Парень я был крепкий, да и лет мне было всего 19… А на этой высоте МиГ-3 — это уже был самолет, и мне эти «хейнкеля» были уже не страшны. Видимо, у них горючее было на исходе, и они смотались. Сбить я никого не сбил, но, если бы они остались, возможно, исход боя был бы другим.
— Какое вооружение стояло на МИГ-3?
— Вариантов было достаточно много, но подвески с крупнокалиберными пулеметами Березина я не помню. Подвешивали нам РС-82. Я один раз командира своего выручил. Это было в феврале 1942 г. под Малоярославцем. Шли с разведки, мы еще звеньями летали: Миша Коробков, я — слева, Бажнов — справа. Развесили уши, успокоились — дом рядом, сомкнулись, веселенькие, чуть не с песней. Я голову повернул, а сзади в 15 метрах 110-й («Мессершмитт-110»)! Их было два, а нас трое, они были уверены, что собьют. Но на мгновение я опередил их взглядом, отвернул в сторону. Миша был опытный пилот — тоже в вираж, а Сережу Бажнова они сбили, с ходу. Все! Прозевали! Разворачиваюсь, — смотрю, они за ведущим погнались и вот сейчас огонь откроют, а у меня четыре PC было. Я их туда, не прицеливаясь, ахнул. Был, конечно, шанс своего сбить, но все равно еще мгновение, и его бы сожрали. Смотрю, они сразу отвернули, но мы за ними не погнались — горючего было только до дома дотянуть, не до боя. С PC мы на штурмовку ходили. Почти весь 41-й на штурмовку летали и на разведку. Несколько раз летали мы на прикрытие, но эти вылеты в памяти не отложились. При этом нам штурмовки и разведки не засчитывались, поскольку это, можно сказать, была не основная наша работа. По количеству выполненных вылетов на штурмовку войск многие истребители, будь они штурмовиками, должны были получить одну, а то и две «Звезды». Вот на такой штурмовке меня и сбили первый раз. Дело было 23 ноября 41-го года. Мы штурмовали колонну, когда вроде ни с того ни с сего заклинило двигатель — в него попал зенитный снаряд. Я постарался как можно дальше протянуть к линии фронта, но высота была небольшая, и я посадил машину на фюзеляж. После этого почти две недели скитался без еды в мороз по лесам, ориентируясь на шум артиллерийской стрельбы, натыкаясь на немцев. Только 5 декабря меня еле живого с обмороженными ногами подобрали разведчики какой-то стрелковой части. Помню, что, услышав русскую речь, я заплакал… Ноги были обморожены настолько, что стоял вопрос об ампутации, но организм был молодой — выкарабкался. К тому времени я уже числился без вести пропавшим… Второй и последний раз меня тоже зенитки сбили в 43-м году в районе Можайска. Один раз как уж я прилетел домой — не знаю. Сел, рулю, все смотрят, а я не могу понять, выяснилось — у меня киля нет и в фюзеляже дырка сантиметров 30. Тоже зенитки. В воздушных боях мне не попадало. Один раз только сложно было, но выкрутился.
В 1943 году наш полк вошел в состав 5 ШАК, командовал которым Герой Советского Союза Каманин. Но и до этого, весь 42-й год, мне в основном приходилось сопровождать штурмовиков и бомбардировщиков. Я могу сказать, что после войны мы встречались, и никто не упрекнул меня в том, что мы плохо воевали или бросили кого-то. Потерь в сопровождаемых у меня не было! Вот почему у нас сохранились хорошие отношения со штурмовиками. Но ГСС в нашем полку был только один, и в соседнем истребительном полку один, а у штурмовиков — 160. Не потому, что мы плохо воевали, а потому, что оценивали нас по критерию — сбил не сбил, а нас нужно оценивать — как сопровождаемые выполнили свою работу. Они выполнили свой долг, значит, и я свой долг вместе с ними выполнил. Мы с ними были в одном соединении, на одном аэродроме. Они взлетают на задание, а мы следом. Пришли домой, вышли, покурили, поругались или похвалились. Но они отбомбили, а мы вроде ни при чем.
Вот если взять тактику боя. Мы связаны позиционно. Скорость небольшая. Идешь выше, зазевался — потерял группу, а ведь ее не сразу найдешь — они же камуфлированные. А превышение у меня должно быть, ведь если к ним кто-то начнет подползать, я же его должен атаковать. Приходилось применять маневр «ножницы» — это когда мы над группой проходим из стороны в сторону. Группа идет по прямой, а мы за счет длины пути увеличиваем скорость. Но ведь к этой тактике пришли только в 43-м году, а полтора года войны просто болтались в хвосте штурмовиков на их скорости. Правда, если в начале войны штурмовики больше на бреющем ходили, то к ее середине они стали летать на 1200 — 1500 метров. Стало немного проще.
Хорошо, когда есть возможность хоть такого маневра, а иногда, когда далеко вести, присосешься и висишь, чтобы только долететь. Очень не любили далеко в тыл летать.
Если мы видели самолеты противника в стороне, мы мечтали, чтобы они к нам не подошли. Ну их к чертовой матери! При прикрытии своих войск я должен был броситься туда, если я отважный пилот, я должен был гнаться за ним, я должен был убивать, а при сопровождении я только должен быть готовым к отражению атаки на штурмовики. Вот ведь какая психология вырабатывалась! Я не мог бросить группу, даже отражая атаку немецкого самолета по своей группе, даже по себе, я только могу вернуться, причем так, чтобы он не смог продолжить атаку на группу, и уходить из-под атаки я не мог далеко — ему этого и надо. Вот так.
— А Су-2 приходилось сопровождать?
— Нет. Я их и не видел ни разу. Только Ил-2 и Пе-2.
— Сколько самолетов выделялось на сопровождение?
— Все зависело от того, какая обстановка на данном направлении, какая группа и куда идет. Если большая группа — большое сопровождение. Как правило, не меньше четверки. Истребителям ставится задача — прикрыть группу, если стояли на одном аэродроме, могли встретиться и участвовать в совместной подготовке к полету. С нами часто так бывало — мы же входили в состав смешанного авиакорпуса. Как правило, если штурмовики или бомбардировщики вылетали с другого аэродрома, они заходили за истребителями сопровождения. Мы сидели в готовности номер один — кнопку нажал и взлетай. Помню случай, сидели, ждали группу, а ведь у Як-1 хвост был легкий, и при рулении можно было задеть винтом землю. Как правило, механики сидели на стабилизаторе. Вдруг появляется группа, я сидел в готовности на старте, а две пары еще не подрулили ко мне, чтобы в ожидании встать. Я даю команду на взлет, и они взлетают практически со стоянки. Только со мной поравнялись, смотрю — на стабилизаторе механик летит. Он пытался перелезть, чтобы верхом сесть, но сорвался и упал метров с пятидесяти.
Я участвовал несколько раз в весьма серьезных и больших ударах. В 1943 году в течение нескольких дней — 5, 6, 7 июля накануне Курской битвы наш Западной фронт наносил удары по немецким аэродромам. Так вот Миша Бондаренко, дважды Герой Советского Союза вел 24 «ила», большую группу. И мы, истребители 122-го полка, тремя эскадрильями прикрывали его атаку на аэродром Сеща. Это было 5-го, а 6-го — на Боровской летали. К этому полету собирались, это был фундаментальный полет. Группа была настолько большая, из двух полков. Сборная была группа. 24 самолета. Мы тогда собирались, не помню, кто готовил, получали задачу кто где. Готовились к этому полету на месте.
Тут уже мы выделяли группу истребителей непосредственного перекрытия и ударную группу. Так вот впереди шел командир эскадрильи майор Цагайко с двумя ведомыми парами, а я шел в хвостовой части этого боевого порядка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113