Немногочисленные деревья росли там поодиночке, как последние волосы на лысине. Все они были малорослы и резко наклонены, словно отшатнулись от свирепого ветра. Но высокий мыс этот прикрывал как бы стеной западный берег с небольшой рощицей и уютной бухточкой, примерно такого размера, как зимний бассейн в Москве у метро “Кропоткинская”. Тут росла небольшая рощица, тут ютился коттедж Пола, тут же была пристань, сушилась моторка, стояли бочки с бензином и с водой. Пресную воду привозили с материка. Бухточка отделялась от океана мелким каменистым проливчиком, где рокотали, сталкиваясь, сбегающие и набегающие волны. Видимо, только во время прилива моторка входила в бухту легко. Далее шумел океан, чаще сизый, изредка синий, усеянный скалами других Монте-Кристо, окружённых нарядными брызгами из морской пены. Километрах в пяти синел зубчатый силуэт материка. Впоследствии оказалось, что я просчитался: на самом деле это был не материк, а остров побольше.
Такова была обстановка, и обстановка эта диктовала условия побега.
Гуляли мы на берегу заливчика, так что прыгать я мог только в заливчик, затем уже через мелкий опасный пролив пробиваться в открытый океан и под водой, дыша жабрами, плыть к берегу Гулял я с наручником на запястье; следовательно, мог бежать только в тот момент, когда наручник снимался. А бывало это во время прогулки один раз или два раза: когда Горе Мяса надоедало топтаться возле меня, он просил приятеля подменить его; отстёгивал наручник, снимал со своей руки и протягивал Боксёру. Вот тут и наступал тот единственный момент, когда я мог рвануться и прыгнуть в воду.
Жабры мои были готовы 21 августа, на двенадцатый день плена. Я вышел на прогулку с трепетом. Не принадлежу к числу тех счастливцев, которые не волнуются перед битвой. Завидую стальным нервам, но свои закалить не сумел. Даже Салли заметила, что я не в себе. Поняв это по-своему, стала утешать меня, сказала, что Пола бояться не надо, он в сущности добрый малый, никого не убивает без надобности, мы с ним поладим в конце концов. И я отложил побег только для того, чтобы успокоиться. Когда нервничаешь, ошибок не избежать.
И 22-го не удалось бежать. Погода была солнечная, и Пол торчал на площадке, развлекая меня своими дифирамбами деньгам. При нем стража не решалась меняться и не отстёгивала наручники. Я примирился с задержкой. Тем более что время пока работало на меня. День прошёл и второй, ничего не случалось на прогулке. Гангстеры привыкли считать меня безопасным и покорным. Насторожённость их притупилась.
Подходящий момент пришёл 23-го. Все складывалось благоприятно. С утра Пол уехал на материк, на прогулку меня повёл Гора Мяса, самый ленивый из стражей, чаще других просивший смены. Да и погода благоприятствовала. Солнце зашло за облака, а в пасмурную погоду вода не так прозрачна, легче спрятаться в глубине. Я глянул на небо, как только вышел на прогулку, и решил, что мой день пришёл. Сегодня попытаюсь удрать обязательно И сразу явилось спокойствие. Волноваться заставляет меня необходимость выбирать, а если принято решение, тут надо только действовать. Я постарался надоесть Горе Мяса побыстрее: то и дело дёргал его, просил пройтись или хотя бы пересесть на другую скамейку; пригрозил, что пожалуюсь Полу. Массивный толстяк стукнул меня разок, чтобы утихомирить, но я продолжал дёргать его. И добился своего: Горе Мяса надоела моя суетливость.
— Эй, кто там?! — крикнул он. — Идите сюда, ребята, подержите эту собачонку.
Вышел Плащ, самый хмурый и мрачный из гангстеров. Я подозревал, что именно Плащ отправил на тот свет инспектора Джереми.
Толстяк снял браслет со своей ручищи, потёр затёкшее место, протянул двумя пальцами цепочку напарнику.
Вот тут я и ударил его опять по всем правилам… точнее, против правил, самым запрещённым приёмом. Толстяк взвыл, а я, рванувшись всем телом, боком ринулся в воду. Упал наискось, брызг поднял фонтан и шлёпнулся здорово, словно мокрым полотенцем стегнуло по груди. И тут же услышал как бы щёлканье пастушеского кнута. Видимо, Плащ стрелял. Ловко он выхватывал оружие.
Скорее, скорее в глубину. Гребок, другой, третий. Посерело перед глазами, вода надавила на барабанные перепонки Значит, глубоко, едва ли меня видно сверху, и едва ли пули достанут. Жабры не подведут ли? Губы сжал, шевельнул горлом. Ничего. Дышится. Теперь к проливу. Где тут пролив? Ага, справа стена, вот и поплыву вдоль стены. Впереди что-то мутно-белое. Не пена ли в проливе? Гребок, другой, третий. Ну-ка, Юра, проворнее!
Но опоздал я всё равно. Конечно, пробежать по берегу можно было быстрее, чем переплыть залив. Гангстеры догадались, что я кинусь к проливу, уже стояли там по щиколотку в воде и палили почём зря. Плащ догадался, конечно. И только я высунулся — что-то шлёпнуло меня по левой руке. Я развернулся и нырнул в глубину. Уже в сумеречной полутьме посмотрел на руку Нет, багровый дым не расплывается. Значит, не ранили, контузили только
Попался. Пять метров до вольного океана, а не прорвёшься.
Как быть? Отсиживаться буду. Час, два, три, весь день до ночи Авось ночью, когда гангстеры устанут и потеряют бдительность, как-нибудь проплыву. А может быть, на берег выползу и проберусь к океану сушей.
До той поры надо сидеть и ждать. Хорошо, что залив глубокий. Стены уходят вниз отвесно, даже нависают. Присел под одним из выступов — сверху ничем меня не возьмёшь.
Дышится хорошо. Жабры приспособились, автоматизируются. Не надо про них помнить. И кислород такой приятный, чистый, чуть солоноватый, не мыльный, как тот, что я попробовал в ванне. Но холодно. Тело-то у меня человеческое, ему прохладно в воде. Одежда компрессом, ботинки, как кандалы. Ботинки я сброшу, пожалуй, а одежду нельзя — всплывёт ещё, выдаст моё местонахождение. Да и на берегу понадобится… если доберусь я до берега когда-нибудь.
Внезапно донеслось до ушей татаканье. Поплыла тень по блестящей фольге, которая для меня обозначала поверхность. Сердце захолонуло. Что-то задумали гангстеры? Зачем спустили катер? Увидели меня? Сеть кидать будут? Глубинные бомбы бросать? Тогда конец.
Но тень отодвинулась, переместилась к проливчику, шум мотора сник. Катер явно удалялся.
Почему сторожа мои кинулись в океан, не ведаю. Может быть, решили срочно доложить Полу о бегстве, может быть, сочли, что я утонул, подстреленный, а может быть, что я превратился в какую-нибудь рыбину, и погнались за ней. Если бы я придумывал эту историю, я бы знал точно мотивы врагов, а так могу только гадать.
Я переждал ещё минут двадцать и осторожно подплыл к проливу. Тихо!
Не ловушка ли?
Эх, была не была!
Рокотали волны, встречались набегавшие и сбегавшие. Сглаженные прибоем камни выплывали из мути. Видел я под водой плохо. Глаза-то остались у меня человеческие.
Ну вот и нет камней. Внизу сизая тьма. Глубже, глубже, глуб
Все-таки самое приятное в путешествии
же ухожу в подводный сумрак. Найди-ка меня теперь.
Спасся!
Нет, приключения мои не кончились, приключения только накапливались.
Я отдышался, поплыл вперёд что есть силы, нажал, нажал… и почувствовал, что тошнит, в глазах зеленеет. И провалы в сознании: плыл во мгле, и вдруг — в светлой воде. Когда поднялся, не помню.
А в моем положении небезопасно было терять сознание. Я под водой нечаянно мог рот раскрыть вместо жаберных щелей и залил бы водой лёгкие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Такова была обстановка, и обстановка эта диктовала условия побега.
Гуляли мы на берегу заливчика, так что прыгать я мог только в заливчик, затем уже через мелкий опасный пролив пробиваться в открытый океан и под водой, дыша жабрами, плыть к берегу Гулял я с наручником на запястье; следовательно, мог бежать только в тот момент, когда наручник снимался. А бывало это во время прогулки один раз или два раза: когда Горе Мяса надоедало топтаться возле меня, он просил приятеля подменить его; отстёгивал наручник, снимал со своей руки и протягивал Боксёру. Вот тут и наступал тот единственный момент, когда я мог рвануться и прыгнуть в воду.
Жабры мои были готовы 21 августа, на двенадцатый день плена. Я вышел на прогулку с трепетом. Не принадлежу к числу тех счастливцев, которые не волнуются перед битвой. Завидую стальным нервам, но свои закалить не сумел. Даже Салли заметила, что я не в себе. Поняв это по-своему, стала утешать меня, сказала, что Пола бояться не надо, он в сущности добрый малый, никого не убивает без надобности, мы с ним поладим в конце концов. И я отложил побег только для того, чтобы успокоиться. Когда нервничаешь, ошибок не избежать.
И 22-го не удалось бежать. Погода была солнечная, и Пол торчал на площадке, развлекая меня своими дифирамбами деньгам. При нем стража не решалась меняться и не отстёгивала наручники. Я примирился с задержкой. Тем более что время пока работало на меня. День прошёл и второй, ничего не случалось на прогулке. Гангстеры привыкли считать меня безопасным и покорным. Насторожённость их притупилась.
Подходящий момент пришёл 23-го. Все складывалось благоприятно. С утра Пол уехал на материк, на прогулку меня повёл Гора Мяса, самый ленивый из стражей, чаще других просивший смены. Да и погода благоприятствовала. Солнце зашло за облака, а в пасмурную погоду вода не так прозрачна, легче спрятаться в глубине. Я глянул на небо, как только вышел на прогулку, и решил, что мой день пришёл. Сегодня попытаюсь удрать обязательно И сразу явилось спокойствие. Волноваться заставляет меня необходимость выбирать, а если принято решение, тут надо только действовать. Я постарался надоесть Горе Мяса побыстрее: то и дело дёргал его, просил пройтись или хотя бы пересесть на другую скамейку; пригрозил, что пожалуюсь Полу. Массивный толстяк стукнул меня разок, чтобы утихомирить, но я продолжал дёргать его. И добился своего: Горе Мяса надоела моя суетливость.
— Эй, кто там?! — крикнул он. — Идите сюда, ребята, подержите эту собачонку.
Вышел Плащ, самый хмурый и мрачный из гангстеров. Я подозревал, что именно Плащ отправил на тот свет инспектора Джереми.
Толстяк снял браслет со своей ручищи, потёр затёкшее место, протянул двумя пальцами цепочку напарнику.
Вот тут я и ударил его опять по всем правилам… точнее, против правил, самым запрещённым приёмом. Толстяк взвыл, а я, рванувшись всем телом, боком ринулся в воду. Упал наискось, брызг поднял фонтан и шлёпнулся здорово, словно мокрым полотенцем стегнуло по груди. И тут же услышал как бы щёлканье пастушеского кнута. Видимо, Плащ стрелял. Ловко он выхватывал оружие.
Скорее, скорее в глубину. Гребок, другой, третий. Посерело перед глазами, вода надавила на барабанные перепонки Значит, глубоко, едва ли меня видно сверху, и едва ли пули достанут. Жабры не подведут ли? Губы сжал, шевельнул горлом. Ничего. Дышится. Теперь к проливу. Где тут пролив? Ага, справа стена, вот и поплыву вдоль стены. Впереди что-то мутно-белое. Не пена ли в проливе? Гребок, другой, третий. Ну-ка, Юра, проворнее!
Но опоздал я всё равно. Конечно, пробежать по берегу можно было быстрее, чем переплыть залив. Гангстеры догадались, что я кинусь к проливу, уже стояли там по щиколотку в воде и палили почём зря. Плащ догадался, конечно. И только я высунулся — что-то шлёпнуло меня по левой руке. Я развернулся и нырнул в глубину. Уже в сумеречной полутьме посмотрел на руку Нет, багровый дым не расплывается. Значит, не ранили, контузили только
Попался. Пять метров до вольного океана, а не прорвёшься.
Как быть? Отсиживаться буду. Час, два, три, весь день до ночи Авось ночью, когда гангстеры устанут и потеряют бдительность, как-нибудь проплыву. А может быть, на берег выползу и проберусь к океану сушей.
До той поры надо сидеть и ждать. Хорошо, что залив глубокий. Стены уходят вниз отвесно, даже нависают. Присел под одним из выступов — сверху ничем меня не возьмёшь.
Дышится хорошо. Жабры приспособились, автоматизируются. Не надо про них помнить. И кислород такой приятный, чистый, чуть солоноватый, не мыльный, как тот, что я попробовал в ванне. Но холодно. Тело-то у меня человеческое, ему прохладно в воде. Одежда компрессом, ботинки, как кандалы. Ботинки я сброшу, пожалуй, а одежду нельзя — всплывёт ещё, выдаст моё местонахождение. Да и на берегу понадобится… если доберусь я до берега когда-нибудь.
Внезапно донеслось до ушей татаканье. Поплыла тень по блестящей фольге, которая для меня обозначала поверхность. Сердце захолонуло. Что-то задумали гангстеры? Зачем спустили катер? Увидели меня? Сеть кидать будут? Глубинные бомбы бросать? Тогда конец.
Но тень отодвинулась, переместилась к проливчику, шум мотора сник. Катер явно удалялся.
Почему сторожа мои кинулись в океан, не ведаю. Может быть, решили срочно доложить Полу о бегстве, может быть, сочли, что я утонул, подстреленный, а может быть, что я превратился в какую-нибудь рыбину, и погнались за ней. Если бы я придумывал эту историю, я бы знал точно мотивы врагов, а так могу только гадать.
Я переждал ещё минут двадцать и осторожно подплыл к проливу. Тихо!
Не ловушка ли?
Эх, была не была!
Рокотали волны, встречались набегавшие и сбегавшие. Сглаженные прибоем камни выплывали из мути. Видел я под водой плохо. Глаза-то остались у меня человеческие.
Ну вот и нет камней. Внизу сизая тьма. Глубже, глубже, глуб
Все-таки самое приятное в путешествии
же ухожу в подводный сумрак. Найди-ка меня теперь.
Спасся!
Нет, приключения мои не кончились, приключения только накапливались.
Я отдышался, поплыл вперёд что есть силы, нажал, нажал… и почувствовал, что тошнит, в глазах зеленеет. И провалы в сознании: плыл во мгле, и вдруг — в светлой воде. Когда поднялся, не помню.
А в моем положении небезопасно было терять сознание. Я под водой нечаянно мог рот раскрыть вместо жаберных щелей и залил бы водой лёгкие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26