— Хорошо. Что необходимо лично от меня?
— Довести до сведения личного состава мои полномочия и обязать их оказывать всемерное содействие следствию.
— Все?
— Все. Ну, может, еще личная помощь органам следствия, если в том возникнет необходимость.
— Хорошо. Я распоряжусь.
Полковник Трофимов отправился в войска.
Командир части собрал старших офицеров. И распорядился, как того требовал приказ, всячески способствовать ведению следствия.
Затем отпустил большую часть офицерского состава, а оставшимся рекомендовал изъять из подразделений потенциально опасных болтунов, которые что-то такое в свое время могли увидеть или услышать и неверно истолковать.
Болтуны были сведены в единое подразделение и отправлены в командировку на дальний полигон. Выкашивать прошлогоднюю траву и подкрашивать известкой невыпавший снег.
Вначале полковник Трофимов поднял техническую документацию по состоянию принадлежащей части бронетехники за последний год, где перечислялись поломки, починки и замены вышедших из строя механизмов. И выяснил, что по нелепой случайности в ближнезарубежной стране было оставлено не самое старое и не самое плохое вооружение. А самое новое и исправное.
Затем полковник побеседовал с рядовым составом, пригласив его в солдатскую чайную. Где за банкой вскрытой сгущенки с пряниками рядовой состав вспомнил, как помощник командира по технике лично указывал, какую технику грузить, а какую оставлять. И вспомнил еще много чего другого, например, про уходящие на сторону новые автомобильные моторы и запчасти и установленные на их место старые.
Со всеми своими выкладками он подошел к указанному помощнику и спросил, отчего это он, помпотех, отвечающий за техническую исправность бронетанкового парка, оставил новые и практически не требующие ремонта машины, но позаботился вывезти полный хлам, причинив тем существенный материальный убыток Российской Армии. И не просматривается ли в том его злой умысел.
На что тот ответил, что он ни в чем не виноват, так как имел на то соответствующий приказ.
— Кого?
— Командира части.
— То есть вы хотите сказать, что злой умысел просматривается в действиях командира части?
— Никак нет! Я ничего такого не хотел сказать. И не говорил...
— Говорили. Вы сказали, что командир части приказал оставить новую технику и грузить только старую технику. Из чего следует вывод, что он не просто так оставлял технику. А с преступным умыслом.
— Не говорил я ничего...
— Говорили. Вот у меня и диктофон на этот случай имеется. И ваши на нем показания. Я, конечно, понимаю, после того, что вы тут сказали, в этой части вам не служить. И следующего звания не получить. И потому предлагаю перевести нашу беседу в плоскость доверительного разговора. Так сказать, без протокола. А если с протоколом, то тех фактов, которыми я уже располагаю, вполне хватит, чтобы снять с вас погоны, выслуги и пенсии. И отправить под суд. Если по протоколу. Или без него?
— Лучше без него.
Полковник демонстративно вытащил и выключил диктофон. Оставив, впрочем, писать другой. После чего узнал много такого, до чего прежняя комиссия не дозналась.
Таким же образом полковник Трофимов побеседовал еще с несколькими старшими офицерами. И без счету с рядовым составом, который много знал, но почти ничего не видел лично.
— А кто видел?
— Да много кто...
— Ну тебе-то кто рассказывал?
— Зёма с третьей роты. И еще один — со второй.
— А где он, тот зёма?
— На полигоне.
— А тот, другой?
— На полигоне...
Потом полковник исчез. Чтобы вдруг объявиться на том самом, где зёма, отдаленном полигоне. На котором уже почти совершенно была выкошена прошлогодняя трава и выкрашен невыпавший снег.
На полигон полковник прибыл в гражданском обличье. И с двумя канистрами медицинского спирта.
— Я дядя одного вашего солдата, — объяснил он дежурному офицеру цель своего визита, сливая с канистры треть ее содержимого, — мне бы с племянником увидеться.
— Дядя — это святое дело. Это — никогда не препятствуем. Потому что встреча с дядей — это связь со своей малой родиной. Так сказать, живое патриотическое воспитание, — не возражал против встречи офицер, наблюдая завораживающее мерцание прозрачной струи, льющейся в подставленное под нее ведро.
В подразделении выяснилось, что Семен Петров — это не тот Петров, что надо. И поэтому «дядя» решил просто поговорить с его сослуживцами. В целях патриотического воспитания.
— Ну и как служба идет? — поинтересовался он.
— Отлично идет! Повышаем свою боевую под готовку! В последние стрельбы наш взвод показал только хорошие и отличные результаты, — хором ответил рядовой и сержантский состав.
Нет, разговор в таком тоне не пойдет. Не нужен такой разговор.
— Ну если хорошие и отличные, то вас полагается поощрить. Приветом с родины, — сказал «дядя», в двигая ногой канистру.
Через полчаса беседа приобрела более доверительный характер.
— Ну и как служба?
— ... службу такую.
— Офицеры не обижают?
— ... офицеров этих.
— А зачем вы на полигоне?
— ... полигон этот.
— Что, большой полигон?
— У-у-у-ё! ... этот.
— А вы бы сопротивлялись. Этим. Взяли бы и слали на них телегу. Вышестоящему командованию.
— Ха-ха!
— А вы бы не просто написали, а с фактами. Ну не ангелы же ваши командиры, в самом деле.
— Не.
— Ведь что-нибудь такое противозаконное наверняка творят. Вещевое довольствие тянут.
— Ну.
— И продукты из солдатской столовой.
— Ну.
— И запчасти с автопарка.
— Ну.
— Что — ну? Вспомнили всё, написали куда следует, и расформировали часть к чертовой бабушке!
— А то! — сказал один из сержантов. — Я помощнику командира мотор на его «жигуле» перебирал. Все запчасти со склада.
— Ха! Мотор, — усмехнулся другой. — Я братану начштаба «КамАЗ» в деревню перегонял. Новый. Списанный.
— "КамАЗ"! Подумаешь, «КамАЗ». А когда на юге БТРы налево спихнули? Во дело!
— Ну?! — удивился «дядя». — Врешь, поди? Чтоб целый БТР! Ну ни в жисть не поверю!
— Я вру?! Да ты у мужиков спроси! Да вот этими собственными руками. И не один...
А вот это уже была тема для долгого, задушевного разговора. Под вторую канистру прихваченного с собой поощрения.
Утром приехавший к родственнику «дядя» показал свое истинное полковничье лицо. Перед лицом выстроенного на плацу личного состава.
— В общем, так, товарищи солдаты и сержанты. Я полковник военной разведки. Фамилия моя Трофимов. Я веду дело о разбазаривании военного имущества. В том числе и в вашей части. То, что оно разбазаривается, — установленный лично мною факт. С вашей помощью установленный. Теперь мне надо запротоколировать ваши, уже произнесенные вчера, показания...
Мучимый похмельем строй мрачно молчал. И не изъявлял желания протоколировать вчерашние задушевные признания.
— Значит, желаем молчать? Чтобы защитить честь заляпанного дерьмом чужого мундира. Значит, вызываем огонь на себя?
Тогда так: по вчерашней в расположении части массовой с неустановленным гражданским лицом пьянке возбуждаем дело. По рассказанным мне фактам самоволок, пьянок, дебоширства и мелкого воровства — начинаем следствие. По части хищения материальных ценностей — шьем соучастие. Итого: еще по полтора-а года службы в дисбате каждому. Кто по совокупности не сядет на больший срок, но уже в тюрьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96