Она не хотела омрачать праздничного настроения, но именно от счастливой встречи и вырвался у нее этот вздох, Петр понимал ее. От брата уже давно нет писем. После ранения под Сталинградом в сорок втором он снова где-то на фронте.
* * *
Сказочным сном промелькнул недельный отпуск. Провожали Петра мама, жена и дочка. Шли они той же дорогой, которой двадцать пять лет назад Петр с матерью провожали отца на гражданскую. И утро это такое же, как и тогда в девятнадцатом.
Расставание в таких случаях всегда мучительно, и Воронин-младший по примеру отца постарался его не затягивать. Вот и то место, где тогда они расставались с батей. Здесь была их полоса. Созревала рожь. Отец сорвал колос, растер на ладони, посмотрел на землю, потом на небо и категорически заявил:
— Дальше не ходите. Нужно сегодня все сжать, а то зерно начало осыпаться. — Потом взял Петьку на руки и, подняв высоко, спросил: — Что видишь?
Сын назвал ближайшие деревни: Сидорове, Гурьево, Горенское да крылатую мельницу в Орешках.
— А Нижний Новгород, Москву, Европу, Америку?
— Не-е, батя, не видать.
— Надо, сынок, учиться. Весь мир увидишь, — и, опустив Петьку на землю, с надеждой посмотрел на мать: — Хорошо бы на агронома…
В голосе отца звучала просьба. Очевидно, подумал, что может и не вернуться с войны. Да и кого из тех, кто уходит на войну, такие мысли не посещают?
Отец — первый председатель местного сельсовета и комитета бедноты… Воспоминание о нем вызвало у Петра спазму в груди. Обнимает мать, жену и дочурку. Милые мои!
Пройдя метров пятьдесят, оглянулся. Они стоят на месте и машут руками. Несчетное количество раз Петр оборачивался. Они все стояли и махали ему вслед. Особенно трогательно — Верочка. Она забралась к матери на плечи, сняла с головы красную косыночку и непрерывно махала ею, как сигнальным флажком.
Наконец и косыночка растворилась в море хлебов и полей. Но удивительно — Петр не испытывал угнетающего чувства одиночества. На душе было легко и хорошо. Вновь потянуло в полк, к друзьям.
На Волге Петру повезло: попал прямо на паром и переехал на ту сторону без всяких задержек. У Балахнинской пристани стоял пароход, словно специально поджидавший его. Только успел вступить на палубу, как прогудел отвальный.
И пошли знакомые до мельчайших подробностей волжские берега. Здесь, на участке Городец — Балахна — Горький, Петр работал матросом в навигацию 1931 года. По ходу парохода он еще издалека заметил знаменитое место впадения Оки в Волгу. А вон там, чуть подальше, — и Окский мост. Хорошо виден крутой правый берег реки. На нем Петр с волнением старается отыскать колокольню Девичьего монастыря, рядом с которым стоял его эскадрон.
Эскадрон! Как дорог он Петру Воронину! В нем он, молодой боец, дал клятву на верность Родине, в нем его в тридцать втором году приняли в партию. Здесь же, в эскадроне, он впервые понял, что без физической закалки, без прочных знаний и навыков не может быть хорошего солдата.
Крепко запомнилось Петру: после политзанятий у них всегда начиналась верховая езда. Два часа без отдыха в седле. Сколько проделывали всяких упражнений! И вольтижировка и джигитовка…
В первые недели не счесть, сколько раз приходилось падать на землю. Трудно было. После такой акробатики чуть ноги волочишь. Иногда до крови разотрешь ягодицы и колени, но не пискни: засмеют товарищи, которым тоже не меньше досталось, чем тебе. И все крепились. Зато уж через полгода тебя ничем не вышибешь из седла!
…Пароход причалил к пристани. Людской поток вынес Воронина на набережную города Горького, шумную, толкотную. Параллельно набережной — улица Маяковского. Петру уже видна Строгановская церковь, напротив которой располагалось его общежитие, общежитие студентов сельхозкомвуза. Ну как не взглянуть на этот неказистый с виду трехэтажный дом, где когда-то за учебниками просиживал напролет целые ночи!
Более трех часов бродил он по городу. Один. Одному лучше думается. Последняя точка «экскурсии» — здание обкома ВКП(б), находящееся в Кремле.
В это здание их, преимущественно студентов города Горького, тогда вызвали и предложили ехать учиться в Харьков на военных летчиков. А про них в двадцатые и тридцатые годы писали: летчик — это талант, призвание. У кого нет этого «божьего дара» — тем не место в авиации.
Начитавшись таких книг, многие тогда заявили: не чувствуем призвания к летному делу, и вряд ли из нас выйдут пилоты.
Секретарь обкома — он был и председателем мандатной комиссии по приему в военное училище — разъяснил, что под талантом, как говорил Горький, следует прежде всего подразумевать упорный ежедневный труд. Словом, излишнюю робость будущим пилотам в отношении их «особой миссии» он помог преодолеть простой задушевной беседой.
Да, давно это было. И секретарь Горьковского обкома оказался прав. Именно благодаря целеустремленности, настойчивому повседневному труду и упорству многие ребята из того партийно-комсомольского набора стали замечательными летчиками. Воевали в Испании, на Халхин-Голе. Сражаются и сейчас в небе Великой Отечественной войны. Среди них — и бывший волжский матрос, а затем красный кавалерист, сын коммунара — Герой Советского Союза майор Петр Воронин.
…Экскурс в прошлое вдруг воскресил в памяти Петра слова Василия Ивановича Рогачева: «Сейчас для нас полк — наш дом и семья».
Теперь эта фраза уже не кажется риторикой. Она — сама действительность. Борьба, жертвенность и взаимовыручка ради победы для солдат в этой войне стали такой же необходимостью, как и сама жизнь. И Петр только сейчас догадался, почему после расставания с семьей его с небывалой силой потянуло в полк.
* * *
Обдав Воронина пылью, машина поехала дальше на запад к багряному горизонту. Майор стоит на дороге, с волнением оглядывает аэродром своего полка. До чего же все здесь знакомо и близко. Из землянки командного пункта вышел Василяка и, подняв руки, выстрелил из двух ракетниц. Искрящиеся красные шарики, пробивая сумерки и слой пыли, еще не успевшей осесть от только что приземлившихся самолетов, описав в небе красные дуги, погасли. С ними для авиаторов погас и очередной день войны.
К командному пункту неторопливо потянулись летчики. У притихших и как будто поникших «яков» заметно оживление. Это техники со своими помощниками приступили к осмотру и подготовке самолетов к завтрашнему дню. Петра сразу же до того захлестнула знакомая картина, что ноги сами понесли его на аэродром.
Полк. Родной полк! Сейчас он встретится с боевыми друзьями. Все ли живы и здоровы? Ведь столько не виделись.
Однополчане! Вы все те же, и что-то в вас уже другое, ему, Петру, пока еще неведомое. Все знакомые лица. Но вон летчик, которого раньше не видел. А вот и второй, третий…
Значит, кого-то из старых друзей уже нет. Незнакомые — пополнение боевых рядов.
Не видит Воронин и своего дорогого Ивана Андреевича. Недоброе предчувствие краешком коснулось сердца. А может, задержался где-то на аэродроме? Наконец решается спросить.
В ответ — скорбное молчание. Всегда после первых до слез радостных встреч вступает в силу трагическая действительность войны — узнаешь о гибели товарищей. Петр пытается выяснить подробности о последнем дне Хохлова, Но никто ничего не видел. Вчера, на третий день Львовской операции, произошел небольшой воздушный бой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47