В войне против республиканской Испании немецкие и итальянские фашисты испытывали новые образцы оружия и боевой техники, в том числе самолеты. Мы с болью и тревогой следили за ходом войны, еще не зная, что она все ближе подходит к нашему порогу. Наши комсомольцы, как один, записались в кружки Осоавиахима, «Ворошиловский стрелок», ходили в тир, стреляли из малокалиберной винтовки, прыгали с парашютной вышки. И вдруг – вызов в комитет комсомола техникума, затем в смольненский райком, короткий разговор: надо пройти медицинскую комиссию в военном госпитале. Потом узнали
– Центральный Комитет ВЛКСМ объявил внеочередной призыв комсомольцев в авиацию. От такой новости голова шла кругом. Старичок-медик, осматривая меня, доверительно спросил:
– Летать хотите, молодой человек?
– Хочу.
– Значит, будете.
А в смольненском райкоме военный с голубыми петлицами тоже задал такой вопрос, только еще спросил:
– А не боитесь?
Нет, мы не боялись, мы просто волновались: вдруг не пройдем комиссию. Я написал отцу письмо: так, мол, и так, есть шанс попасть в военные летчики. Отец, по своей крестьянской привычке все взвесив и рассудив, ответил длинным посланием. Он писал о том, что не только в нашем крестьянском роду, но и во всей деревне не было летчиков. Много неизвестного таила авиация. «За ней будущее, это бесспорно, – рассуждал отец, умевший своим хлеборобским умом смотреть в завтрашний день.
– Ну, а если война? В газетах пишут – в Германии появились фашисты, коммунистов сажают в тюрьмы. На земле воевать спокойнее, каждая кочка укроет. А в небе ты один…»
Наконец сообщили список кандидатов в училище. В этом списке была и моя фамилия. По сей день помню дату – 12 августа 1937 года, день, когда узнал о новой своей судьбе, определившей дорогу на всю жизнь…
И СНОВА – В БОЙ!
В последних числах мая наш новый штурман полка Герой Советского Союза майор Лобанов получил команду подготовить карты до Краснодара. Значит, на Кубань! И сразу – вылет. Прощайте, сальские степи, аэродром, на котором мы провели почти три месяца. После взлета собираемся поэскадрильно, держим курс на станицу Усть-Лабинскую.
Радостно бьется сердце при виде грозного строя штурмовиков. Было время, когда волновал вид девятки, а сейчас наша эскадрилья стала мощнее еще на три самолета. Конечный пункт – станица Елизаветинская, западнее Краснодара.
Следом за нами приземлился подполковник Г. М. Смыков, известный летчикам как работник штаба дивизии. Теперь он будет у нас командиром полка. Майор Еськов, бывший наш комполка, получил назначение инспектором техники пилотирования в гвардейскую Сталинградскую штурмовую дивизию. Спустя год он погиб на Украине в боях за Никополь. Новый командир для подчиненных всегда загадка. Особенно в авиации. Летчики не признают авторитетов на слово, они ценят командира по делам. Им надо знать: и как сам летает, и какой у него характер, и как относится к подчиненным. Нам, ветеранам полка, было известно: Георгий Михайлович владеет высоким летным мастерством. В то время мало кто знал, что летчик Смыков уже шестнадцать лет служил в авиации, освоил свыше двадцати типов самолетов – от легких матерчатых этажерок разведчиков Р-1 до тяжелых бомбардировщиков ТБ-3.
35-летний командир полка был сыном рабочего-металлиста из Алчевска. Отец его, Михаил Иванович Смыков, с 1905 года состоял членом РСДРП, был соратником и другом К. Е. Ворошилова. В годы гражданской белогвардейцы расстреляли М. И. Смыкова на глазах его жены и детей. После победы советской власти в Донбассе мать с четырьмя детьми переехала в тихий украинский городок Тульчин. Егорка, как звали в семье Георгия Михайловича, с четырнадцати лет начал трудовую жизнь, помогал матери растить младших братьев и сестер. В 1927 году Смыков по путевке комсомола поступил в Ленинградскую летно-теоретическую школу. Летную программу закончил в Оренбурге, там же работал инструктором Оренбургской летной школы. Вот где могли сойтись наши дороги, но к моменту нашего прибытия в Оренбург Георгий Михайлович уже учился в высшей тактической летной школе. Перед войной работал заместителем командира авиаполка, потом создавал летную школу на Украине.
В первые недели войны майор Смыков водил тяжелый бомбардировщик в тыл врага, участвовал во многочисленных воздушных боях. И стал закаленным опытным летчиком. Оперативная работа в штабе тяготила Смыкова, Он скучал по полетам и, когда потребовался командир полка, ускоренным темпом овладел самолетом Ил-2 и на нем вылетел нам вдогонку. После первого знакомства сложилось впечатление, что новый командир нетороплив, общителен, любит шутку и умеет заразительно смеяться. Но это было чисто внешнее впечатление. А вскоре мы почувствовали и его многоопытную командирскую руку. Георгий Михайлович дотошно вникал в летную работу, интересовался жизнью летчиков.
Это сразу понравилось. Острым глазом подметили и другое: «Батя» любит порисоваться, Давая распоряжение, неторопливо, смачно произносит? «Я р-решил…»
Вот это характерное «Я р-решил» мне пришлось услышать через несколько дней после перелета на новый аэродром. Вначале подполковник Смыков вызвал старшего лейтенанта Заворыкина, потом меня и объявил:
– Я р-решил, товарищ Пальмов, назначить вас командиром первой эскадрильи. Старший лейтенант Заворыкин возглавит воздушно-стрелковую службу полка. Приступайте к исполнению своих обязанностей.
Начали с облета линии фронта и бомбоштурмового удара по противнику у станицы Крымской. В этом вылете участвовал только руководящий состав эскадрилий и полка. Летели восьмеркой под надежным прикрытием истребителей. Мне в этой группе выпала особая роль – быть замыкающим. Считается, что с этим может справиться только лучший летчик. Приятно, конечно, такое доверие, но утешение невелико. Противник первым атакует если не ведущего, то обязательно замыкающего, бьет с тыла. Это был первый боевой вылет моего воздушного стрелка Анатолия Баранского. Стараюсь его подбодрить:
– Главное – смотри в оба. И постоянно докладывай обстановку.
Мы прикрываем хвост. Ну, а в случае необходимости, станем в «круг». Толя знает, что такое «круг», на полигоне мы его отрабатывали. Но то была учеба, а теперь – настоящий бой. Это понимает воздушный стрелок и волнуется, хотя держится молодцом. Ведущим группы был летчик соседней дивизии, знавший район боевых действий, как кабину своего самолета. Группу он вел легко и ровно, это особенно было заметно мне, замыкающему. Не баловался скоростями, не рыскал без нужды. Перед целью истребители прикрытия вырвались вперед, обшарили каждое облачко. Хорошо бить по цели, когда чувствуешь над головой надежный щит. А вот снизу от зенитного огня одна защита – маневр. Пришлось здорово маневрировать, чтобы не угодить под трассу «эрликонов». И все-таки они сделали отметину, раздробили законцовку фюзеляжа. Увидев совсем рядом разрывы снарядов, воздушный стрелок с тревогой в голосе сообщил о пробоине. Но самолет вел себя устойчиво, и я понял, что Толя преувеличил опасность. После посадки Баранский долго возился с парашютными ремнями и выбирался из кабины. Я не торопил, хорошо понимая состояние воздушного стрелка после первого боевого вылета.
– Ну, как в зенитном огне? Страшновато?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Центральный Комитет ВЛКСМ объявил внеочередной призыв комсомольцев в авиацию. От такой новости голова шла кругом. Старичок-медик, осматривая меня, доверительно спросил:
– Летать хотите, молодой человек?
– Хочу.
– Значит, будете.
А в смольненском райкоме военный с голубыми петлицами тоже задал такой вопрос, только еще спросил:
– А не боитесь?
Нет, мы не боялись, мы просто волновались: вдруг не пройдем комиссию. Я написал отцу письмо: так, мол, и так, есть шанс попасть в военные летчики. Отец, по своей крестьянской привычке все взвесив и рассудив, ответил длинным посланием. Он писал о том, что не только в нашем крестьянском роду, но и во всей деревне не было летчиков. Много неизвестного таила авиация. «За ней будущее, это бесспорно, – рассуждал отец, умевший своим хлеборобским умом смотреть в завтрашний день.
– Ну, а если война? В газетах пишут – в Германии появились фашисты, коммунистов сажают в тюрьмы. На земле воевать спокойнее, каждая кочка укроет. А в небе ты один…»
Наконец сообщили список кандидатов в училище. В этом списке была и моя фамилия. По сей день помню дату – 12 августа 1937 года, день, когда узнал о новой своей судьбе, определившей дорогу на всю жизнь…
И СНОВА – В БОЙ!
В последних числах мая наш новый штурман полка Герой Советского Союза майор Лобанов получил команду подготовить карты до Краснодара. Значит, на Кубань! И сразу – вылет. Прощайте, сальские степи, аэродром, на котором мы провели почти три месяца. После взлета собираемся поэскадрильно, держим курс на станицу Усть-Лабинскую.
Радостно бьется сердце при виде грозного строя штурмовиков. Было время, когда волновал вид девятки, а сейчас наша эскадрилья стала мощнее еще на три самолета. Конечный пункт – станица Елизаветинская, западнее Краснодара.
Следом за нами приземлился подполковник Г. М. Смыков, известный летчикам как работник штаба дивизии. Теперь он будет у нас командиром полка. Майор Еськов, бывший наш комполка, получил назначение инспектором техники пилотирования в гвардейскую Сталинградскую штурмовую дивизию. Спустя год он погиб на Украине в боях за Никополь. Новый командир для подчиненных всегда загадка. Особенно в авиации. Летчики не признают авторитетов на слово, они ценят командира по делам. Им надо знать: и как сам летает, и какой у него характер, и как относится к подчиненным. Нам, ветеранам полка, было известно: Георгий Михайлович владеет высоким летным мастерством. В то время мало кто знал, что летчик Смыков уже шестнадцать лет служил в авиации, освоил свыше двадцати типов самолетов – от легких матерчатых этажерок разведчиков Р-1 до тяжелых бомбардировщиков ТБ-3.
35-летний командир полка был сыном рабочего-металлиста из Алчевска. Отец его, Михаил Иванович Смыков, с 1905 года состоял членом РСДРП, был соратником и другом К. Е. Ворошилова. В годы гражданской белогвардейцы расстреляли М. И. Смыкова на глазах его жены и детей. После победы советской власти в Донбассе мать с четырьмя детьми переехала в тихий украинский городок Тульчин. Егорка, как звали в семье Георгия Михайловича, с четырнадцати лет начал трудовую жизнь, помогал матери растить младших братьев и сестер. В 1927 году Смыков по путевке комсомола поступил в Ленинградскую летно-теоретическую школу. Летную программу закончил в Оренбурге, там же работал инструктором Оренбургской летной школы. Вот где могли сойтись наши дороги, но к моменту нашего прибытия в Оренбург Георгий Михайлович уже учился в высшей тактической летной школе. Перед войной работал заместителем командира авиаполка, потом создавал летную школу на Украине.
В первые недели войны майор Смыков водил тяжелый бомбардировщик в тыл врага, участвовал во многочисленных воздушных боях. И стал закаленным опытным летчиком. Оперативная работа в штабе тяготила Смыкова, Он скучал по полетам и, когда потребовался командир полка, ускоренным темпом овладел самолетом Ил-2 и на нем вылетел нам вдогонку. После первого знакомства сложилось впечатление, что новый командир нетороплив, общителен, любит шутку и умеет заразительно смеяться. Но это было чисто внешнее впечатление. А вскоре мы почувствовали и его многоопытную командирскую руку. Георгий Михайлович дотошно вникал в летную работу, интересовался жизнью летчиков.
Это сразу понравилось. Острым глазом подметили и другое: «Батя» любит порисоваться, Давая распоряжение, неторопливо, смачно произносит? «Я р-решил…»
Вот это характерное «Я р-решил» мне пришлось услышать через несколько дней после перелета на новый аэродром. Вначале подполковник Смыков вызвал старшего лейтенанта Заворыкина, потом меня и объявил:
– Я р-решил, товарищ Пальмов, назначить вас командиром первой эскадрильи. Старший лейтенант Заворыкин возглавит воздушно-стрелковую службу полка. Приступайте к исполнению своих обязанностей.
Начали с облета линии фронта и бомбоштурмового удара по противнику у станицы Крымской. В этом вылете участвовал только руководящий состав эскадрилий и полка. Летели восьмеркой под надежным прикрытием истребителей. Мне в этой группе выпала особая роль – быть замыкающим. Считается, что с этим может справиться только лучший летчик. Приятно, конечно, такое доверие, но утешение невелико. Противник первым атакует если не ведущего, то обязательно замыкающего, бьет с тыла. Это был первый боевой вылет моего воздушного стрелка Анатолия Баранского. Стараюсь его подбодрить:
– Главное – смотри в оба. И постоянно докладывай обстановку.
Мы прикрываем хвост. Ну, а в случае необходимости, станем в «круг». Толя знает, что такое «круг», на полигоне мы его отрабатывали. Но то была учеба, а теперь – настоящий бой. Это понимает воздушный стрелок и волнуется, хотя держится молодцом. Ведущим группы был летчик соседней дивизии, знавший район боевых действий, как кабину своего самолета. Группу он вел легко и ровно, это особенно было заметно мне, замыкающему. Не баловался скоростями, не рыскал без нужды. Перед целью истребители прикрытия вырвались вперед, обшарили каждое облачко. Хорошо бить по цели, когда чувствуешь над головой надежный щит. А вот снизу от зенитного огня одна защита – маневр. Пришлось здорово маневрировать, чтобы не угодить под трассу «эрликонов». И все-таки они сделали отметину, раздробили законцовку фюзеляжа. Увидев совсем рядом разрывы снарядов, воздушный стрелок с тревогой в голосе сообщил о пробоине. Но самолет вел себя устойчиво, и я понял, что Толя преувеличил опасность. После посадки Баранский долго возился с парашютными ремнями и выбирался из кабины. Я не торопил, хорошо понимая состояние воздушного стрелка после первого боевого вылета.
– Ну, как в зенитном огне? Страшновато?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65