от ее вида «Казанова» тяжестью обрушивается в чресла. Крекер не может отвести взгляд от цветка, плавающего между бедер девушки, того, что привел его сюда. Он ревнует цветок, ищущий наслаждения на стороне, и чувствует, как взгляд Персефоны с узоров лишайника на древних мраморных стенах царапает его кожу. Все, что надо сделать, чтобы удовлетворить любовницу, – вогнать пулю в цель. Но он боится смерти – и собственной, и чужой. Естественно, он убивал преступников, ничтоже сумняшеся забирал их жизни, но вот так, невинного, такого же страдальца? Он – и сотворить такое?
– Зачем ты пришел? – спрашивает Белинда.
– Мне надо убить тебя. Белинда смотрит на него в упор.
– Я тоже этого хочу, – говорит она.
– Что?
– Все просто. Я хочу, чтобы ты убил меня.
– Но почему?
С него градом льет пот.
– Потому что это правильно.
Разум Белинды сейчас чист и холоден.
Крекер ошарашено делает шаг назад. Его здорово проняло. Простой человек, простые мысли. Он тащит из кармана пистолет, запутывается в ткани, и ему приходится тянуться второй рукой, чтобы освободить его. Потом никак не может высвободить курок.
– Извини… прости меня… – бубнит он. – Извини… Никак не могу… Вот! Пошло!
Наконец пистолет поднят. Из-за собственной неуклюжести Крекер чувствует себя почти нормально. Эта нормальность придает ему смелости. Он больше не пытается самоутвердиться. Может, в этот раз он сумеет удовлетворить Персефону. Он вытягивает руку с пистолетом вперед, так далеко, как только может. Барабан дрожит, ловит крохотные вспышки света из залепленного окна.
Белинда улыбается.
– Ну что, ты готов? – спрашивает она.
– Я… я попытаюсь.
– Тогда вперед. Сделай все как следует.
«Будь мужчиной. Будь же наконец мужчиной», – вот что говорит ему девушка. Несмотря на Плодородие, пульсирующее в его крови, будь же, наконец, мужчиной! Пистолет пляшет в руке. Левой рукой он берется за правую, чтобы успокоить дрожание и прицелиться. Все равно дрожит.
– Ты смеешься надо мной, – говорит Крекер.
– Нет. Я пытаюсь тебе помочь. Мы ведь хотим одного и того же?
Белинда берет с края бассейна стакан с «бумером». Держит его перед лицом.
– Это «бумер». Знаешь, что это? Крекер кивает.
– Ты его пробовал?
Крекер пробовал, но она все равно говорит ему:
– Одна – для оттяга, две – сносят крышу, третья – жди чистой, сексуальной смерти.
– Ты хочешь убить себя?
– Если ты мне не поможешь.
– Прошу…
– В этом стакане больше пяти доз, и две я уже выпила. И чувствую себя сейчас очень хорошо, очень сексуально. Ты меня не хочешь?
Пистолет движется сквозь тьму, пытаясь нацелиться на нее. Крекер не может поймать цель. Он боится девушку.
– Прошу… Я… – говорит он. Трясет пистолетом. – Думаю, тебе не стоит…
Белинда опускает язык в стакан. На крошечную долю секунды позволяет «бумеру» обжечь свои нервные окончания.
– Не…
Белинда наклоняет стакан, пока край пленки «бумера» не доходит до губ.
– Этого ты хочешь?
– Нет! – рвется голос копа. Он встает у бортика бассейна. – Нет… да… я… бля! Прошу… все не так! Я просто хотел… не надо никому умирать. Никому… – Крекер слышит, как Персефона кричит у него в голове. – Пожалуйста, – говорит он. – Не делай этого.
– Мы оба этого хотим.
Тень Белинды никогда не была такой текучей.
Крекер потеет. Чихает. Но цель укоренилась, у него появился мотив. Пистолет лежит в его пальцах ровно и точно. Если бы он мог разорвать эту схему – пальцы, рукоятка, курок, свежая кожа молодой девушки! Может, тогда он стал бы свободен от всех проблем. Запах Персефоны кричит на него. Ее вонь заполняет подвал. Все, что ему надо сделать, – нажать на спуск, завершить эту историю. Белинда наклоняет край стакана. Крекер прыгает в воду, как небольшая бомба, и прорывается сквозь тяжесть воды к Белинде.
– Прошу, Белинда… не убивай себя!
Я еду на своей «Комете» в эту запутанную историю. 6:22 утра. В новой карте даже время стало текучим. Старые правила отменены. Карта забита нарушенными дорогами. В тот день случилось двадцать пять аварий, порожденных новыми переплетениями корней города. Но я освободилась от этой структуры: я вела по Тени.
Между заводами бежит грязная дорога. По краям все спокойно и тихо, Заброшено и отдано призракам, но чем ближе я к центру затерянного промышленного города, тем больше этот город похож на Вавилон. К «Комете» бежит кричащая женщина: ее одежда разорвана, а лицо покрыто слизью. Я вывернула руль, чтобы избежать столкновения, и женщина отскочила от левой стороны капота. На несколько секунд упала на дорогу, но я не затормозила. Надо думать о дочери, теперь она – моя единственная цель. Бедная женщина, пошатываясь, встает. Я продолжаю свой путь, пока не въезжаю на открытое место между складами и хранилищами. Здесь разбит лагерь бродячих псов: хаос из куч костей, железных скульптур и вигвамоконур. Все вокруг покрыто блестящей глазурью носовых выделений, земля покрыта телами, женщина, обладательница титанической афро, помогает жертвам землетрясения. Должно быть, это Ванита-Ванита. Я остановила «Форд комету» и подошла к Ваните, которая пыталась дать стакан с чем-то одному из раненых. Собакомужик отказался, и тогда Ванита выпила сама и, нагнувшись, поцеловала пса, передав лечебную микстуру изо рта в рот. Я вынула пистолет из кобуры, но при виде этого акта милосердия он показался ненужной тяжестью в руке.
– Ванита-Ванита? – спросила я.
Она бросила на меня взгляд, полный покорности. Увидела пистолет и приняла меня за ту, кем я и была: за ублюдочного копа, за то, против чего она восставала всю жизнь. Я видела, как в ее глазах гаснет огонь бунта. Она посмотрела на склад, около которого стояли икс-кэб и раскрашенный фургон под названием Волшебный Автобус. Слово «Ботодом» над дверью частично затянули цветы, и казалось, что там написано Бо д… Все здание было покрыто зеленой сетью цветов. Эфирное перо взлетело с крыши, и я почувствовала Тень Белинды, борющейся с соблазном.
Время стремилось к законченной системе, и утренний воздух был наполнен желтой жарой, пыльцой и соплями.
Я вжала палец в интерком на двери. Металлический собачий голос ответил:
– Кто здесь?
– Полиция, – сказала я. – Открывай давай.
Главный вход раскрыл обе двери, как неторопливый любовник. Невольный вдох – и я иду сквозь зону гостиной Ботодома. Меня тащит вперед злость, чувствующая Тень Белинды внизу, под полом. Там не все в порядке. Портье оказался лысеющим робопсом, затянутым в респиратор; он съежился за стойкой, вцепившись в копию «Дайджеста обнаженных сук».
– Чего надо? – прорычал пес.
– Ключ от подвала, пожалуйста, – ответила я, сверкнув значком.
– Подвала нет.
Я ткнула пистолет в рожу пса:
– Может, тогда выроем его вместе, сявка?
Пес-портье высунул длинный розовый язык из пасти, пытаясь глотнуть свежего воздуха. Оглянулся на дверь за лестницей. Левой лапой снял ключ со щитка за его спиной.
– То, что просила, – прорычал он.
Стоило отвести пистолет, как он выбежал за дверь на всех четырех. Когда я вставляла ключ в дверь под лестницей, я все еще чувствовала его зловонное дыхание, принесенное пушистым ветром. Я шла на запах Белинды.
Снизу послышался голос, мягкий и потный:
– Кто там в дверях?
– Никого, – крикнула я. – Просто твой оживший кошмар.
– Да ну! А конкретнее?
– Теневой коп Сивилла Джонс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Зачем ты пришел? – спрашивает Белинда.
– Мне надо убить тебя. Белинда смотрит на него в упор.
– Я тоже этого хочу, – говорит она.
– Что?
– Все просто. Я хочу, чтобы ты убил меня.
– Но почему?
С него градом льет пот.
– Потому что это правильно.
Разум Белинды сейчас чист и холоден.
Крекер ошарашено делает шаг назад. Его здорово проняло. Простой человек, простые мысли. Он тащит из кармана пистолет, запутывается в ткани, и ему приходится тянуться второй рукой, чтобы освободить его. Потом никак не может высвободить курок.
– Извини… прости меня… – бубнит он. – Извини… Никак не могу… Вот! Пошло!
Наконец пистолет поднят. Из-за собственной неуклюжести Крекер чувствует себя почти нормально. Эта нормальность придает ему смелости. Он больше не пытается самоутвердиться. Может, в этот раз он сумеет удовлетворить Персефону. Он вытягивает руку с пистолетом вперед, так далеко, как только может. Барабан дрожит, ловит крохотные вспышки света из залепленного окна.
Белинда улыбается.
– Ну что, ты готов? – спрашивает она.
– Я… я попытаюсь.
– Тогда вперед. Сделай все как следует.
«Будь мужчиной. Будь же наконец мужчиной», – вот что говорит ему девушка. Несмотря на Плодородие, пульсирующее в его крови, будь же, наконец, мужчиной! Пистолет пляшет в руке. Левой рукой он берется за правую, чтобы успокоить дрожание и прицелиться. Все равно дрожит.
– Ты смеешься надо мной, – говорит Крекер.
– Нет. Я пытаюсь тебе помочь. Мы ведь хотим одного и того же?
Белинда берет с края бассейна стакан с «бумером». Держит его перед лицом.
– Это «бумер». Знаешь, что это? Крекер кивает.
– Ты его пробовал?
Крекер пробовал, но она все равно говорит ему:
– Одна – для оттяга, две – сносят крышу, третья – жди чистой, сексуальной смерти.
– Ты хочешь убить себя?
– Если ты мне не поможешь.
– Прошу…
– В этом стакане больше пяти доз, и две я уже выпила. И чувствую себя сейчас очень хорошо, очень сексуально. Ты меня не хочешь?
Пистолет движется сквозь тьму, пытаясь нацелиться на нее. Крекер не может поймать цель. Он боится девушку.
– Прошу… Я… – говорит он. Трясет пистолетом. – Думаю, тебе не стоит…
Белинда опускает язык в стакан. На крошечную долю секунды позволяет «бумеру» обжечь свои нервные окончания.
– Не…
Белинда наклоняет стакан, пока край пленки «бумера» не доходит до губ.
– Этого ты хочешь?
– Нет! – рвется голос копа. Он встает у бортика бассейна. – Нет… да… я… бля! Прошу… все не так! Я просто хотел… не надо никому умирать. Никому… – Крекер слышит, как Персефона кричит у него в голове. – Пожалуйста, – говорит он. – Не делай этого.
– Мы оба этого хотим.
Тень Белинды никогда не была такой текучей.
Крекер потеет. Чихает. Но цель укоренилась, у него появился мотив. Пистолет лежит в его пальцах ровно и точно. Если бы он мог разорвать эту схему – пальцы, рукоятка, курок, свежая кожа молодой девушки! Может, тогда он стал бы свободен от всех проблем. Запах Персефоны кричит на него. Ее вонь заполняет подвал. Все, что ему надо сделать, – нажать на спуск, завершить эту историю. Белинда наклоняет край стакана. Крекер прыгает в воду, как небольшая бомба, и прорывается сквозь тяжесть воды к Белинде.
– Прошу, Белинда… не убивай себя!
Я еду на своей «Комете» в эту запутанную историю. 6:22 утра. В новой карте даже время стало текучим. Старые правила отменены. Карта забита нарушенными дорогами. В тот день случилось двадцать пять аварий, порожденных новыми переплетениями корней города. Но я освободилась от этой структуры: я вела по Тени.
Между заводами бежит грязная дорога. По краям все спокойно и тихо, Заброшено и отдано призракам, но чем ближе я к центру затерянного промышленного города, тем больше этот город похож на Вавилон. К «Комете» бежит кричащая женщина: ее одежда разорвана, а лицо покрыто слизью. Я вывернула руль, чтобы избежать столкновения, и женщина отскочила от левой стороны капота. На несколько секунд упала на дорогу, но я не затормозила. Надо думать о дочери, теперь она – моя единственная цель. Бедная женщина, пошатываясь, встает. Я продолжаю свой путь, пока не въезжаю на открытое место между складами и хранилищами. Здесь разбит лагерь бродячих псов: хаос из куч костей, железных скульптур и вигвамоконур. Все вокруг покрыто блестящей глазурью носовых выделений, земля покрыта телами, женщина, обладательница титанической афро, помогает жертвам землетрясения. Должно быть, это Ванита-Ванита. Я остановила «Форд комету» и подошла к Ваните, которая пыталась дать стакан с чем-то одному из раненых. Собакомужик отказался, и тогда Ванита выпила сама и, нагнувшись, поцеловала пса, передав лечебную микстуру изо рта в рот. Я вынула пистолет из кобуры, но при виде этого акта милосердия он показался ненужной тяжестью в руке.
– Ванита-Ванита? – спросила я.
Она бросила на меня взгляд, полный покорности. Увидела пистолет и приняла меня за ту, кем я и была: за ублюдочного копа, за то, против чего она восставала всю жизнь. Я видела, как в ее глазах гаснет огонь бунта. Она посмотрела на склад, около которого стояли икс-кэб и раскрашенный фургон под названием Волшебный Автобус. Слово «Ботодом» над дверью частично затянули цветы, и казалось, что там написано Бо д… Все здание было покрыто зеленой сетью цветов. Эфирное перо взлетело с крыши, и я почувствовала Тень Белинды, борющейся с соблазном.
Время стремилось к законченной системе, и утренний воздух был наполнен желтой жарой, пыльцой и соплями.
Я вжала палец в интерком на двери. Металлический собачий голос ответил:
– Кто здесь?
– Полиция, – сказала я. – Открывай давай.
Главный вход раскрыл обе двери, как неторопливый любовник. Невольный вдох – и я иду сквозь зону гостиной Ботодома. Меня тащит вперед злость, чувствующая Тень Белинды внизу, под полом. Там не все в порядке. Портье оказался лысеющим робопсом, затянутым в респиратор; он съежился за стойкой, вцепившись в копию «Дайджеста обнаженных сук».
– Чего надо? – прорычал пес.
– Ключ от подвала, пожалуйста, – ответила я, сверкнув значком.
– Подвала нет.
Я ткнула пистолет в рожу пса:
– Может, тогда выроем его вместе, сявка?
Пес-портье высунул длинный розовый язык из пасти, пытаясь глотнуть свежего воздуха. Оглянулся на дверь за лестницей. Левой лапой снял ключ со щитка за его спиной.
– То, что просила, – прорычал он.
Стоило отвести пистолет, как он выбежал за дверь на всех четырех. Когда я вставляла ключ в дверь под лестницей, я все еще чувствовала его зловонное дыхание, принесенное пушистым ветром. Я шла на запах Белинды.
Снизу послышался голос, мягкий и потный:
– Кто там в дверях?
– Никого, – крикнула я. – Просто твой оживший кошмар.
– Да ну! А конкретнее?
– Теневой коп Сивилла Джонс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72