V . Если доктор будет жив через пять лет, ему выплатит в виде вознаграждения сто тысяч франков Лонге, парижский нотариус или его преемник.
VI . Если до истечения пяти лет услуги доктора не будут считаться нужными, гг. Кунье и Йомби или тот, кому они свое право передадут, могут расстаться с ним, заплатив, что условлено за полный месяц начатого года, но сто тысяч франков он получит не иначе, как по истечении пяти лет».
— Вот контракт, в котором недостает только подписи договаривающихся сторон. Это, как вы видите, не нотариальный акт, я не хотел брать на себя никакой ответственности в этом деле, но частное условие. Бесполезно, я думаю, говорить вам, что подписанное и записанное в книгу, оно так же действительно, как и нотариальный акт… Теперь, когда вы знаете в чем дело, что скажете вы об этом предложении?
— Рассуждать о нем бесполезно. Такие вещи принимаются или отвергаются разом, впрочем, сомневаюсь, чтобы вы могли изменить какой-нибудь пункт.
— Клиент не оставил мне другого полномочия, как получить согласие на все пункты.
— В этом акте есть один зловещий пункт: сто тысяч франков обещают доктору в том случае, если он не умрет через пять лет. Не знаю, ошибаюсь ли я, но мне кажется, что в этом выражается как бы сомнение, что он может остаться жив до того времени.
В эту минуту лакей пришел доложить, что шесть человек ждут в передней.
— Это по объявлению, — сказал Лонге, улыбаясь, — извините, если я вас тороплю, потому что я каждый вечер уезжаю за город в шесть часов и мне хотелось бы отправить их всех до моего отъезда.
— Как можете вы знать…
— Что они пришли сюда для того же, для чего и вы?
— Да.
— Подождите минутку… Жюль, попросите у этих господ их карточки.
Через минуту лакей вернулся и принес на подносе шесть карточек: на каждой значилось «доктор медицины».
— Вот видите!
— Правда! Прошу позволения подумать до завтра.
— Невозможно. Надо решиться сейчас, так мне приказано, я забыл сообщить вам об этом. Таинственный незнакомец сказал: мне нужен человек, решающий быстро, не давайте ему ни одной лишней минуты; всякий, переступивший за порог вашей гостиной, не должен возвращаться к вам.
— Еще одно слово?
— Я к вашим услугам.
— Для чего в объявлении сказано, что в случае отсутствия, обращаться в Танжер?
— Негры едут через шесть дней, и я тогда должен отсылать в Танжер тех, кто будет являться. Желаете еще спросить меня о чем-нибудь?
— Ни о чем. Я…
— Отказываетесь?
— Напротив, соглашаюсь!
Нотариус сделал движение, выражавшее удивление, и несколько минут смотрел на своего посетителя с чрезвычайным изумлением. Через минуту он ответил:
— Ничего не могу вам сказать… Однако, позвольте предложить вам один вопрос: у вас нет родных?
— Я одинок.
— И практики нет?
— Неделю назад я чуть не отравился морфием, потому что ни моя собака, мой единственный друг, ни я не ели ничего со вчерашнего дня.
— Если так, то вы именно такой человек, какого ищут; и я не должен более сопротивляться тому, чтобы вы следовали своей судьбе.
— Я сейчас говорил вам о моей собаке, — можно мне взять ее с собой?
— Не думаю, чтобы в этом могли быть затруднения.
— Иначе я буду принужден взять назад данное слово.
— Я беру это на себя. Дело кончено. Вписываю ваше имя в условие, и теперь остается только подписать.
Сказав эти слова, нотариус позвонил. Вошел лакей.
— Жюль, — сказал ему Лонге, — скажи господам, которые ждут, что дело, по которому они пришли, кончено и что мне не для чего их принимать. Потом дайте знать неграм в гостинице «Экватор», чтобы они сейчас пришли сюда.
Четверть часа спустя все было кончено.
— Счастливого пути, — сказал нотариус Шарлю Обрею, — дай Бог нам увидеться через пять лет.
Они обменялись дружелюбным и горячим пожатием рук.
Когда молодой доктор вышел на улицу, он заметил у дома Лонге великолепный экипаж, запряженный парой чистокровных лошадей, из-под нетерпеливых ног которых сверкали искры на гранитной мостовой… Оба негра, следовавшие за доктором, приблизились к нему, и тот, которого звали Кунье, поклонился и сказал на чистейшем французском языке:
— Мы едем сегодня в Марсель с восьмичасовым поездом… А пока куда вас отвезти?
— Как этот экипаж…
— В вашем распоряжении.
— А вы?
— Мы с вами.
— Мы едем разве немедленно?
— Так приказано, и в этом отношении вы обязаны слепо повиноваться нам; кроме этого нам предписано исполнять все ваши желания покупать и брать все, что вам будет угодно, — книги, инструменты, оружие, всевозможную провизию. Вам стоит только сказать.
— Хорошо, я буду готов к назначенному часу. Отвезите меня в предместье Сент-Оноре, 77, где я должен сделать необходимые распоряжения. Потом я сделаю несколько прощальных визитов, и в половине восьмого буду на станции железной дороги.
— Я должен предупредить вас, что нам приказано не оставлять вас.
— Приказано кем? Ведь условие я заключил с вами?
— Нашим господином.
— Кто же он такой?
— Мы не в праве ответить на этот вопрос.
— Вам также запрещено сказать мне, куда мы едем?
— Вы уже знаете… в Марсель.
— А потом?
— Вы это узнаете там.
— Хорошо. Не буду более задавать вам вопросов.
— И мы у вас ничего спрашивать не будем, но готовы исполнять все ваши приказания.
Приехав к себе, Шарль Обрей указал, что желает взять с собой. Он не кончил еще осмотра скромного имущества, как два работника явились укладывать его вещи.
Когда доктор кончил свои прощальные визиты, до отъезда осталось только три часа, но чистокровные лошади так мчались, а Кунье так сорил деньгами, что все покупки Шарля Обрея: лекарства, хирургические инструменты, оружие, книги и разные другие вещи были вовремя отосланы на вокзал, где был заказан отдельный вагон. Верный пудель Фокс разлегся на подушках кареты и, по-видимому, гордился новым положением хозяина.
В семь часов все было кончено, и по замечанию Кунье, сказанному шепотом, Шарль Обрей приказал кучеру ехать на Лионскую железную дорогу.
В ожидании поезда он заказал в буфете обед; верные своей роли негры прислуживали ему, что заставило толпу принять его за восточного князя, путешествующего инкогнито.
По окончании обеда Кунье повел его к начальнику станции, и молодой доктор не мог не почувствовать легкого чувства гордости, когда начальник станции сказал, поклонившись ему почти до земли:
— Вагон, заказанный вами, готов…
Он прошел, улыбаясь, перед толпой, расступавшейся передним, и не мог не прошептать старинную поговорку: Auri sacra fames note 1 — и сравнить этот прием с прежним, когда, как всякий добрый парижанин, он отправлялся по воскресеньям в третьем классе в Буживаль или Шиту.
Как только он поместился со своим верным Фоксом в вагоне, обитом шелковой материей, раздался свист локомотива, и поезд быстро помчался в Бургундию.
Оба негра сели в вагон, нанятый для лошадей.
Когда Шарль Обрей заметил при неясном свете луны деревья, мелькавшие как черные призраки мимо поезда, с ним сделалась галлюцинация: ему показалось, что все его прошлые страдания стремятся в страну забвения, и он три раза громко прокричал «ура» в честь своего будущего счастья… Только хриплые вздохи локомотива и жалобный вой его собаки ответили ему…
ГЛАВА II. Безмолвная шхуна. Таинственный сигнал
По приезде в Марсель, Шарль Обрей едва успел съесть бисквит и выпить рюмку портвейна на станции, как его провожатые наняли фиакр, который через десять минут привез его к пристани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38