Но Дергаусов появился сразу. Он был в форме, с кобурой на поясе, голенища лакированных сапог нестерпимо блестели.
– Кажется, я имею честь видеть господина Дранкова? – нехорошо усмехнулся он. – Именно. – Вы принесли мне послание от Наташи! – Нет.
– Так чем же я могу быть вам полезен? Дранков полез в карман, достал сложенную газетную полосу.
– Это набор завтрашнего номера «Русского слова», не желаете ознакомиться?
Дергаусов взял газетный лист, присел на диван и начал читать.
Дранков закурил, с интересом разглядывая Дергаусова. В общем, мужик он ничего. Видный и форма сидит, как влитая. Весьма воинственно выглядит Юрий Александрович. Папироса догорела, а Дергаусов продолжал читать.
Закончив, он аккуратно сложил полосу и сунул ее в нагрудный карман френча. – Что вы хотите? – поднял он глаза на Дранкова. – Ну, чего хочу я, нетрудно догадаться. – Денег? – Естественно. – За этот кусочек бумаги? – Нет. – А тогда за что?
– Я укажу вам, где документы, о которых пишет Кузьмин. – Какие документы?
– Акт приемки лежалых шинелей, сапог и папах со складов купца Чернова в Самаре. Два товарных чека оплаты, четыре железнодорожные накладные, две складские с пресненских складов, где это дерьмо принято первым сортом, письмо за вашей подписью… – Сколько? – Десять тысяч немедленно. – Что, за это?
– Место, где лежат документы, ключ от двери и план, как их найти. – Я слушаю. – Сначала деньги. – Но у меня нет с собой такой суммы.
– Тогда, – Дранков встал, – я вас больше не задерживаю. – Это не деловой разговор. – А я не делец. – Вы, голубчик, шантажист. – Возможно. Но я беру деньги у вора. – Легче…
– Так я пошел. Честь имею. – Дранков шагнул к двери.
– Вам не удастся уйти, за дверью мои люди, – нехорошо усмехнулся Дергаусов. – Думаю, я уйду.
Дергаусов поглядел на Дранкова и понял, что этот человек способен на все.
– Ну зачем же так, господин Дранков? Я коммерсант, предпочитаю дела решать полюбовно. Десять, так десять.
Дергаусов полез в карман брюк и вынул пачку «петруш» – пятисотенных. Усмехнувшись, отсчитал двадцать штук. – Прошу.
Дранков достал из жилетного кармана ключ, положил на стол.
– И это все? – усмехнулся Дергаусов. – А где же таинственная дверь? Андрей извлек листок бумаги, развернул. – Что это?
– Смотрите сами. Третье окно на первом этаже. Видите крестик? – Вижу.
– Оно открыто. Через него человек попадает в коридор. Поднимается на второй этаж. Четвертая дверь от лестницы, ее ваш человек откроет этим ключом. Ключ надобно оставить в замке. – Зачем? – удивился Дергаусов.
– Потому что я его украл. Пусть господа журналисты думают, что это сделал кто-то свой. В комнате стол, во втором ящике красная сафьяновая папка с золотым тиснением «Е. Кузьмину от коллег», в ней документы. – Стол заперт? – Нет. – Сторож?
– Он уходит в полночь и возвращается минут через сорок. – Куда уходит?
– К воротам типографии, впускает ломовиков с бумагой. – Это стоит десять тысяч? – Да. Дранков взял со стола пачку денег. – Желаю здравствовать. Дергаусов тяжело посмотрел ему вслед.
«Иди пока. Только ключ и папку полиция найдет завтра у тебя в киноателье, а тебя самого, Бог даст, по весне, когда Москва-река вскроется…» У входа в кабинет его ждал Казимир Нож. – Где Дранков живет, знаешь? – Да.
– Воробья и Леху на моем моторе к нему во двор. Пусть глушат и в реку. А для тебя есть особое дело. Дранков зашел к Семену. – Ну как? Андрей достал пачку денег, положил на стол. – Это на свадьбу. – Сколько здесь? – Десять тысяч. – Неплохо. – Погуляем за счет Дергаусова. – Ну ты, Андрюша, орел.
– Ворон я, Сеня, общипанный ворон, клюющий падаль. Дай мне с собой что-нибудь. – Закуски, выпивки? – Всего.
Дранков ехал через заснеженный город и думал о том, что больше никогда не будет помогать Семену в его делах. Шантаж – не его призвание. У него и Наташи сегодня достаточно денег, чтобы снять фильму. А сценарий для нее напишет он сам. В новой ленте будут гореть склады, солдатиков он покажет в продутых ветром шинелях, а, главное, снимет всю тыловую сволочь, все жулье, делающее миллионы на солдатской крови.
Пролетка ехала не торопясь, колеса пробуксовывали на снегу. Через пару дней на санках придется ездить. Дранков подумал, что скоро Рождество, а там и Новый год, и ему стало легко и спокойно. Правда, когда пролетка свернула с Тверской и колеса застучали по булыгам Грузин, он вдруг почувствовал беспричинную опасность. Гоня от себя мысли о плохом, он все же вынул браунинг из заднего кармана, снял с предохранителя и сунул его в карман пальто. Держа корзинку в левой руке, Андрей вошел под арку и увидел, как от стены на него надвинулись двое в шинелях. Дранков выдернул из кармана браунинг. – Буду стрелять. – Попробуй, сука.
В руке у одного сверкнуло лезвие ножа, и Дранков выстрелил.
– А-а-а, – дико заголосил Воробей. Второй бросился на улицу, но натолкнулся на сыщика. – Целы, Андрей Васильевич? – крикнул сыщик. – Вроде, да.
В нескольких шагах от них, завывая от боли, корчился на снегу человек; второй с поднятыми руками стоял у стены. Из его подъезда на шум выстрела бежали двое агентов из летучего отряда.
– Ну какая же сволочь Дергаусов. – Дранков сунул браунинг в карман и, осторожно неся корзинку, пошел к своему парадному. Фельдшер закончил бинтовать ногу задержанного. – У меня все, господин начальник.
– Тогда иди. – Бахтин подошел к полулежащему на диване налетчику. – Кто послал? – Сами, карася грабануть хотели.
– Значит, сами. – Бахтин взял тяжелую трость, прислоненную к стене, и с оттягом рубанул по забинтованной ноге. Дико закричал задержанный. В комнату вбежали Кулик и Гейде. – Что?!
– А ничего – хамит. – Бахтин присел на стол, закурил. – Так кто послал?
Воробей зло посмотрел на него и процедил с ненавистью: – Да пошел ты…
Договорить он не успел. Гейде ножнами шашки изо всех сил ударил его по ноге.
Воробей даже не крикнул, а охнул тихо и потерял сознание.
– Смотри-ка, – удивился Бахтин, – а на вид вполне крепкий мужик.
Он взял графин с водой и вылил на голову налетчика. Тот застонал, задергался на диване. Бахтину не было жаль этого человека, всего час назад пытавшегося отправить на тот свет Дранкова. Да и не был он человеком в представлении сыщика Бахтина. Ежедневно ему приходилось сталкиваться со всей городской мразью. И если человек, попавший в сыскную случайно, укравший от голода, от нужды тяжелой, вызывал в нем сочувствие, то жиганье он ненавидел и был к ним беспощадным.
«Агент и кулак – вот главное оружие сыщика», – любил говорить Бахтин. Налетчик замычал, открыл глаза.
– Кто тебя послал, сука? – Бахтин подошел к дивану. – Не скажешь, останешься без ноги. – Казимир послал. – Нож? – Он. – А еще кто? Ну телись, сволочь, телись! – Хозяин наш, Дергаусов.
– Ну вот, видишь, как все просто, а ты, дурочка, боялась, – засмеялся Гейде. – Степан Николаевич, – сказал Бахтин, – распорядитесь о враче. В тюремную больницу его. Он присел на диван. – Как зовут тебя?
– Сомов Григорий, – сквозь слезы ответил налетчик. – Кличка? – Воробей. – Плохо? – Да куда хуже, господин полицейский.
Бахтин встал, подошел к шкафу, вынул бутылку водки, налил полный стакан:
– На, – протянул его Воробью, – выпей, полегчает.
К полуночи утихшая было метель опять закрутила. Снег залепил фонари, окна, и город погрузился в вязкую темень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96