба они были из долистов, а стало быть, получали образование за счет государства и в соответствии с его стандартами. Теоретически эта система позволяла получить вполне приличные познания, но лишь при наличии у обучающегося серьезной мотивации. Однако длившаяся не одно десятилетие борьба за «демократизацию» образования привела к снижению стандартов, понижению уровня преподавания и, как следствие, падению интереса к учебе. Молодые люди, испытывающие изначальную тягу к знанию, встречаются не так уж часто, и если педагоги не способны объяснить студентам, зачем, собственно говоря, требуется образование, рвения в учебе ждать не приходится. Ну а понимание того, что многим жизненным неудачам они обязаны нехватке необходимых знаний, приходит к людям, как правило, слишком поздно – и отнюдь не в пору юности. Чтобы побудить человека, еще не осознавшего важность учения, грызть гранит наук, требуется целая система общественной поддержки, напрочь отсутствовавшая до войны. Молодые долисты обеспечивались стипендией в размере базового жизненного пособия независимо от успехов в учебе и понятия не имели, где смогут применить знания, которые все-таки получат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134