— Хорошо.
— Это что же, прикажете рассматривать как философское замечание или как конкретное предложение?
Она рассмеялась:
— Просто хочу четко представлять ситуацию.
— Чтобы знать, на что рассчитывать.
— Ненавижу всяческую неразбериху, — кивнула она.
— Особенно, наверное, эмоциональную неразбериху.
— Вы правы.
«Она никогда не любила, — подумал я. — В ее жизни был секс, но любви не было. Как раз то, что мне нужно». Я поборол коварный внутренний голос и задал типично журналистский вопрос о работе.
— Работа как работа. — Она пожала плечами. — Из ста студентов, может быть, один по-настоящему талантлив. По большей части амбиций у них в пять раз больше, чем идей.
— А сами вы занимаетесь моделированием?
— Почти нет. Придумываю иногда что-нибудь для себя или для Сары. Мне нравится преподавать. Доводить художественное невежество до уровня подлинного мастерства.
— И замечать потом отголоски своих идей по всей Оксфорд-стрит?
Она кивнула, глаза ее блестели и улыбались.
— Сейчас на пяти крупнейших фабриках готового платья работают мои ученики. Стиль одного из них настолько индивидуален, что, глядя на витрину, можно безошибочно отличить его работы от других.
— Я вижу, вам нравится осознавать свою власть?
— А кому-то не нравится?
— Как сказать...
— Власть всегда разлагает? — Голос ее звучал саркастически.
— Каждого в своей мере. Интересно знать, в чем Ваша слабость?
Она засмеялась:
— Деньги, я думаю. Преподавателям их вечно не хватает.
— Но зато у вас есть власть.
— Надо же иметь хоть что-нибудь, раз нельзя получить все.
Я опустил голову, чувствуя, как исказилось мое лицо. Трудно подобрать более точные слова для обрисовки положения, в котором я пребывал вот уже одиннадцать лет.
— О чем задумались? — спросила Гейл.
— О том, как бы заполучить вас в постель.
Она, казалось, онемела от возмущения. Я поднял глаза, готовый к любым проявлениям женского самолюбия. Ведь я мог и ошибиться в ней.
Но я не ошибся. Она смеялась. Польщенная.
— Весьма откровенно.
— Ага.
Я поставил стакан на стол и поднялся, улыбаясь:
— Опаздываю на поезд.
— Уходить? После таких-то откровений?
— Именно после таких.
Вместо ответа она приблизилась, взяла меня за руку и вложила пальцы в золотое кольцо, венчавшее застежку «молнию» у нее на платье.
— Иди сюда.
— Но мы знакомы всего три часа, — запротестовал я.
— Однако раскусил ты меня через три минуты.
Я отрицательно помотал головой:
— Три секунды.
Зубы ее блеснули.
— Мне нравятся незнакомцы.
Я потянул кольцо вниз и понял, что именно этого она и ждала.
* * *
Мы лежали рядом на белом пушистом ковре. Казалось, весь мир отлетел куда-то на миллион световых лет, и я не торопил его возвращение.
— А что, твоя жена тебя не слишком балует?
«Элизабет, — подумал я, — о Господи, Элизабет! Но иногда, хотя бы иногда...»
Столь хорошо знакомое ощущение вины захлестнуло меня горячей волной. Мир снова придвинулся вплотную.
Я сидел, слепо всматриваясь в темнеющую комнату. Гейл, видимо, поняла, что допустила бестактность, со вздохом поднялась и не сказала больше ни слова.
«В горе и радости, — с болью думал я. — В бедности и богатстве. В болезни и благополучии буду с тобой, только с тобой, пока не разлучит нас смерть».
Так я поклялся. В ту пору клятвы давать было легко. Но я не сдержал слова. Гейл была четвертой за одиннадцать лет. И первой почти за три года.
— Будешь так сидеть и дальше, опоздаешь на поезд, — прозаически заметила она.
Я взглянул на часы: оставалось пятнадцать минут.
Она вздохнула:
— Так и быть, подвезу тебя до станции.
Мы успели с запасом. Я вышел из машины и вежливо поблагодарил.
— Еще увидимся? — спросила она. Без всякой заинтересованности в голосе. Ей просто нужна была информация.
Как далека и холодна была она по сравнению с той женщиной на белом ковре! Включилась, выключилась. Как раз это меня и устраивало.
— Не знаю, — нерешительно пробормотал я. Светофор на краю платформы загорелся зеленым.
— До свидания, — спокойно сказала она.
— А что, Гарри и Сара всегда играют в гольф по воскресеньям? — осторожно спросил я.
— Всегда.
— Тогда, может быть...
— Может, позвонишь, а может, нет, — кивнула она. — Что ж, по крайней мере, это честно. А я, может, буду дома, а может, нет. — Отчужденно улыбаясь, она смотрела на меня через опущенное боковое стекло.
О, такая не зарыдает, если я не появлюсь! Но если приеду — примет.
Она подняла стекло и отъехала. Не махнув рукой, не обернувшись.
Зеленая гусеница электропоезда тихо подползла к станции, чтобы унести меня домой. Сорок минут до вокзала Ватерлоо, потом на метро до Кингс-кросс. И три четверти мили пешком.
* * *
— Вы опоздали, — произнесла мать Элизабет с заранее рассчитанной долей раздражения.
— Извините.
Я наблюдал, как она сердито, рывками, натягивает перчатки. Пальто и шляпа были уже на ней.
— Поразительная беззаботность! Пока доберусь до дома, будет почти одиннадцать.
Я промолчал.
— Эгоист. Все мужчины эгоисты.
С ней не было смысла ни соглашаться, ни спорить. Неудачное и кратковременное замужество оставило в ее душе незаживающие раны, которые она усердно демонстрировала перед единственной дочерью. Когда я познакомился с Элизабет, та панически боялась мужчин.
— Мы ужинали, — сказала теща. — Посуду я оставила миссис Вудворд.
Не было ничего радостнее для миссис Вудворд, как обнаружить в понедельник утром груду грязных тарелок с застывшим на них жиром.
— Прекрасно, — ответил я, фальшиво улыбаясь.
— До свидания, Элизабет! — крикнула она.
— До свидания, мама!
Я распахнул перед ней дверь.
— Ну, до следующего воскресенья!
— Рад буду видеть вас.
Она желчно улыбнулась, зная, что я лгу. Днем ее посещений было воскресенье. Далеко не каждую неделю я мечтал видеть ее в нашем доме. Но в следующий раз это даст мне возможность поехать в Вирджиния-Уотерс. В размышления о том, как воспользуюсь своей свободой, я постарался не углубляться. Она удалилась, а я подошел к Элизабет и поцеловал ее в лоб.
— Привет.
— Привет, — ответила она. — Удачно провел день?
Удар, от которого перехватило дыхание.
— Ага.
— Я рада... Мама опять оставила посуду.
— Не беспокойся, я перемою.
— Что бы я делала без тебя...
Оба мы прекрасно знали ответ на этот вопрос. Без меня она провела бы остаток жизни в больничной палате, как заключенный, без малейшей надежды на освобождение. Она не могла дышать без электрического насоса, тихо гудевшего у подножия кровати, приподнятой в изголовье. Она не могла сама ни поесть, ни помыться в ванной. Моя жена Элизабет была на девяносто процентов парализована в результате полиомиелита.
Глава 3
Мы жили над рядом запертых гаражей на месте бывших конюшен за Грейс-Инн-роуд. Компания по застройке нового района недавно снесла все старые здания напротив, и закатное солнце беспрепятственно проникало в наши окна. На площадке были возведены опоры для строительства новых домов. Если по окончании постройки они заслонят нам свет, придется подыскать другое жилище. Не слишком приятная перспектива. Мы уже переезжали два раза, и это было сопряжено с огромными трудностями.
Поезда к ипподромам отправлялись из Лондона, поэтому, чтобы сэкономить на дороге, мы поселились в десяти минутах ходьбы от «Блейз».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53