Нас смешают с дерьмом.
— Мы не можем шантажировать всю страну...
— В этой стране живут наши матери. И братья. Мы де можем всех их...
— Нужно спихнуть товар, пока на него нашелся покупатель. И тихо поделить прибыль...
— Мы не сможем взорвать эту бомбу! Кто сможет взорвать бомбу, которая...
— Я смогу! Я смогу взорвать эту бомбу, — тихо, но так, что перекрыл все голоса, сказал Мозга. — Если они не примут наших условий. Я ее взорву...
Авторитеты молча посмотрели на своего сотоварища. Который был таким же, как они. До недавнего времени был. До предыдущей, произнесенной им фразы.
— Что ты прэдлагаешь? — спросил грузин.
— Я предлагаю взять верх над всеми теми, над которыми мы не могли взять верх все эти годы.
— Ты имеешь в виду беспределыциков?
— Нет, я имею в виду государственных беспредельщиков. Объясните мне, почему они могут делать то же самое, что мы, но при этом их оберегает МВД и Безопасность, которые нас ловят? Почему они под их прикрытием растаскивают самые лакомые куски, которые не достаются нам? Почему им можно все, а нам только то, что остается после них? Разве это справедливо?
— Это несправедливо! — согласился ростовчанин. — Но они первые начали рвать этот пирог. И за ними сила. Они правы по праву силы.
— Нет силы, на которую не нашлась бы своя сила.
— Что ты хочешь?
— Я хочу уравнять возможности. Мы должны поделить страну по-честному. По горизонтали, а не по вертикали.
— Как это по горизонтали?
— До сих пор они забирали золотые вершки. А нам оставляли обгладывать черствые корешки. Они всегда забирали самое лучшее. Все то, что по колоску собирал весь народ. И то, что, они считали, принадлежало им. Вначале всем. А не поодиночке. Потом — каждому.
Потому что потом они разрешили себе грабеж и стали распихивать страну по собственным карманам.
Они учинили беспредел. Они знали, где брать лучшее и не допускали к этому лучшему всех остальных. В том числе не допускали нас. Начальные условия были не равные. Им разрешалось брать. Нам — нет! Я прав?
— Ты прав. Они взяли себе все. А нам отдали остатки. Которые не вместились им в руки.
— Ты совершенно прав!
— Чем они отличаются от нас, которых преследуют и называют преступниками?
— Ничем! Кроме того, что они взяли больше!
— Почему мы миримся с таким беспределом? Почему мы называем беспредельщиками тех, кто утаскивает у нас из-под носа малый кусок? Почему мы не называем беспредельщиками тех, кто утаскивает все? И у всех? Без оглядки на закон. Без оглядки даже на их закон.
Как называются люди, которые не признают закона, не признают авторитетов, не признают территорию, которые способны забрать последний кусок у своей матери, если им нужен этот кусок? Как они называются?
— Беспредельщики!
— Что делают с беспредельщиками?
— Ставят на место!
— Я предлагаю поставить на место самых главных беспредельщиков страны. Я предлагаю заставить их играть на равных. И тогда мы посмотрим, кто сильнее.
Если для них их закон не писан, то по их закону не должны судить и нас.
Если они имеют право торговать всем, то и мы должны иметь право торговать всем, чем торгуют они.
Если их не имеют права трогать мусора, то пусть они не приближаются и к нам...
Я хочу равенства. И я знаю, как добиться этого равенства.
— Как?
— Мы поставим им ультиматум. Чтобы они пересмотрели свои законы. Чтобы они объявили амнистию и выпустили на свободу всех наших братьев.
Чтобы они допустили нас к созданию законов.
Чтобы они убрали ментов, которые нас не устраивают.
Чтобы они отдали нам стукачей...
Авторитеты молчали. Предложенная программа была грандиозна. Фантастична. И очень желанна.
Никто и никогда еще из их братвы не пытался навязывать свою волю государству, в котором жил. Никто не пытался объявлять амнистии или увольнять неугодных им следователей. Никому это даже в голову не приходило.
Они делали, что могли.
Покупали отдельных ментов и судей. И тем влияли на следствие и приговор.
Подчиняли и использовали в своих целях государственных чиновников.
Находили общий язык с начальниками тюрем и колоний.
Пробивали ходы к политикам и депутатам и пытались протаскивать угодные им законы...
Они просачивались во власть снизу.
Но они никогда не предполагали, что будут иметь возможность говорить с ней на равных. Чтобы не покупать, а требовать то, что им положено по закону. По их закону!
— А если они не примут наших условий?
— Если они не примут наших условий — я взорву бомбу!
Глава 38
Начальник президентской охраны разливал водку. По простым граненым стаканам. И нарезал огурцы. Малосольные. И колбасу — вареную. И выкладывал капусту — квашеную. И никаких тебе севрюг, балыков и черной икры.
Потому что Президент выехал на пикник. Простой. Как в бытность свою обыкновенным секретарем обкома партии.
— Давай, пластай быстрей. Водка стынет! — торопил Хозяин своего телохранителя, похаживая во" стола и досадливо отмахиваясь от комаров, которые делали различия между голубыми кровями Первого лица государства и скотника дяди Митяя. А пили вся равным удовольствием, будучи по сути своей демократами.
— Ну?
— Секунд очку. Еще одну последнюю секунд очку.
— Секунду — ладно. За две — уволю без выходного пособия.
Милые господские шуточки, которые не понять когда перестают ими быть. И становятся оргвыводами.
Так что лучше на всякий случай укладываться в разрешенную секунду.
— Готово!
Президент взял стакан. И кольцо колбасы.
— Ну, в общем, чтобы не последняя, — и хлопнул стакан водки. И удовлетворенно крякнул.
— Наша водка?
— Наша. Кристалловская.
— Хорошая водка. Меня Гельмут своей угощал дерьмо. Без куража. Не водка — одно название. Спиртосодержащий компот. Сколько лет на нашей территории сидели, а водку делать не научились. Разливай.
Главный телохранитель подсуетился.
— Будем!
— Нет, я тебе так скажу. Водка — это наш характер русский. Чтобы полный стакан — и слезы из глаз. А по том стенка на стенку. Как народ пьет, так и живет. Они как — по пятьдесят грамм со льдом и водой. Продукт переводят. И живут так же, как, прости Господи, импотенты. Все по дозам. По мензуркам. По правилам. Терпеть не могу. И водка у них такая же. Недееспособная...
Ну что, еще по одной?
— А доктора?
— А ну их, докторов! Сам знаешь куда! Тоже, понимаешь, импотенты. Того нельзя, сего нельзя. Этот можно, но только по капле после еды. На хрена такая жизнь?
— Это верно!
— А раз верно, лей давай!
Налили. Хлопнули. Закусили капусткой.
— Мне знаешь что Билл на закусь предлагал?
— Что?
— Киви! Я тебе так скажу — извращенцы они там все. Мочу пьют, дерьмом закусывают. Ни хрена в жизни не понимают! Давай еще...
«Еще» было уже много. До «еще» надо было успевать ладить дела.
— Это точно, что не понимают. Я вот намедни документы смотрел...
— Какие документы? Компру? Все компру собираешь? Кто с кем спал, кто сколько брал, кто кому давал? Смотри — доиграешься. У самого тоже морда шершавая.
— Да нет. Я старые документы смотрел...
— На хрена тебе старые?
— Да вот, подумал, как так могло быть, что Союз столько лет стоял и не развалился?
— Потому что крепко задуман был. Вот с таким хребтом! Железобетонным. Как Днепрогэс. Я тебе по-свойски скажу, если бы все это дерьмо не затеяли — до сих пор бы стоял! Как пирамиды Хеопса.
— Да нет, я не про то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Мы не можем шантажировать всю страну...
— В этой стране живут наши матери. И братья. Мы де можем всех их...
— Нужно спихнуть товар, пока на него нашелся покупатель. И тихо поделить прибыль...
— Мы не сможем взорвать эту бомбу! Кто сможет взорвать бомбу, которая...
— Я смогу! Я смогу взорвать эту бомбу, — тихо, но так, что перекрыл все голоса, сказал Мозга. — Если они не примут наших условий. Я ее взорву...
Авторитеты молча посмотрели на своего сотоварища. Который был таким же, как они. До недавнего времени был. До предыдущей, произнесенной им фразы.
— Что ты прэдлагаешь? — спросил грузин.
— Я предлагаю взять верх над всеми теми, над которыми мы не могли взять верх все эти годы.
— Ты имеешь в виду беспределыциков?
— Нет, я имею в виду государственных беспредельщиков. Объясните мне, почему они могут делать то же самое, что мы, но при этом их оберегает МВД и Безопасность, которые нас ловят? Почему они под их прикрытием растаскивают самые лакомые куски, которые не достаются нам? Почему им можно все, а нам только то, что остается после них? Разве это справедливо?
— Это несправедливо! — согласился ростовчанин. — Но они первые начали рвать этот пирог. И за ними сила. Они правы по праву силы.
— Нет силы, на которую не нашлась бы своя сила.
— Что ты хочешь?
— Я хочу уравнять возможности. Мы должны поделить страну по-честному. По горизонтали, а не по вертикали.
— Как это по горизонтали?
— До сих пор они забирали золотые вершки. А нам оставляли обгладывать черствые корешки. Они всегда забирали самое лучшее. Все то, что по колоску собирал весь народ. И то, что, они считали, принадлежало им. Вначале всем. А не поодиночке. Потом — каждому.
Потому что потом они разрешили себе грабеж и стали распихивать страну по собственным карманам.
Они учинили беспредел. Они знали, где брать лучшее и не допускали к этому лучшему всех остальных. В том числе не допускали нас. Начальные условия были не равные. Им разрешалось брать. Нам — нет! Я прав?
— Ты прав. Они взяли себе все. А нам отдали остатки. Которые не вместились им в руки.
— Ты совершенно прав!
— Чем они отличаются от нас, которых преследуют и называют преступниками?
— Ничем! Кроме того, что они взяли больше!
— Почему мы миримся с таким беспределом? Почему мы называем беспредельщиками тех, кто утаскивает у нас из-под носа малый кусок? Почему мы не называем беспредельщиками тех, кто утаскивает все? И у всех? Без оглядки на закон. Без оглядки даже на их закон.
Как называются люди, которые не признают закона, не признают авторитетов, не признают территорию, которые способны забрать последний кусок у своей матери, если им нужен этот кусок? Как они называются?
— Беспредельщики!
— Что делают с беспредельщиками?
— Ставят на место!
— Я предлагаю поставить на место самых главных беспредельщиков страны. Я предлагаю заставить их играть на равных. И тогда мы посмотрим, кто сильнее.
Если для них их закон не писан, то по их закону не должны судить и нас.
Если они имеют право торговать всем, то и мы должны иметь право торговать всем, чем торгуют они.
Если их не имеют права трогать мусора, то пусть они не приближаются и к нам...
Я хочу равенства. И я знаю, как добиться этого равенства.
— Как?
— Мы поставим им ультиматум. Чтобы они пересмотрели свои законы. Чтобы они объявили амнистию и выпустили на свободу всех наших братьев.
Чтобы они допустили нас к созданию законов.
Чтобы они убрали ментов, которые нас не устраивают.
Чтобы они отдали нам стукачей...
Авторитеты молчали. Предложенная программа была грандиозна. Фантастична. И очень желанна.
Никто и никогда еще из их братвы не пытался навязывать свою волю государству, в котором жил. Никто не пытался объявлять амнистии или увольнять неугодных им следователей. Никому это даже в голову не приходило.
Они делали, что могли.
Покупали отдельных ментов и судей. И тем влияли на следствие и приговор.
Подчиняли и использовали в своих целях государственных чиновников.
Находили общий язык с начальниками тюрем и колоний.
Пробивали ходы к политикам и депутатам и пытались протаскивать угодные им законы...
Они просачивались во власть снизу.
Но они никогда не предполагали, что будут иметь возможность говорить с ней на равных. Чтобы не покупать, а требовать то, что им положено по закону. По их закону!
— А если они не примут наших условий?
— Если они не примут наших условий — я взорву бомбу!
Глава 38
Начальник президентской охраны разливал водку. По простым граненым стаканам. И нарезал огурцы. Малосольные. И колбасу — вареную. И выкладывал капусту — квашеную. И никаких тебе севрюг, балыков и черной икры.
Потому что Президент выехал на пикник. Простой. Как в бытность свою обыкновенным секретарем обкома партии.
— Давай, пластай быстрей. Водка стынет! — торопил Хозяин своего телохранителя, похаживая во" стола и досадливо отмахиваясь от комаров, которые делали различия между голубыми кровями Первого лица государства и скотника дяди Митяя. А пили вся равным удовольствием, будучи по сути своей демократами.
— Ну?
— Секунд очку. Еще одну последнюю секунд очку.
— Секунду — ладно. За две — уволю без выходного пособия.
Милые господские шуточки, которые не понять когда перестают ими быть. И становятся оргвыводами.
Так что лучше на всякий случай укладываться в разрешенную секунду.
— Готово!
Президент взял стакан. И кольцо колбасы.
— Ну, в общем, чтобы не последняя, — и хлопнул стакан водки. И удовлетворенно крякнул.
— Наша водка?
— Наша. Кристалловская.
— Хорошая водка. Меня Гельмут своей угощал дерьмо. Без куража. Не водка — одно название. Спиртосодержащий компот. Сколько лет на нашей территории сидели, а водку делать не научились. Разливай.
Главный телохранитель подсуетился.
— Будем!
— Нет, я тебе так скажу. Водка — это наш характер русский. Чтобы полный стакан — и слезы из глаз. А по том стенка на стенку. Как народ пьет, так и живет. Они как — по пятьдесят грамм со льдом и водой. Продукт переводят. И живут так же, как, прости Господи, импотенты. Все по дозам. По мензуркам. По правилам. Терпеть не могу. И водка у них такая же. Недееспособная...
Ну что, еще по одной?
— А доктора?
— А ну их, докторов! Сам знаешь куда! Тоже, понимаешь, импотенты. Того нельзя, сего нельзя. Этот можно, но только по капле после еды. На хрена такая жизнь?
— Это верно!
— А раз верно, лей давай!
Налили. Хлопнули. Закусили капусткой.
— Мне знаешь что Билл на закусь предлагал?
— Что?
— Киви! Я тебе так скажу — извращенцы они там все. Мочу пьют, дерьмом закусывают. Ни хрена в жизни не понимают! Давай еще...
«Еще» было уже много. До «еще» надо было успевать ладить дела.
— Это точно, что не понимают. Я вот намедни документы смотрел...
— Какие документы? Компру? Все компру собираешь? Кто с кем спал, кто сколько брал, кто кому давал? Смотри — доиграешься. У самого тоже морда шершавая.
— Да нет. Я старые документы смотрел...
— На хрена тебе старые?
— Да вот, подумал, как так могло быть, что Союз столько лет стоял и не развалился?
— Потому что крепко задуман был. Вот с таким хребтом! Железобетонным. Как Днепрогэс. Я тебе по-свойски скажу, если бы все это дерьмо не затеяли — до сих пор бы стоял! Как пирамиды Хеопса.
— Да нет, я не про то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96