Жуков прекрасно понимал, что каждое слово передаётся Сталину. Сталин не мог простить Жукову, что он промолчал с генералом Эйзенхауэром и ни слова не сказал не сказал о роли генералиссимуса. Я не встречал более мужественного человека.
Я очень нравился Жукову как артист: мои танцы, рассказы, пародии и, самое главное — моё пение. Я умел пародировать певцов: тенора и баса. Жуков всегда садился за наш солдатский стол и просил меня спеть с ним дуэтом.
Жуков любил петь кабацкие русские песни. Самая любимая его песня была «Не за пьянство, не за буянство и не за ночной разбой. Ах ты, доля моя доля…». Дальше я понятия не имел, какие там идут слова, но меня спасал вокализ, в котором никто никогда не может разобрать ни одного слова. Маршал часто оставлял меня у себя в особняке ночевать, а утром, когда мы завтракали вдвоём, он со мной делился своими мыслями, как с равным. Это было странно, непонятно и очень приятно. Конечно, было мне неловко, что я не знаю слов песни, которую мы всегда пели вместе: «Не за пьянство, не за буянство…» И узнать не у кого было, и у маршала тоже разобрать слова, когда мы шли на «форте», было невозможно.
За годы войны я так возненавидел советских офицеров, что до сих пор не могу вспоминать их без дрожи и ненависти. Большинство офицеров считало своим долгом издеваться над солдатом, показывая своё превосходство. Особо этим отличались политработники и тыловые крысы. По любому поводу эти мрази тащили нас в комендатуру. Не отдал вовремя честь, не застёгнута пуговица…
Помню, как-то мы с приятелем-солдатом зашли в Киеве перекусить в столовую. Сели за стол, подозвали официанта и начали заказывать еду. В это время подошёл к нам врач в чине майора и сказал, что по военному уставу мы, солдаты, не имеем права сидеть в столовой, где находятся офицеры. Приказал нам срочно убираться. В противном случае он грозился вызвать патруль. Я был очень голоден, и нервы мои не выдержали.
— Послушай, санитар, — сказал я ему, — зачем ты играешь в эту игру, ты же не военный человек.
Он начал истерически кричать. Я был готов его нокаутировать. Но на наше счастье, зашли в эту столовую восемь пьяных кавалеристов с длинными усами. У всех сабли волочатся по земле и ни одного живого слова, кроме мата. Они нас увидели, узнали, бросились целоваться. Мы для них выступали на фронте, а сейчас у них было переформирование части, и они отдыхали.
Узнав причину инцидента, они, как по команде, вытащили сабли и с отборным матом направились к майору. Он, вероятно, никогда прежде так быстро не бегал, как в этот раз.
После войны в связи с победой наш ансамбль встречался с американцами на Эльбе. Был устроен импровизированный парад.
Я был поражён, когда увидел сидящих в первом ряду генералов с солдатами, среди них было много негров. Здоровые, весёлые, смеялись, хлопали и свистели вместе со своими генералами.
В советском представлении негры ассоциировались с героями «Хижины дяди Тома». Смотреть на американских солдат и генералов было одно удовольствие. Ещё тогда я влюбился в Америку и в американский народ.
В резиденции маршала в Потсдаме обслуживающий персонал состоял из лиц мужского пола в чине не ниже генерал-майора. Они были откровенными холуями: чистили маршалу сапоги, накрывали на стол и убирали со стола. Словом, походили на услужливых собак. Когда они выслушивали распоряжения маршала, то сгибались до полу. Противно было смотреть на этих людей, потерявших к себе всякое уважение. Я уверен, что если бы они вели себя с достоинством, то маршал бы их уважал.
Для маршала эти холуи были кем-то вроде декоративных собачек, но с нами они превращались в свирепых псов. Точнее, они были по своей натуре псами. Им нужно было накрывать наш солдатский стол, а им это было противно. Я понимал их, но ничем помочь не мог. Они метали громы и молнии в нашу сторону, злыми глазами с презрением смотрели на нас и тихонько матюкались. Больше всего их злило, что маршал Жуков три четверти вечера сидел за нашим столом. Эти холуи нам мстили, как только могли. На нашем столе из еды почти ничего не было, не говоря уже о спиртном. Только когда Жуков садился за наш стол и хотел с нами выпить, тогда генерал-холуй приносил что-то закусить. Маршал об этом не знал и был уверен, что мы сыты и в порядке.
Наша бригада приезжала в резиденцию Жукова задолго до начала банкета, и когда мы заходили в банкетный зал, на нашем столе ничего, кроме приборов не было. Смотреть голодному человеку на обильные столы и на с аппетитом жующих и пьющих людей было пыткой. Мне это надоело, я решил воспользоваться расположением ко мне маршала и пожаловаться ему. Я выбрал момент, когда он сел к нам за столик в хорошем расположении духа, не сомневаясь, что мы, как и он, уже поели и выпили. Обняв меня за плечи, он предложил спеть дуэтом. Я ему сказал:
— Товарищ маршал, можно я с вами спою чуть позднее, так как я ещё с утра ничего не ел? Нельзя ли приезжать для выступления немного позднее, чтобы успеть у себя пообедать? Здесь нас не кормят.
Глаза, выражавшие неловкость, смущение и длительную борьбу с самим собой, сказали маршалу ещё больше.
Жуков от злости покрылся красными пятнами. Пренебрежительно, одним пальцем подозвал официанта-генерала и сказал:
— Слушай меня внимательно, это в твоих интересах. Отныне ты будешь подавать на этот стол всё, что тебе скажет Борис. Если что-нибудь будет не так… Пеняй на себя!
А мне скомандовал:
— Давай, Борис, заказывай, а я потом подойду. Генерал стоял, как телеграфный столб. Он с большим удовольствием бы меня кусал, резал, вешал, стрелял, но… Надо было выполнять распоряжение маршала.
Я прекрасно понимал его положение. Спокойным, интеллигентным голосом, глядя генералу в глаза, начал заказывать:
— Всем по пачке «Казбека» (курили мы все махорку-самосад), водочки, сёмужки, ветчинки… Заказывал я неторопливо, зная, что с каждым словом заказа ему делается все хуже и хуже, а мне все лучше и лучше. И вот так было всегда, когда мы приходили к маршалу Георгию Константиновичу Жукову.
Один раз, когда я заказывал, генерал над моим ухом всё время скрипел от злости зубами. Меня это тоже раздражало. Когда дошло до водки, я сказал генералу:
— Принесите пять бутылок водки, чтобы вам не бегать взад-вперёд… Он не выдержал, громко крикнул:
— Блядь!! — и убежал.
Таким же был и наш начальник майор Корнеев, готовый подобострастно выполнить любой приказ. Когда он приехал с маршалом Рокоссовским на охоту, убитая утка упала в болото. Корнеев бросился в болото, схватил птицу зубами, как породистая охотничья собака, и принёс её маршалу.
Мы друг друга не терпели, и он при любом удобном случае делал мне всевозможные гадости. Своей подлостью он довёл меня до крайности, и я решил его примерно получить.
Обычно Корнеев нас отвозил к маршалу Жукову и ждал у входа в дежурной. Как-то я на радостях сильно выпил и от всей души вместе с Жуковым начал петь дуэтом «Не за пьянство, не за буянство…» Голос звучал отлично. У моего голоса не было совершенно бархата, но было много металла.
Этого металла могло хватить минимум на два металлических завода. Мой голос был услышан нашим начальником далеко в дежурке. Он не знал, что Жукову нравится мой голос. Ему стало страшно, что я отвратительным горлопанским звуком балуюсь в таком ответственном месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Я очень нравился Жукову как артист: мои танцы, рассказы, пародии и, самое главное — моё пение. Я умел пародировать певцов: тенора и баса. Жуков всегда садился за наш солдатский стол и просил меня спеть с ним дуэтом.
Жуков любил петь кабацкие русские песни. Самая любимая его песня была «Не за пьянство, не за буянство и не за ночной разбой. Ах ты, доля моя доля…». Дальше я понятия не имел, какие там идут слова, но меня спасал вокализ, в котором никто никогда не может разобрать ни одного слова. Маршал часто оставлял меня у себя в особняке ночевать, а утром, когда мы завтракали вдвоём, он со мной делился своими мыслями, как с равным. Это было странно, непонятно и очень приятно. Конечно, было мне неловко, что я не знаю слов песни, которую мы всегда пели вместе: «Не за пьянство, не за буянство…» И узнать не у кого было, и у маршала тоже разобрать слова, когда мы шли на «форте», было невозможно.
За годы войны я так возненавидел советских офицеров, что до сих пор не могу вспоминать их без дрожи и ненависти. Большинство офицеров считало своим долгом издеваться над солдатом, показывая своё превосходство. Особо этим отличались политработники и тыловые крысы. По любому поводу эти мрази тащили нас в комендатуру. Не отдал вовремя честь, не застёгнута пуговица…
Помню, как-то мы с приятелем-солдатом зашли в Киеве перекусить в столовую. Сели за стол, подозвали официанта и начали заказывать еду. В это время подошёл к нам врач в чине майора и сказал, что по военному уставу мы, солдаты, не имеем права сидеть в столовой, где находятся офицеры. Приказал нам срочно убираться. В противном случае он грозился вызвать патруль. Я был очень голоден, и нервы мои не выдержали.
— Послушай, санитар, — сказал я ему, — зачем ты играешь в эту игру, ты же не военный человек.
Он начал истерически кричать. Я был готов его нокаутировать. Но на наше счастье, зашли в эту столовую восемь пьяных кавалеристов с длинными усами. У всех сабли волочатся по земле и ни одного живого слова, кроме мата. Они нас увидели, узнали, бросились целоваться. Мы для них выступали на фронте, а сейчас у них было переформирование части, и они отдыхали.
Узнав причину инцидента, они, как по команде, вытащили сабли и с отборным матом направились к майору. Он, вероятно, никогда прежде так быстро не бегал, как в этот раз.
После войны в связи с победой наш ансамбль встречался с американцами на Эльбе. Был устроен импровизированный парад.
Я был поражён, когда увидел сидящих в первом ряду генералов с солдатами, среди них было много негров. Здоровые, весёлые, смеялись, хлопали и свистели вместе со своими генералами.
В советском представлении негры ассоциировались с героями «Хижины дяди Тома». Смотреть на американских солдат и генералов было одно удовольствие. Ещё тогда я влюбился в Америку и в американский народ.
В резиденции маршала в Потсдаме обслуживающий персонал состоял из лиц мужского пола в чине не ниже генерал-майора. Они были откровенными холуями: чистили маршалу сапоги, накрывали на стол и убирали со стола. Словом, походили на услужливых собак. Когда они выслушивали распоряжения маршала, то сгибались до полу. Противно было смотреть на этих людей, потерявших к себе всякое уважение. Я уверен, что если бы они вели себя с достоинством, то маршал бы их уважал.
Для маршала эти холуи были кем-то вроде декоративных собачек, но с нами они превращались в свирепых псов. Точнее, они были по своей натуре псами. Им нужно было накрывать наш солдатский стол, а им это было противно. Я понимал их, но ничем помочь не мог. Они метали громы и молнии в нашу сторону, злыми глазами с презрением смотрели на нас и тихонько матюкались. Больше всего их злило, что маршал Жуков три четверти вечера сидел за нашим столом. Эти холуи нам мстили, как только могли. На нашем столе из еды почти ничего не было, не говоря уже о спиртном. Только когда Жуков садился за наш стол и хотел с нами выпить, тогда генерал-холуй приносил что-то закусить. Маршал об этом не знал и был уверен, что мы сыты и в порядке.
Наша бригада приезжала в резиденцию Жукова задолго до начала банкета, и когда мы заходили в банкетный зал, на нашем столе ничего, кроме приборов не было. Смотреть голодному человеку на обильные столы и на с аппетитом жующих и пьющих людей было пыткой. Мне это надоело, я решил воспользоваться расположением ко мне маршала и пожаловаться ему. Я выбрал момент, когда он сел к нам за столик в хорошем расположении духа, не сомневаясь, что мы, как и он, уже поели и выпили. Обняв меня за плечи, он предложил спеть дуэтом. Я ему сказал:
— Товарищ маршал, можно я с вами спою чуть позднее, так как я ещё с утра ничего не ел? Нельзя ли приезжать для выступления немного позднее, чтобы успеть у себя пообедать? Здесь нас не кормят.
Глаза, выражавшие неловкость, смущение и длительную борьбу с самим собой, сказали маршалу ещё больше.
Жуков от злости покрылся красными пятнами. Пренебрежительно, одним пальцем подозвал официанта-генерала и сказал:
— Слушай меня внимательно, это в твоих интересах. Отныне ты будешь подавать на этот стол всё, что тебе скажет Борис. Если что-нибудь будет не так… Пеняй на себя!
А мне скомандовал:
— Давай, Борис, заказывай, а я потом подойду. Генерал стоял, как телеграфный столб. Он с большим удовольствием бы меня кусал, резал, вешал, стрелял, но… Надо было выполнять распоряжение маршала.
Я прекрасно понимал его положение. Спокойным, интеллигентным голосом, глядя генералу в глаза, начал заказывать:
— Всем по пачке «Казбека» (курили мы все махорку-самосад), водочки, сёмужки, ветчинки… Заказывал я неторопливо, зная, что с каждым словом заказа ему делается все хуже и хуже, а мне все лучше и лучше. И вот так было всегда, когда мы приходили к маршалу Георгию Константиновичу Жукову.
Один раз, когда я заказывал, генерал над моим ухом всё время скрипел от злости зубами. Меня это тоже раздражало. Когда дошло до водки, я сказал генералу:
— Принесите пять бутылок водки, чтобы вам не бегать взад-вперёд… Он не выдержал, громко крикнул:
— Блядь!! — и убежал.
Таким же был и наш начальник майор Корнеев, готовый подобострастно выполнить любой приказ. Когда он приехал с маршалом Рокоссовским на охоту, убитая утка упала в болото. Корнеев бросился в болото, схватил птицу зубами, как породистая охотничья собака, и принёс её маршалу.
Мы друг друга не терпели, и он при любом удобном случае делал мне всевозможные гадости. Своей подлостью он довёл меня до крайности, и я решил его примерно получить.
Обычно Корнеев нас отвозил к маршалу Жукову и ждал у входа в дежурной. Как-то я на радостях сильно выпил и от всей души вместе с Жуковым начал петь дуэтом «Не за пьянство, не за буянство…» Голос звучал отлично. У моего голоса не было совершенно бархата, но было много металла.
Этого металла могло хватить минимум на два металлических завода. Мой голос был услышан нашим начальником далеко в дежурке. Он не знал, что Жукову нравится мой голос. Ему стало страшно, что я отвратительным горлопанским звуком балуюсь в таком ответственном месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64