Эта штука пе раз уже приносила тяжелые вести. В таких случаях наземные радиостанции сообщали, где и при каких обстоятельствах упали наши сбитые самолеты.
И звонок раздался. Хотя его ожидали с минуты на минуту, брать трубку никто не спешил…
— Сто двадцатый слушает, — не спуская глаз с западного края неба, наконец отозвался комэск, подойдя к аппарату.
— Почему не докладываешь о вылете? — В голосе командира полка тревога, но от его вопроса стало легче: земля молчит. Пока молчит. В этот момент радость захлестнула Петра — вдали замаячила пара «яков».
— Почему не отвечаешь? Что случилось? Где два самолета?
— Не волнуйтесь, — говорит как можно спокойнее Воронин, — после боя еще не все успели сесть. Кустов и Лазарев в воздухе.
А что, если это не они?.. И как бы в ответ на вопрос капитана радио донесло голос Кустова:
— Приготовьте санитарную машину, Сергей идет на честном слове!
Самолет Лазарева заходит на посадку неуклюже и с опасно большим креном. Правое крыло так раздето, что белеют его деревянные внутренности и виднеется бензиновый бак. Фактически Лазарев летел на одном крыле. Сколько от него требовалось усилий и умения, чтобы машина не перевернулась и не сорвалась в штопор?
Наступает последний момент борьбы за жизнь. Здесь и умение может оказаться бессильным. С приближением к земле надо гасить скорость, а с ней погаснет и эффективность рулей управления. А ведь только они удерживают машину от переворота на спину.
Земля уже совсем близко. Смягчая с пей встречу, летчик резко задирает нос самолета вверх, но он продолжает камнем сыпаться вниз, еще более кренясь на разбитое крыло. Все понимают! удар будет настолько сильным, что машина, возможно, разлетится на куски.
Аэродром застыл в оцепенении. Правда, есть еще одна надежда — на мотор. С его помощью можно замедлить падение и смягчить удар. Однако тут появляется новая опасность. Тысяча двести лошадиных сил двигателя могут так рвануть машину, что она мигом перевернется вверх колесами. Здесь расчет идет на доли секунды…
Мотор не подвел. Он, управляемый умелой рукой пилота, взревел на полную силу. «Як» вздрогнул, на мгновение завис в воздухе, словно обдумывая, куда бы ему податься, потом, точно подбитая птица, неуклюже покачал крыльями, будто хватался за воздух, ища в нем опору. А мотор ревел во весь голос. И машина, как бы послушав его зов, вдруг успокоилась у самой земли. Лазарев мгновенно убрал газ, «як» плавно опустился на колеса и устойчиво побежал по полосе.
На стоянке самолетов Лазарев лихо выскочил из кабины и, бросив беглый взгляд на разбитое крыло своего «ястребка», бодро подошел к комэску и с горделивыми нотками в голосе обратился за разрешением доложить своему командиру пары о вылете.
— Товарищ лейтенант, боевое задание выполнено! — браво отчеканил Лазарев. — Прикрывая вас, сбил бомбардировщик, но и меня немного кто-то потрепал. Разрешите получить замечания?
— Значит, задание выполнено? — переспросил Кустов.
— Так точно, — насторожился Сергей.
— А кто вам дал право атаковать «юнкерса»?
— Но вы мне и не запрещали. — Друзья перешли на «вы».
— А разве вы не знаете закона — ведущий атакует, а ведомый его охраняет?
— . Но сзади нас никого не было, и я думал… Присутствующий при этом заместитель командира полка поднял руку:
— Хватит! Все ясно, — и строго взглянул на Лазарева, — С вами разговор будет особый. Есть азбучные истины воздушного боя, а вы ведь не новичок!
Слово командира — последнее. Пусть Лазарев все обдумает, прочувствует.
Со стоянки всей группой направились в комнату отдыха. Шли молча. Теперь комэску Воронину стало ясно, почему Кустов с Лазаревым не видели истребителей противника. Когда Кустов по радио передал; «Атакую!», то «мессершмиттов» не было. Они появились позднее. Кустов надеялся на напарника, что тот будет зорко следить за обстановкой в воздухе и охранять его, но Лазарев нарушил этот закон боя. Сергей, пожалуй, как показалось комэску, тоже это, наконец, понял и сейчас шел подавленный. Чтобы скрыть смущение, машинально замурлыкал:
Тучи над городом встали,
В воздухе пахнет грозой…
Воронин обозлился.
— Так почему же все-таки в бою бросил ведущего?
— Виноват, — спокойно признался Лазарев, — Считал, что вблизи нет немецких истребителей. Вдвоем, думал, быстрее расправимся с бомбардировщиками. Этого больше не будет, товарищ капитан. Простите, — и Лазарев виновато потупился. Смиренный вид оплошавшего подчиненного взорвал Кустова:
— До каких пор это будет продолжаться?!
— А зачем кричать? — парировал Лазарев, — Ну, виноват. Сам за это и поплатился. Не хотите еще раз простить — накажите,
— А нас ты в расчет не берешь? — сдерживая гнев, спросил Петр. — Мы все из-за твоей расхлябанности попали под удар. Было четыре истребителя противника. Они нас почти одновременно атаковали, а вы ничего не видели!
— Черт побери! — Летчик растерянно-виновато глядит на нас. — Да, нехорошо получилось. Грешен. Ну что ж, накажите…
Лазарев по характеру боец. Неуравновешенный, но храбрый, опытный боец. За смелость, за веселый нрав его в полку любили. Правда, часто и ругали за вольности, но прощали. А это уже не дело. Врагу такое послабление только на руку. Как же наказать Сергея, чтобы он навсегда почувствовал ответственность не только за себя, но и за товарищей? Обыкновенное взыскание согласно уставу — выговор, арест — мало помогут. И тут у капитана Воронина блеснула оригинальная мысль.
— И придется наказать!
— Ну что ж, — ответил Лазарев, уже бравируя готовностью принять любое наказание, — Раз заслужил — пожалте!
— Отстраняю вас от полетов.
Лазарев остановился и растерянно заморгал белесыми ресницами. Лицо побледнело.
— Как это, отстраняете от полетов? — сказал он сдавленным голосом, словно навалилось на него что-то тяжелое, — За что? Выходит, не доверяете!
— Вам понятен смысл моих слов?
— Понятен, да не очень. Как это — не летать!
— Идите домой и подумайте. А через неделю поговорим,
К концу ноября на полпути от Житомира к Киеву враг был остановлен. Полк Василяки после четырех с половиной месяцев непрерывных боев выводился на переформирование. Па фронте это считалось отдыхом. Правда, предстояло немало потрудиться: получить новые самолеты, освоить их, и бывалым летчикам ввести в боевой строй более молодых, прибывших после окончания военных школ.
Летчики находились в комнате отдыха. Андрей Картошкин, краснощекий и очень энергичный крепыш, вскочил с пар:
— Сколько же можно учиться?
Кустов, готовивший его себе ведомым, пояснил:
— Пойми, Андрей, это полезно! Мы с тобой успеем хорошо слетаться. А это в бою — половина дела!
— .Но я уже больше полугода на фронте, учился в запасном полку — и ни одного боевого вылета. — Он вынимает из кармана письмо своей матери из Рязанской области и подает Игорю: — Вот почитайте, что пишет!
Евдокия Михайловна в письме спрашивала сына о боевых делах, журила, что он ничего не пишет.
— А что я ей напишу? — с упреком спрашивает Картошкин. — О том, что ем напрасно фронтовой хлеб и бью баклуши?
До чего же наивны рассуждения молодых! Воронин, лежа па нарах, подумал о том, что и они, «старики», были когда-то такими же. Вспомнил Халхин-Гол, 1939 год. Тогда они, едва оперившиеся «пилотяги», тоже не знали, куда девать свою смелость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
И звонок раздался. Хотя его ожидали с минуты на минуту, брать трубку никто не спешил…
— Сто двадцатый слушает, — не спуская глаз с западного края неба, наконец отозвался комэск, подойдя к аппарату.
— Почему не докладываешь о вылете? — В голосе командира полка тревога, но от его вопроса стало легче: земля молчит. Пока молчит. В этот момент радость захлестнула Петра — вдали замаячила пара «яков».
— Почему не отвечаешь? Что случилось? Где два самолета?
— Не волнуйтесь, — говорит как можно спокойнее Воронин, — после боя еще не все успели сесть. Кустов и Лазарев в воздухе.
А что, если это не они?.. И как бы в ответ на вопрос капитана радио донесло голос Кустова:
— Приготовьте санитарную машину, Сергей идет на честном слове!
Самолет Лазарева заходит на посадку неуклюже и с опасно большим креном. Правое крыло так раздето, что белеют его деревянные внутренности и виднеется бензиновый бак. Фактически Лазарев летел на одном крыле. Сколько от него требовалось усилий и умения, чтобы машина не перевернулась и не сорвалась в штопор?
Наступает последний момент борьбы за жизнь. Здесь и умение может оказаться бессильным. С приближением к земле надо гасить скорость, а с ней погаснет и эффективность рулей управления. А ведь только они удерживают машину от переворота на спину.
Земля уже совсем близко. Смягчая с пей встречу, летчик резко задирает нос самолета вверх, но он продолжает камнем сыпаться вниз, еще более кренясь на разбитое крыло. Все понимают! удар будет настолько сильным, что машина, возможно, разлетится на куски.
Аэродром застыл в оцепенении. Правда, есть еще одна надежда — на мотор. С его помощью можно замедлить падение и смягчить удар. Однако тут появляется новая опасность. Тысяча двести лошадиных сил двигателя могут так рвануть машину, что она мигом перевернется вверх колесами. Здесь расчет идет на доли секунды…
Мотор не подвел. Он, управляемый умелой рукой пилота, взревел на полную силу. «Як» вздрогнул, на мгновение завис в воздухе, словно обдумывая, куда бы ему податься, потом, точно подбитая птица, неуклюже покачал крыльями, будто хватался за воздух, ища в нем опору. А мотор ревел во весь голос. И машина, как бы послушав его зов, вдруг успокоилась у самой земли. Лазарев мгновенно убрал газ, «як» плавно опустился на колеса и устойчиво побежал по полосе.
На стоянке самолетов Лазарев лихо выскочил из кабины и, бросив беглый взгляд на разбитое крыло своего «ястребка», бодро подошел к комэску и с горделивыми нотками в голосе обратился за разрешением доложить своему командиру пары о вылете.
— Товарищ лейтенант, боевое задание выполнено! — браво отчеканил Лазарев. — Прикрывая вас, сбил бомбардировщик, но и меня немного кто-то потрепал. Разрешите получить замечания?
— Значит, задание выполнено? — переспросил Кустов.
— Так точно, — насторожился Сергей.
— А кто вам дал право атаковать «юнкерса»?
— Но вы мне и не запрещали. — Друзья перешли на «вы».
— А разве вы не знаете закона — ведущий атакует, а ведомый его охраняет?
— . Но сзади нас никого не было, и я думал… Присутствующий при этом заместитель командира полка поднял руку:
— Хватит! Все ясно, — и строго взглянул на Лазарева, — С вами разговор будет особый. Есть азбучные истины воздушного боя, а вы ведь не новичок!
Слово командира — последнее. Пусть Лазарев все обдумает, прочувствует.
Со стоянки всей группой направились в комнату отдыха. Шли молча. Теперь комэску Воронину стало ясно, почему Кустов с Лазаревым не видели истребителей противника. Когда Кустов по радио передал; «Атакую!», то «мессершмиттов» не было. Они появились позднее. Кустов надеялся на напарника, что тот будет зорко следить за обстановкой в воздухе и охранять его, но Лазарев нарушил этот закон боя. Сергей, пожалуй, как показалось комэску, тоже это, наконец, понял и сейчас шел подавленный. Чтобы скрыть смущение, машинально замурлыкал:
Тучи над городом встали,
В воздухе пахнет грозой…
Воронин обозлился.
— Так почему же все-таки в бою бросил ведущего?
— Виноват, — спокойно признался Лазарев, — Считал, что вблизи нет немецких истребителей. Вдвоем, думал, быстрее расправимся с бомбардировщиками. Этого больше не будет, товарищ капитан. Простите, — и Лазарев виновато потупился. Смиренный вид оплошавшего подчиненного взорвал Кустова:
— До каких пор это будет продолжаться?!
— А зачем кричать? — парировал Лазарев, — Ну, виноват. Сам за это и поплатился. Не хотите еще раз простить — накажите,
— А нас ты в расчет не берешь? — сдерживая гнев, спросил Петр. — Мы все из-за твоей расхлябанности попали под удар. Было четыре истребителя противника. Они нас почти одновременно атаковали, а вы ничего не видели!
— Черт побери! — Летчик растерянно-виновато глядит на нас. — Да, нехорошо получилось. Грешен. Ну что ж, накажите…
Лазарев по характеру боец. Неуравновешенный, но храбрый, опытный боец. За смелость, за веселый нрав его в полку любили. Правда, часто и ругали за вольности, но прощали. А это уже не дело. Врагу такое послабление только на руку. Как же наказать Сергея, чтобы он навсегда почувствовал ответственность не только за себя, но и за товарищей? Обыкновенное взыскание согласно уставу — выговор, арест — мало помогут. И тут у капитана Воронина блеснула оригинальная мысль.
— И придется наказать!
— Ну что ж, — ответил Лазарев, уже бравируя готовностью принять любое наказание, — Раз заслужил — пожалте!
— Отстраняю вас от полетов.
Лазарев остановился и растерянно заморгал белесыми ресницами. Лицо побледнело.
— Как это, отстраняете от полетов? — сказал он сдавленным голосом, словно навалилось на него что-то тяжелое, — За что? Выходит, не доверяете!
— Вам понятен смысл моих слов?
— Понятен, да не очень. Как это — не летать!
— Идите домой и подумайте. А через неделю поговорим,
К концу ноября на полпути от Житомира к Киеву враг был остановлен. Полк Василяки после четырех с половиной месяцев непрерывных боев выводился на переформирование. Па фронте это считалось отдыхом. Правда, предстояло немало потрудиться: получить новые самолеты, освоить их, и бывалым летчикам ввести в боевой строй более молодых, прибывших после окончания военных школ.
Летчики находились в комнате отдыха. Андрей Картошкин, краснощекий и очень энергичный крепыш, вскочил с пар:
— Сколько же можно учиться?
Кустов, готовивший его себе ведомым, пояснил:
— Пойми, Андрей, это полезно! Мы с тобой успеем хорошо слетаться. А это в бою — половина дела!
— .Но я уже больше полугода на фронте, учился в запасном полку — и ни одного боевого вылета. — Он вынимает из кармана письмо своей матери из Рязанской области и подает Игорю: — Вот почитайте, что пишет!
Евдокия Михайловна в письме спрашивала сына о боевых делах, журила, что он ничего не пишет.
— А что я ей напишу? — с упреком спрашивает Картошкин. — О том, что ем напрасно фронтовой хлеб и бью баклуши?
До чего же наивны рассуждения молодых! Воронин, лежа па нарах, подумал о том, что и они, «старики», были когда-то такими же. Вспомнил Халхин-Гол, 1939 год. Тогда они, едва оперившиеся «пилотяги», тоже не знали, куда девать свою смелость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47