Но мои мысли уже неслись дальше: водяные землеройки питаются рыбой и лягушками — и тех и других повсюду можно достать в неограниченном количестве. Водяные землеройки проводят под землёй меньше времени, чем другие насекомоядные. Вот то животное, которое можно держать дома! «Я должен поймать водяную землеройку», — сказал я Кёнигу. «Это очень просто, — ответил он. — Под основанием моей палатки есть гнездо с молодыми». Именно в этой палатке я провёл предыдущую ночь, а мой друг даже и не подумал сообщить мне о куторах. Эти вещи для него — дело само собой разумеющееся, так же, как пятнистая водяная курочка, клюющая крошки с его ладони, или любое другое чудо в его удивительном царстве озёрных тростников.
Вечером, когда мы вернулись в палатку, Кёниг показал мне гнездо. В нем было девять детёнышей, казавшихся огромными по сравнению со своей мамашей, которая юркнула в глубину, как только мы приподняли тент. Длина каждого детёныша значительно превышала половину длины самки, а вес молодого зверька должен был быть равен примерно трети или четверти веса мамаши. Иными словами, по самым средним подсчётам, весь выводок весил не меньше, чем две взрослые землеройки. А ведь зверюшки были ещё совершенно слепы, и кончики зубов едва виднелись в отверстиях их розовых ртов. Спустя два дня после того, как зверюшки попали ко мне на попечение, они ещё не могли самостоятельно съесть даже мягкие внутренности кузнечика. Явная жадность, с которой маленькие куторы реагировали на пищу, не мешала им бесконечно долго жевать сочный кусочек лягушачьего мяса — им никак не удавалось отделить маленькую порцию и проглотить её. Пока мы продолжали жить в нашей палатке, я кормил своих питомцев выдавленными внутренностями кузнечиков и мелко нарубленным лягушачьим фаршем — зверьки просто процветали на такой диете. По возвращении домой, в Альтенберг, я усовершенствовал их меню, составляя нечто вроде соуса из выдавленных внутренностей различных личинок, дождевых червей и рубленного свежего рыбьего мяса, сдабривая все это небольшим количеством молока. Землеройки поглощали сказочное количество этого корма, и маленький ящичек, в котором содержалось их гнездо, казался ещё меньше по сравнению с огромной фарфоровой чашкой, содержимое которой они опорожняли три раза в день.
Все эти наблюдения поставили меня перед вопросом, каким образом самке удаётся выкормить свой гигантский выводок. Абсолютно невероятно, чтобы она кормила их только собственным молоком. Даже питаясь гораздо более концентрированной пищей, выводок юных кутор ежедневно поедал её в количестве, равном их общему весу, то есть почти столько, сколько весят два взрослых зверька. С другой стороны, мои наблюдения, бесспорно, доказывали, что молодые землеройки в этот период своей жизни не в состоянии поедать целых лягушек или рыб, которых им могла бы приносить мамаша. Можно лишь полагать, что самка кормит детёнышей отрыжкой из пережёванной пищи. Даже в этом случае остаётся почти полной загадкой, каким образом взрослой самке удаётся добывать столько мяса, чтобы прокормить себя и своё ненасытное потомство.
Когда я привёз моих юных кутор домой, они были ещё слепыми. Зверька нисколько не пострадали от переезда и радовали глаз своей упитанностью и лоснящимся мехом. Чёрные глянцевитые шубки придавали им сходство с кротом, в то время как белый цвет нижней стороны и боков в сочетании с обтекаемыми контурами тела вызывал отчётливое воспоминание о пингвинах. И не без основания, поскольку и обтекаемые очертания, и светлая окраска брюшка — все это приспособления к водному образу жизни. Многие плавающие животные — млекопитающие и птицы, амфибии и рыбы окрашены снизу в серебристо-белые тона, чтобы быть незаметными для хищников, держащихся на глубине. При взгляде отсюда блестящее белое брюшко абсолютно сливается со сверкающей поверхностной плёнкой воды. Для всех этих водных существ очень характерно и то, что тёмная окраска спины и светлая — живота не переходят постепенно одна в другую, как у животных наземных, окрашенных по так называемому принципу противотени. Последний тип окраски рассчитан на то, чтобы сделать своего обладателя невидимым сбоку за счёт маскировки контрастной тени на нижней поверхности туловища. Точно так же, как и у косатки, дельфинов и пингвинов, белая окраска брюшка куторы отделена от чёрного цвета спинки резкой линией, которая декоративной кривой огибает все тельце животного. И вот что удивительно — очертания этой пограничной полосы отличаются не только у разных индивидуумов, но даже на двух боках одного и того же зверька. Я был весьма рад этому обстоятельству, поскольку оно давало мне возможность узнавать каждого своего питомца.
Спустя три дня после нашего возвращения в Альтенберг мои девять детёнышей-кутор прозрели и начали очень осторожно исследовать окрестности ящика, где помещалось их гнездо. Наступил момент пересаживать их в специально оборудованное помещение, проектирование которого стоило мне многих раздумий. Поскольку землеройки поглощали огромное количество пищи и соответственно выделяли массу экскрементов, их нельзя было выпустить в обычный аквариум: чистая вода в течение нескольких дней должна была превратиться в зловонное месиво. Тщательное оздоровление воды было необходимо по особой причине. Оперение уток, поганок и всех прочих водоплавающих совершенно не намокает в воде, пока птица здорова. Резонно было ожидать, что мех здоровой куторы тоже должен оставаться сухим под водой. По мере загрязнения вода приобретает сильную щелочную реакцию, а мне было известно, что это скверно отражается на состоянии оперения водных птиц. При воздействии щёлочи происходит реакция омыления того самого жира, который делает перо водонепроницаемым; птица быстро намокает и не может держаться на воде. Мне принадлежит рекорд, насколько мне известно, до сих пор не превзойдённый ни одним любителем комнатных птиц: почти два года я держал в неволе ручных поганок, которые всегда были бодры и здоровы и в конце концов не погибли, а улетели от меня, чтобы продолжить свою жизнь на воле. Мой опыт в отношении этих птиц доказал, что залог успеха — это абсолютно чистая вода. Каждый раз, когда вода лишь слегка загрязнялась, я замечал, что оперение поганок начинает намокать.
Птицы чувствовали приближающуюся опасность и пытались предотвратить её, то и дело тревожно перебирая клювами своё оперение. Поэтому я держал этих маленьких поганок в кристально-чистой воде, которая сменялась ежедневно. В отношении водяных землероек я с самого начала решил неукоснительно придерживаться того же правила.
Я взял большой аквариум — несколько более ярда в длину и около двух футов шириной. Внутри сосуда в противоположных концах его были поставлены два маленьких столика. Тяжёлые камни, положенные поверх столов, не позволяли им всплывать. Затем я наполнил аквариум водой с таким расчётом, чтобы она доходила до уровня крышки стола, но не заливала её. Сначала я не стал придвигать столы вплотную к стенкам аквариума из страха, что землеройки могут оказаться «пойманными» в глухом пространстве под столом и, не найдя выхода, утонут. Однако позже оказалось, что эта предосторожность была излишней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Вечером, когда мы вернулись в палатку, Кёниг показал мне гнездо. В нем было девять детёнышей, казавшихся огромными по сравнению со своей мамашей, которая юркнула в глубину, как только мы приподняли тент. Длина каждого детёныша значительно превышала половину длины самки, а вес молодого зверька должен был быть равен примерно трети или четверти веса мамаши. Иными словами, по самым средним подсчётам, весь выводок весил не меньше, чем две взрослые землеройки. А ведь зверюшки были ещё совершенно слепы, и кончики зубов едва виднелись в отверстиях их розовых ртов. Спустя два дня после того, как зверюшки попали ко мне на попечение, они ещё не могли самостоятельно съесть даже мягкие внутренности кузнечика. Явная жадность, с которой маленькие куторы реагировали на пищу, не мешала им бесконечно долго жевать сочный кусочек лягушачьего мяса — им никак не удавалось отделить маленькую порцию и проглотить её. Пока мы продолжали жить в нашей палатке, я кормил своих питомцев выдавленными внутренностями кузнечиков и мелко нарубленным лягушачьим фаршем — зверьки просто процветали на такой диете. По возвращении домой, в Альтенберг, я усовершенствовал их меню, составляя нечто вроде соуса из выдавленных внутренностей различных личинок, дождевых червей и рубленного свежего рыбьего мяса, сдабривая все это небольшим количеством молока. Землеройки поглощали сказочное количество этого корма, и маленький ящичек, в котором содержалось их гнездо, казался ещё меньше по сравнению с огромной фарфоровой чашкой, содержимое которой они опорожняли три раза в день.
Все эти наблюдения поставили меня перед вопросом, каким образом самке удаётся выкормить свой гигантский выводок. Абсолютно невероятно, чтобы она кормила их только собственным молоком. Даже питаясь гораздо более концентрированной пищей, выводок юных кутор ежедневно поедал её в количестве, равном их общему весу, то есть почти столько, сколько весят два взрослых зверька. С другой стороны, мои наблюдения, бесспорно, доказывали, что молодые землеройки в этот период своей жизни не в состоянии поедать целых лягушек или рыб, которых им могла бы приносить мамаша. Можно лишь полагать, что самка кормит детёнышей отрыжкой из пережёванной пищи. Даже в этом случае остаётся почти полной загадкой, каким образом взрослой самке удаётся добывать столько мяса, чтобы прокормить себя и своё ненасытное потомство.
Когда я привёз моих юных кутор домой, они были ещё слепыми. Зверька нисколько не пострадали от переезда и радовали глаз своей упитанностью и лоснящимся мехом. Чёрные глянцевитые шубки придавали им сходство с кротом, в то время как белый цвет нижней стороны и боков в сочетании с обтекаемыми контурами тела вызывал отчётливое воспоминание о пингвинах. И не без основания, поскольку и обтекаемые очертания, и светлая окраска брюшка — все это приспособления к водному образу жизни. Многие плавающие животные — млекопитающие и птицы, амфибии и рыбы окрашены снизу в серебристо-белые тона, чтобы быть незаметными для хищников, держащихся на глубине. При взгляде отсюда блестящее белое брюшко абсолютно сливается со сверкающей поверхностной плёнкой воды. Для всех этих водных существ очень характерно и то, что тёмная окраска спины и светлая — живота не переходят постепенно одна в другую, как у животных наземных, окрашенных по так называемому принципу противотени. Последний тип окраски рассчитан на то, чтобы сделать своего обладателя невидимым сбоку за счёт маскировки контрастной тени на нижней поверхности туловища. Точно так же, как и у косатки, дельфинов и пингвинов, белая окраска брюшка куторы отделена от чёрного цвета спинки резкой линией, которая декоративной кривой огибает все тельце животного. И вот что удивительно — очертания этой пограничной полосы отличаются не только у разных индивидуумов, но даже на двух боках одного и того же зверька. Я был весьма рад этому обстоятельству, поскольку оно давало мне возможность узнавать каждого своего питомца.
Спустя три дня после нашего возвращения в Альтенберг мои девять детёнышей-кутор прозрели и начали очень осторожно исследовать окрестности ящика, где помещалось их гнездо. Наступил момент пересаживать их в специально оборудованное помещение, проектирование которого стоило мне многих раздумий. Поскольку землеройки поглощали огромное количество пищи и соответственно выделяли массу экскрементов, их нельзя было выпустить в обычный аквариум: чистая вода в течение нескольких дней должна была превратиться в зловонное месиво. Тщательное оздоровление воды было необходимо по особой причине. Оперение уток, поганок и всех прочих водоплавающих совершенно не намокает в воде, пока птица здорова. Резонно было ожидать, что мех здоровой куторы тоже должен оставаться сухим под водой. По мере загрязнения вода приобретает сильную щелочную реакцию, а мне было известно, что это скверно отражается на состоянии оперения водных птиц. При воздействии щёлочи происходит реакция омыления того самого жира, который делает перо водонепроницаемым; птица быстро намокает и не может держаться на воде. Мне принадлежит рекорд, насколько мне известно, до сих пор не превзойдённый ни одним любителем комнатных птиц: почти два года я держал в неволе ручных поганок, которые всегда были бодры и здоровы и в конце концов не погибли, а улетели от меня, чтобы продолжить свою жизнь на воле. Мой опыт в отношении этих птиц доказал, что залог успеха — это абсолютно чистая вода. Каждый раз, когда вода лишь слегка загрязнялась, я замечал, что оперение поганок начинает намокать.
Птицы чувствовали приближающуюся опасность и пытались предотвратить её, то и дело тревожно перебирая клювами своё оперение. Поэтому я держал этих маленьких поганок в кристально-чистой воде, которая сменялась ежедневно. В отношении водяных землероек я с самого начала решил неукоснительно придерживаться того же правила.
Я взял большой аквариум — несколько более ярда в длину и около двух футов шириной. Внутри сосуда в противоположных концах его были поставлены два маленьких столика. Тяжёлые камни, положенные поверх столов, не позволяли им всплывать. Затем я наполнил аквариум водой с таким расчётом, чтобы она доходила до уровня крышки стола, но не заливала её. Сначала я не стал придвигать столы вплотную к стенкам аквариума из страха, что землеройки могут оказаться «пойманными» в глухом пространстве под столом и, не найдя выхода, утонут. Однако позже оказалось, что эта предосторожность была излишней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52