— Гуровин? Это Пинчевский. Я тут подумал и решил, что прекращаю деятельность телеканала “Дайвер-ТВ”…
Несмотря на то что все к тому и шло, услышав слова Тимура, Яков Иванович схватился за сердце и бессильно опустился на стул.
— Позвольте высказать свое мнение, — сладким, как патока, голосом произнес он. — Если, конечно, оно вас интересует. Видите ли, наш телеканал, несмотря на короткий срок работы, достиг определенных успехов. Наши передачи имеют высокий рейтинг среди зрителей и критиков. К тому же мы, как и было договорено с вами лично, проводим агитационную кампанию за лидера партии трудового народа “Муравей” господина Булгакова. В эту кампанию вложены огромные деньги…
— Можете об этом не рассказывать, — перебил его Тимур. — Сколько вложено в эту кампанию, мне известно… И Булгакова я прикрываю.
— Позвольте, — опешил Яков Иванович, — как?..
На улице уже хлестал ливень. Прохожие прятались под карнизами домов, забегали в магазины, укрывались под стеклянными крышами остановок городского транспорта. По тротуарам текли ручьи. Громыхнул гром.
Никогда еще Яков Иванович Гуровин не унижался так, как сегодня. Он приводил такие весомые доводы в защиту “Дайвер-ТВ”, что любой другой на месте Тимура если бы и не согласился с ними, то, во всяком случае, повременил бы с принятием решения о закрытии телеканала.
Яков Иванович втайне ненавидел и презирал своего хозяина, недоучку и вора, инвестирующего в канал те самые деньги, которые в свое время украл. Это хорошо, что “Дайвер-холдинг” поприжали, но за что же канал-то прикрывать?
Новые владельцы контрольного пакета, если Тимур соберется продать акции “Дайвера”, обязательно устроят чистку рядов и вышвырнут Якова Ивановича как котенка. Возраст его давно уже перевалил за пенсионный, и хотя он до сих пор в отличной форме, бодр и полон сил, в моде теперь молодые руководители. Прав, прав был Крахмальников: надо уходить. Даже если он больше не найдет работу, с голоду ни он сам, ни его дети, внуки и правнуки не пропадут. Хватит и на хлеб, и на масло. Но обидно — столько сил приложить, чтобы всю эту махину поднять и вдруг потерять.
Трубка в его руке тихо издавала короткие гудки.
Москва
Крахмальников был в Кремле, разумеется, не в первый раз. Не тыкался слепым кутенком, не спрашивал, как пройти в приемную, не робел и не восхищался. Он бывал здесь так часто, что привык уже к дворцовому великолепию, аккуратной и изысканной позолоте, которая, впрочем, ему не нравилась. Этакий купеческий стиль почему-то считается русской традицией. А русская традиция — деревянные срубы, белые скромные церковки по Золотому кольцу. Правда, их стараниями попов с не очень развитым вкусом тоже покрывали самоварным золотом, и в обильном сальном блеске окладов из латуни терялись лики, может быть написанные великими иконописцами. Этих ликов одних хватило бы для тихой торжественности и парада души.
Маленький худой человек со шкиперской бородкой, похожий на кардинала; встретил Крахмальникова в своем кабинете.
— Здравствуйте, Леонид Александрович, — поднялся он навстречу, выставив руку для дружеского пожатия.
Рука у Дюкова оказалась сильной и какой-то въедливой, что ли. Он облепил ею ладонь Крахмальникова и долго тряс, глядя Леониду в глаза. Леонид страшно не любил смотреть людям в глаза. Он понимал, что это некрасиво, что человек, прячущий глаза, не вызывает симпатии и доверия, но ничего с собой сделать не мог и жутко из-за этого комплексовал. Но однажды привели к нему на передачу мальчика-беспризорного. Крахмальников просто влюбился в этого пацана. Тот смотрел на всех широко открытыми голубыми глаза-, ми, взгляда не отводил, отвечал честно и искренне. Крахмальников поговорил с парнишкой, показал редакторше большой палец: дескать, классный пацан — и пошел побеседовать с другими участниками передачи. Через двадцать минут прибежала та же редакторша, вся в слезах. Мальчик из ее кабинета бесследно пропал, прихватив с собой все ее деньги, кожаный плащ и даже туфли, оставленные в шкафу. Потом оказалось, что ребенок, не отводящий честного взгляда, почистил основательно всю редакцию. И Леонид сделал вывод: глаза не отводит только тот, у которого совести нет вообще. Совестливый всегда считает себя в чем-то виноватым.
— Мы сразу к президенту? — спросил Крахмальников.
— Нет.
Крахмальников намеревался уже сесть, но Дюков стремительно пошел к двери:
— Прошу за мной, Леонид Александрович. Виктор Витальевич привел гостя в уютную затемненную комнату с мягкими креслами, перед которыми стоял телекинотеатр — плоскоэкранный “сони”.
— Кино посмотрим, Леонид Александрович. Дюков сел в задний ряд, предоставив Крахмальникову самому выбрать место. Не успел Леонид опуститься в первый ряд, как свет погас и на экране возник Гуровин, разговаривающий в своем кабинете с каким-то человеком, по виду явным бандитом. Посетитель предлагал устроить из канала отмывочный цех. Гуровин долго слушал речь о прокачивании через “Дайвер” грязных денег и на прощание сказал, что подумает.
— Подумай. Лучше думать, чем не думать вообще, — с явной угрозой произнес человек и удалился. Свет зажегся.
— Вот такие дела, Леонид Александрович, — подал голос Дюков. — Совсем у вас на “Дайвере” плохи дела.
— Да уж, — пробормотал Крахмальников, пытаясь угадать дальнейший ход встречи. То, что Гуровин встречается с темными людьми, Крахмальников, конечно, знал. Но в каком контексте сейчас Дюков преподносит ему этот факт? Предлагает ли Крахмальникову поддержку в борьбе с Гуровиным или, наоборот, хочет и Леонида пришить к Гуровину намертво?
. — У нас есть и более сочные кадрики, но… — Дюков как-то загадочно улыбнулся, — но не будем шокировать вашу мораль.
Ага, значит, все-таки его от Гуровина отделяют. Что это сулит?
— Интересные кадры, — заметил Крахмальников. — Только это, как говорят журналисты, вчерашние новости. Можно подумать, вы не знаете, кто является акционерами “Дайвера”. Они будут пострашнее этого карикатурного бандита.
— Вы имеете в виду уральских инвесторов? — спросил Дюков. — Вот здесь не могу с вами согласиться.
Крахмальников внутренне ахнул.
— Конечно, это не ангелы, но вполне достойные люди, — веско сказал Дюков. — А разве вы встречали ангелов среди богатых людей?
Крахмальников помотал головой. Он не встречал. Он среди богатых не встречал даже достойных, не говоря уж о порядочных. Леонид ничего не понимал. Все-таки Дюков на стороне Гуровина или нет?
— Я не понимаю, — честно признался он.
— Все вы понимаете, Леонид Александрович. Ваш канал должен стать действительным рупором демократии.
— И кто атому мешает? Гуровин?
— Вы, Леонид Александрович. У вас ложное понятие о свободе слова. Я не собираюсь сейчас вести с вами философские беседы. Но как вы можете считать себя независимым журналистом, если ваш канал мечется от одних крайностей к другим? То вы поддерживали Булгакова, то Казанцева. То вам не нравится война в Чечне, то вы требуете покончить с терроризмом, словно правительство этого не хочет. А теперь питерская история. Ну это вообще за гранью. Вы же, как мародеры, на беде славу делаете.
— Мы даем людям информацию, — вовсе не обиделся Крахмальников. Эти обвинения он уже слышал и даже в тех же самых выражениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66