Оба были иностранцы. Высокие их военные дарования не были оценены на родине их, короли пренебрегли ими; сами же они глубоко чувствовали могущество этих дарований. Людовик XIV насмеялся над Евгением, юношей-солдатом, но ему впоследствии пришлось содрогаться при имени этого мужа и полководца[278a]. А что должен был испытывать Фридрих II при имени Лаудона? Почти ежедневно слышал он о неутомимой деятельности этого полководца, уравновешивающего своей энергией медлительность и нерешительность остальных австрийских полководцев. Редко приходилось ему получать приятные известия в связи с именем Лаудона; обычно приходили вести неприятные, иногда страшные, потрясавшие человека, но скрываемые королем. Семь лет боролся Фридрих с дарованиями Лаудона и с его военным счастьем; точно так же принц Евгений в течение 13 лет уничтожал замыслы высокомерного Людовика. Честолюбие и месть, две могучие страсти, воодушевляли этих полководцев и побуждали их дать почувствовать свои достоинства тем, кто пренебрег ими. Оба жаждали битв и созданы были скорее для наступательных, чем оборонительных действий. Во все продолжение своих удачных подвигов оба терпели обиды и преследования от верховного военного совета, оба были грозой турок, и оба водрузили двуглавого орла на стенах Белграда. Это были люди с непоколебимым, но благородным характером, и войска их боготворили. Оба скончались в глубокой старости, когда монархия их собиралась вступить в борьбу с могущественной нацией.
Столь неожиданное известие о потере Швейдница страшно поразило армию короля. Никакое событие, никакая неудача в течение всей войны не производила такого впечатления на храбрых пруссаков. Теперь вдруг были утеряны все плоды славной и столь тягостной кампании, и не без основания стали опасаться ужасов новой зимней войны. Во всяком случае, можно было с полной вероятностью ожидать продолжительной осады. А тут еще стали приходить страшные вести из Померании, и виды на будущее становились все мрачнее. Но это унылое настроение скоро прошло, стойкость Фридриха оживила вновь всю армию. Он собрал знатнейших офицеров, сообщил им свое критическое положение и свои надежды и разрешил всем недовольным оставить его службу. Но никто не воспользовался этим предложением, и все почувствовали новые силы. Никогда король и его армия не желали так страстно битвы. Лаудон же, довольный своей удачей, хотя обыкновенно был рад битве, теперь не подавал к ней повода; он опасался отчаянной атаки Фридриха, которую заставляли предполагать некоторые его распоряжения; поэтому австрийский полководец со своими войсками, далеко превосходящими пруссаков, 8 ночей подряд провел под открытым небом. Войска его были бодры, так как Мария-Терезия, вместо обещанных 100 000 гульденов, пожаловала всем солдатам, бывшим при штурме Швейдница, по 13 гульденов на человека. Ничто теперь не препятствовало австрийцам идти на Бреславль, что и предложил Чернышев. Фридрих именно этого и опасался; но Лаудон отказался от такого предприятия и остался неподвижным в своем лагере при Фрейбурге, откуда мог иметь сношения с Саксонией, Богемией и Моравией. Король же расположил свои войска в местах их расквартирования, а главную квартиру свою выбрал в Штреле на Олау.
Здесь-то он едва не подвергся необыкновенному, величайшему несчастью, которое готовила ему измена. Барон Варкоч, силезский дворянин – чудовище, порожденное адом, – как раз в то время, когда на глазах его совершались такие примеры человеческих доблестей и благородства, для того, должно быть, чтобы контрастом показать всю глубину человеческой подлости, {решился на предательство}. Злодей этот, имя которого, подобно имени Герострата, будет вызывать чувство отвращения у потомства, владел поместьями недалеко от Штрелы. В молодости он служил в австрийской армии, но вышел в отставку и уже много лет жил независимо, благодаря большому состоянию, в качестве прусского вассала. Король дал ему многократные доказательства своего благоволения, которое, по неизвестным причинам, дошло до того, что он во все время войны был освобожден от доставок из своих больших нижнесилезских имений, стоимостью в 300 000 рейхсталеров. Такое исключение одного-единственного лица из всеобщих повинностей порождало частые, но всегда бесполезные представления земских чинов к королю, который продолжал благодетельствовать негодяю, оказывая ему постоянно гостеприимство в своей главной квартире и приглашая его к своему столу. Пользуясь королевскими благодеяниями, Варкоч задумал предать Фридриха его врагам или же умертвить его. Это черное дело должно было уже совершиться несколькими месяцами раньше, когда Фридрих проводил ночь на 16 августа в деревне Шенбрун, принадлежавшей изменнику. В комнату, где он спал там, вела потайная дверь и лестница, по которой австрийцы должны были пробраться ночью. Гибель его была уже решена, так как лозунгом Варкоча было: живым или мертвым. Но случай спас героя, не подозревавшего ничего дурного. Корпус Цитена, которого злодей не ожидал, изменил свою позицию, подошел вечером к Шенбруну и окружил деревню. Тогда заговорщики отказались от своего черного замысла, исполнению которого грозила сомнительная судьба, ожидавшая участников его. Поэтому его отложили на более удачное время.
Варкоч, постоянно переписывающийся с австрийцами и лелеявший свой план, возобновил теперь в Штреле свою злодейскую попытку, возбуждаемый вновь той беспечностью, которую Фридрих обнаруживал в охране своей личности. Ничего не было легче, как захватить его тут ночью. Квартира его находилась в деревне Войзельвиц близ города Штрелы, а дом – в 800 шагах от городских стен; весь гарнизон состоял из роты гренадеров, из которых всего 30 человек стояли на карауле. В самом городе находилось 6000 его лучших войск, но на помощь их вовсе нельзя было рассчитывать ночью при быстроте действий нападавших*]. Лес, находившийся поблизости, необыкновенно благоприятствовал предприятию. Для этого нужен был лишь отряд хороших гусар и энергичный вождь. Пока еще в городе возьмутся за оружие, король уже будет пойман и уведен. Лес, ведущий в армию Лаудона, остановил бы все попытки пруссаков освободить своего короля. Варкоч все это имел в виду, поэтому он набросал план и сообщил его графу Валлису, полковнику, стоявшему у Мюнстерберга. Офицер этот был командиром Лаудонова полка и согласился на все. Между прочим, Варкоч советовал зажечь 10 деревень, находящихся в окрестностях Штрелы, чтобы отвлечь внимание пруссаков от главной квартиры. Изменнику обещали в награду 100 000 гульденов; сумма эта не прельстила бы такого богатого человека, если б он не рассчитывал на прекращение этим делом войны и не видел уже теперь в лице Марии-Терезии почти полной владетельницы Силезии. Священник из Зибенгубена, по имени Шмит, был посредником, и все письма адресовались ему. Но фанатизм не играл тут никакой роли, так как Варкоч был лютеранин. Охотник, по имени Кампель, находившийся у него на службе и бывший его поверенным, исполнял при этом обязанности гонца. Человек этот знал обо всем, так как господин Варкоч, желая услышать его мнение, вслух перечитывал свои письма. Будучи посвящен в такую тайну, он имел обыкновение прекословить своему господину и исполнял лишь те обязанности, которые ему нравились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Столь неожиданное известие о потере Швейдница страшно поразило армию короля. Никакое событие, никакая неудача в течение всей войны не производила такого впечатления на храбрых пруссаков. Теперь вдруг были утеряны все плоды славной и столь тягостной кампании, и не без основания стали опасаться ужасов новой зимней войны. Во всяком случае, можно было с полной вероятностью ожидать продолжительной осады. А тут еще стали приходить страшные вести из Померании, и виды на будущее становились все мрачнее. Но это унылое настроение скоро прошло, стойкость Фридриха оживила вновь всю армию. Он собрал знатнейших офицеров, сообщил им свое критическое положение и свои надежды и разрешил всем недовольным оставить его службу. Но никто не воспользовался этим предложением, и все почувствовали новые силы. Никогда король и его армия не желали так страстно битвы. Лаудон же, довольный своей удачей, хотя обыкновенно был рад битве, теперь не подавал к ней повода; он опасался отчаянной атаки Фридриха, которую заставляли предполагать некоторые его распоряжения; поэтому австрийский полководец со своими войсками, далеко превосходящими пруссаков, 8 ночей подряд провел под открытым небом. Войска его были бодры, так как Мария-Терезия, вместо обещанных 100 000 гульденов, пожаловала всем солдатам, бывшим при штурме Швейдница, по 13 гульденов на человека. Ничто теперь не препятствовало австрийцам идти на Бреславль, что и предложил Чернышев. Фридрих именно этого и опасался; но Лаудон отказался от такого предприятия и остался неподвижным в своем лагере при Фрейбурге, откуда мог иметь сношения с Саксонией, Богемией и Моравией. Король же расположил свои войска в местах их расквартирования, а главную квартиру свою выбрал в Штреле на Олау.
Здесь-то он едва не подвергся необыкновенному, величайшему несчастью, которое готовила ему измена. Барон Варкоч, силезский дворянин – чудовище, порожденное адом, – как раз в то время, когда на глазах его совершались такие примеры человеческих доблестей и благородства, для того, должно быть, чтобы контрастом показать всю глубину человеческой подлости, {решился на предательство}. Злодей этот, имя которого, подобно имени Герострата, будет вызывать чувство отвращения у потомства, владел поместьями недалеко от Штрелы. В молодости он служил в австрийской армии, но вышел в отставку и уже много лет жил независимо, благодаря большому состоянию, в качестве прусского вассала. Король дал ему многократные доказательства своего благоволения, которое, по неизвестным причинам, дошло до того, что он во все время войны был освобожден от доставок из своих больших нижнесилезских имений, стоимостью в 300 000 рейхсталеров. Такое исключение одного-единственного лица из всеобщих повинностей порождало частые, но всегда бесполезные представления земских чинов к королю, который продолжал благодетельствовать негодяю, оказывая ему постоянно гостеприимство в своей главной квартире и приглашая его к своему столу. Пользуясь королевскими благодеяниями, Варкоч задумал предать Фридриха его врагам или же умертвить его. Это черное дело должно было уже совершиться несколькими месяцами раньше, когда Фридрих проводил ночь на 16 августа в деревне Шенбрун, принадлежавшей изменнику. В комнату, где он спал там, вела потайная дверь и лестница, по которой австрийцы должны были пробраться ночью. Гибель его была уже решена, так как лозунгом Варкоча было: живым или мертвым. Но случай спас героя, не подозревавшего ничего дурного. Корпус Цитена, которого злодей не ожидал, изменил свою позицию, подошел вечером к Шенбруну и окружил деревню. Тогда заговорщики отказались от своего черного замысла, исполнению которого грозила сомнительная судьба, ожидавшая участников его. Поэтому его отложили на более удачное время.
Варкоч, постоянно переписывающийся с австрийцами и лелеявший свой план, возобновил теперь в Штреле свою злодейскую попытку, возбуждаемый вновь той беспечностью, которую Фридрих обнаруживал в охране своей личности. Ничего не было легче, как захватить его тут ночью. Квартира его находилась в деревне Войзельвиц близ города Штрелы, а дом – в 800 шагах от городских стен; весь гарнизон состоял из роты гренадеров, из которых всего 30 человек стояли на карауле. В самом городе находилось 6000 его лучших войск, но на помощь их вовсе нельзя было рассчитывать ночью при быстроте действий нападавших*]. Лес, находившийся поблизости, необыкновенно благоприятствовал предприятию. Для этого нужен был лишь отряд хороших гусар и энергичный вождь. Пока еще в городе возьмутся за оружие, король уже будет пойман и уведен. Лес, ведущий в армию Лаудона, остановил бы все попытки пруссаков освободить своего короля. Варкоч все это имел в виду, поэтому он набросал план и сообщил его графу Валлису, полковнику, стоявшему у Мюнстерберга. Офицер этот был командиром Лаудонова полка и согласился на все. Между прочим, Варкоч советовал зажечь 10 деревень, находящихся в окрестностях Штрелы, чтобы отвлечь внимание пруссаков от главной квартиры. Изменнику обещали в награду 100 000 гульденов; сумма эта не прельстила бы такого богатого человека, если б он не рассчитывал на прекращение этим делом войны и не видел уже теперь в лице Марии-Терезии почти полной владетельницы Силезии. Священник из Зибенгубена, по имени Шмит, был посредником, и все письма адресовались ему. Но фанатизм не играл тут никакой роли, так как Варкоч был лютеранин. Охотник, по имени Кампель, находившийся у него на службе и бывший его поверенным, исполнял при этом обязанности гонца. Человек этот знал обо всем, так как господин Варкоч, желая услышать его мнение, вслух перечитывал свои письма. Будучи посвящен в такую тайну, он имел обыкновение прекословить своему господину и исполнял лишь те обязанности, которые ему нравились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128