Как я выжила потом – не знаю. Те дни я не очень хорошо помню. Долгое время бросалась к любому, кто вырывался из России. Плакала, умоляла вспомнить мельчайшие детали: а вдруг? Но ничего. Долгие годы – ничего. Вот так я лишилась всего: мужа, сына, Родины… Только сердце обмануть нельзя.
Анна потрепала сына по волосам.
– Сколько писем я написала в Красный Крест. Все напрасно. Кто знал, что Татищевы теперь и не Татищевы вовсе. Потом, уже в Англии, я встретила Джеральда. Все как-то потихоньку наладилось. Боже мой, двадцать лет! А когда я тебя увидела там, на аэродроме, я думала, у меня сердце разорвется. Решила, что померещилось…
Лешка улыбнулся:
– А я, представляешь, до 41 -го слушал потрясающую историю: папа – красный командир, мама – красный комиссар. Правда, два года назад, благодаря Герману Степановичу, папину биографию мы подправили. А теперь вот и мамину…
Алексей замолчал и посмотрел на мать. Анна хотела что-то сказать, но подходящих слов так и не нашла. Она отвернулась и, обхватив руками плечи, о чем-то задумалась. В глазах у нее стояли слезы. А Лешка вдруг взял ее ладонь и прижал к своему лбу. В этот момент, забыв обо всем на свете, он испытывал абсолютное счастье… Но тут внизу послышался шум мотора. К монастырю подъехал грузовик, и из него высыпал отряд милиционеров.
Через пятнадцать минут они уже ходили по территории, стаскивая трупы под стену собора. А Лешка и Анна беседовали со старшим – майором богатырского телосложения.
– Неужели, товарищ капитан, вы их один всех уложили? – задал, наконец, наиболее интересующий его вопрос майор.
– Ну а кто, по-вашему?
Майор восхищенно посмотрел на Казарина. Тот подбоченился.
– Если бы вы знали, товарищ майор, сколько раз жизнь заложницы и моя висели на волоске, но… – Казарин сделал театральную паузу, скромно потупил глаза и продолжил: – Как видите, обошлось…
– «Обошлось!» Нет, ну вы слышите, «обошлось!» Да тебя же качать надо, героя давать, черт возьми!
Анна вдруг повернулась и отошла в сторону. Плечи ее вздрагивали.
– Что, так переживает? – тихо спросил майор.
– Угу.
А Анна в этот момент еле сдерживала смех…
На следующий день Алексей стоял на привычном месте в кабинете Шапилина и глядел в потолок.
– Хоть кол на голове у тебя теши, – распекал зятя Петр Саввич, – а ты все свое. Неужели так сложно.– сначала сообщить, где в случае чего искать твое тело, а потом уже бежать под пули? А?! Чего молчишь, как сыч?
– Я не молчу, – угрюмо ответил Казарин. – Я думаю, где это место в следующий раз будет.
– Будем считать, что договорились. – Шапилин попытался скрыть улыбку. Затем вынул из стола большой конверт и протянул Алексею.
– Петр Саввич, – нахмурился тот, – можно хоть день с семьей провести? Я жену обещал в ресторан сводить.
– Разговорчики! Ты сначала ознакомься.
Алексей нехотя открыл конверт, в котором лежала бумага, вся усеянная сургучными печатями и британскими вензелями. Он повертел ее в руках и вопросительно посмотрел на Шапилина.
– Это тебе от англичан, – гордо пояснил Петр Саввич. – И ресторан, и отдых с семьей, и личная благодарность от посла их величества…
Алексей почесал затылок:
– А можно?
– В таком виде – нельзя. А вот в таком… – Шапилин полез в стол и эффектным жестом вынул из ящика майорские погоны. – В таком будет в самый раз!
Глава последняя
В ресторане гостиницы «Аврора» было шумно и весело. За столом у окна сидели четверо: Лешка, Танька, Владимир Константинович и Анна. Было уже поздно, но они никак не могли наговориться. Самое ужасное, что все понимали – это их последняя встреча. Через два дня Анна и Джеральд улетали в Англию. И ничего поделать с этим было нельзя.
– Я не представляю, как буду там без вас.
В глазах Анны стояли слезы. На мокром месте были глаза и у захмелевшей Таньки.
– А может быть, моему отцу все рассказать, он что-нибудь придумает?
Владимир Константинович печально закачал головой.
– Нет, Танюш, не те нынче времена. Ему ведь тоже тогда несдобровать.
Танька вытерла салфеткой слезы. Заметив это, Владимир Константинович подмигнул:
– Все устроится.
– Господи, какие же вы у меня хорошие!
Танька обвела всех любящим взглядом, и тут ее как пчела ужалила. Она поднялась и нетвердой походкой направилась к эстраде. Вальс закончился, и танцующие пары уже стали расходиться, когда неожиданно по залу разнесся ее голос:
– Товарищи! Минутку внимания! Лешка почесал затылок:
– Щас что-то будет…
Таня наклонилась к уху старого музыканта, тот взял в руки гитару и стал тихо наигрывать под ее напевы. А через минуту на весь зал зазвучала песня «Александровский сад». И чем дальше пела Таня, тем больше начинала волноваться Анна…
Опустел городской нашей юности сад,
И летят за моря журавли.
И кружит день и ночь золотой листопад
На краю этой вечной Земли.
И в глазах у тебя неземная печаль
От того, что от Солнца вдали
Нашу жизнь и любовь так мучительно жаль
На краю этой вечной Земли.
В суету мелочей мы вернемся назад,
Но прошу, ради нашей любви,
Не забудь, как кружил золотой листопад
На краю этой вечной Земли.
Лешка не смотрел на мать. Он с нежностью глядел на поющую жену и поэтому не замечал, что Анна не отрывает взгляда от глаз отца. Наконец Лешка гордо бросил через плечо:
– Это наша песня! Нам ее отец еще в детстве напел.
– Это – моя песня, – тихо произнесла Анна.
Сын в недоумении развернулся. Казарин-старший кивнул и грустно улыбнулся:
– Автор этих строк – твоя мама…
– …написавшая эту песню одному молоденькому офицеру, в которого по уши влюбилась в 16-м, – договорила Анна.
Через два дня на Ходынском аэродроме Анна поднималась по трапу самолета. Рядом шел Джеральд, у трапа остались провожающие – сотрудники английского посольства. Анна остановилась и махнула всем рукой. Потом в последний раз украдкой взглянула на здание аэродрома. Справа от входа стояли три человека и делали вид, что все происходящее их не касается, – два офицера и хрупкая, красивая молодая женщина. Семья Казариных, ее семья…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Анна потрепала сына по волосам.
– Сколько писем я написала в Красный Крест. Все напрасно. Кто знал, что Татищевы теперь и не Татищевы вовсе. Потом, уже в Англии, я встретила Джеральда. Все как-то потихоньку наладилось. Боже мой, двадцать лет! А когда я тебя увидела там, на аэродроме, я думала, у меня сердце разорвется. Решила, что померещилось…
Лешка улыбнулся:
– А я, представляешь, до 41 -го слушал потрясающую историю: папа – красный командир, мама – красный комиссар. Правда, два года назад, благодаря Герману Степановичу, папину биографию мы подправили. А теперь вот и мамину…
Алексей замолчал и посмотрел на мать. Анна хотела что-то сказать, но подходящих слов так и не нашла. Она отвернулась и, обхватив руками плечи, о чем-то задумалась. В глазах у нее стояли слезы. А Лешка вдруг взял ее ладонь и прижал к своему лбу. В этот момент, забыв обо всем на свете, он испытывал абсолютное счастье… Но тут внизу послышался шум мотора. К монастырю подъехал грузовик, и из него высыпал отряд милиционеров.
Через пятнадцать минут они уже ходили по территории, стаскивая трупы под стену собора. А Лешка и Анна беседовали со старшим – майором богатырского телосложения.
– Неужели, товарищ капитан, вы их один всех уложили? – задал, наконец, наиболее интересующий его вопрос майор.
– Ну а кто, по-вашему?
Майор восхищенно посмотрел на Казарина. Тот подбоченился.
– Если бы вы знали, товарищ майор, сколько раз жизнь заложницы и моя висели на волоске, но… – Казарин сделал театральную паузу, скромно потупил глаза и продолжил: – Как видите, обошлось…
– «Обошлось!» Нет, ну вы слышите, «обошлось!» Да тебя же качать надо, героя давать, черт возьми!
Анна вдруг повернулась и отошла в сторону. Плечи ее вздрагивали.
– Что, так переживает? – тихо спросил майор.
– Угу.
А Анна в этот момент еле сдерживала смех…
На следующий день Алексей стоял на привычном месте в кабинете Шапилина и глядел в потолок.
– Хоть кол на голове у тебя теши, – распекал зятя Петр Саввич, – а ты все свое. Неужели так сложно.– сначала сообщить, где в случае чего искать твое тело, а потом уже бежать под пули? А?! Чего молчишь, как сыч?
– Я не молчу, – угрюмо ответил Казарин. – Я думаю, где это место в следующий раз будет.
– Будем считать, что договорились. – Шапилин попытался скрыть улыбку. Затем вынул из стола большой конверт и протянул Алексею.
– Петр Саввич, – нахмурился тот, – можно хоть день с семьей провести? Я жену обещал в ресторан сводить.
– Разговорчики! Ты сначала ознакомься.
Алексей нехотя открыл конверт, в котором лежала бумага, вся усеянная сургучными печатями и британскими вензелями. Он повертел ее в руках и вопросительно посмотрел на Шапилина.
– Это тебе от англичан, – гордо пояснил Петр Саввич. – И ресторан, и отдых с семьей, и личная благодарность от посла их величества…
Алексей почесал затылок:
– А можно?
– В таком виде – нельзя. А вот в таком… – Шапилин полез в стол и эффектным жестом вынул из ящика майорские погоны. – В таком будет в самый раз!
Глава последняя
В ресторане гостиницы «Аврора» было шумно и весело. За столом у окна сидели четверо: Лешка, Танька, Владимир Константинович и Анна. Было уже поздно, но они никак не могли наговориться. Самое ужасное, что все понимали – это их последняя встреча. Через два дня Анна и Джеральд улетали в Англию. И ничего поделать с этим было нельзя.
– Я не представляю, как буду там без вас.
В глазах Анны стояли слезы. На мокром месте были глаза и у захмелевшей Таньки.
– А может быть, моему отцу все рассказать, он что-нибудь придумает?
Владимир Константинович печально закачал головой.
– Нет, Танюш, не те нынче времена. Ему ведь тоже тогда несдобровать.
Танька вытерла салфеткой слезы. Заметив это, Владимир Константинович подмигнул:
– Все устроится.
– Господи, какие же вы у меня хорошие!
Танька обвела всех любящим взглядом, и тут ее как пчела ужалила. Она поднялась и нетвердой походкой направилась к эстраде. Вальс закончился, и танцующие пары уже стали расходиться, когда неожиданно по залу разнесся ее голос:
– Товарищи! Минутку внимания! Лешка почесал затылок:
– Щас что-то будет…
Таня наклонилась к уху старого музыканта, тот взял в руки гитару и стал тихо наигрывать под ее напевы. А через минуту на весь зал зазвучала песня «Александровский сад». И чем дальше пела Таня, тем больше начинала волноваться Анна…
Опустел городской нашей юности сад,
И летят за моря журавли.
И кружит день и ночь золотой листопад
На краю этой вечной Земли.
И в глазах у тебя неземная печаль
От того, что от Солнца вдали
Нашу жизнь и любовь так мучительно жаль
На краю этой вечной Земли.
В суету мелочей мы вернемся назад,
Но прошу, ради нашей любви,
Не забудь, как кружил золотой листопад
На краю этой вечной Земли.
Лешка не смотрел на мать. Он с нежностью глядел на поющую жену и поэтому не замечал, что Анна не отрывает взгляда от глаз отца. Наконец Лешка гордо бросил через плечо:
– Это наша песня! Нам ее отец еще в детстве напел.
– Это – моя песня, – тихо произнесла Анна.
Сын в недоумении развернулся. Казарин-старший кивнул и грустно улыбнулся:
– Автор этих строк – твоя мама…
– …написавшая эту песню одному молоденькому офицеру, в которого по уши влюбилась в 16-м, – договорила Анна.
Через два дня на Ходынском аэродроме Анна поднималась по трапу самолета. Рядом шел Джеральд, у трапа остались провожающие – сотрудники английского посольства. Анна остановилась и махнула всем рукой. Потом в последний раз украдкой взглянула на здание аэродрома. Справа от входа стояли три человека и делали вид, что все происходящее их не касается, – два офицера и хрупкая, красивая молодая женщина. Семья Казариных, ее семья…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78