Один из них, брат Бернар де Кудрей, которому он поручал наиболее щекотливые переговоры, был постоянно подле него. Именно монаха аббатства св. Женевьевы Гий-ома он послал в Данию, чтобы договориться о своем браке с Ингебургой, Гийом же и привез во Францию юную невесту. Брак, как известно, не удался, но не по вине посредника, образцового клирика, канонизированного Церковью. Аббат св. Женевьевы, литератор и философ Этьен де Турне, был в течение многих лет доверенным и признанным послом Филиппа Августа. Мы уж не говорим о брате Герене, госпитальере, который был французскому королю в течение двадцати последних лет его правления ценнейшим служащим, компетентным во всем, так как сочетал функции канцлера, советника по иностранным делам и главнокомандующего; мы знаем, какую важную роль он сыграл в победе при Бувине. Монахи были хороши всем, и суверены этим злоупотребляли. Иноки не всегда добровольно покидали свою обитель, чтобы скакать невесть куда в такую погоду, когда большие путешествия были делом сколь малоприятным, столь и опасным. Достаточно прочитать в переписке Этьена де Турне дышащие ужасом послания, в которых этот монах говорит о своей миссии в Тулузу и о бесчисленных опасностях, которых он избежал, и в особенности письмецо от 1183 г., где он благодарит небо и людей за то, что уклонился от поездки в Рим, которую король намеревался ему поручить — как будто осужденный на смерть неожиданно получил прощение.
Не только собственно исторические документы показывают нам монаха, вызванного из монастыря и мчащегося по дорогам по приказу сильных мира сего заниматься земными делами и даже брачными переговорами. Свидетельства жест, написанных во времена Филиппа Августа, целиком согласуются со свидетельствами хронистов. Откроем, например поэму о Гарене Лотарингском, одну из тех, что наиболее уверенно датируются этим периодом. Вот герцог Эрве де Мец, вступающий на свою землю и ищущий пристанища в монастыре. Он обращается к аббату, которому очень доверяет: «Поезжайте искать мне жену, мое тело требует супруги». Аббат отвечает, что охотно выполнит это, но хотел бы точно знать, в какой стороне он должен искать. «Во имя Бога, сотворившего меня, — говорит Эрве, — я желаю Алису, сестру Годена. Нет красивее ее под небесами, так же как нет на свете лучшего рыцаря, чем ее брат». Получив приказ, аббат тут же собирается в путь и уезжает с пятнадцатью монахами и многочисленными рыцарями. Аббат богат и едет «с великой роскошью». Дороги запружены их мулами, вьючными лошадьми и скакунами. Ему хватает месяца, чтобы исполнить свое поручение, и он возвращается в Мец с девушкой, Эрве Лотарингский едет им навстречу. «Милости просим», — говорит он аббату и берет за руку девицу. «Красавица, — обращается он к ней, — во имя Господа, никогда не солгавшего, вы прекрасны телом и лицом; я сделаю вас очень знатной дамой». — «Сир, — отвечает Алиса, — я вам весьма благодарна». Далее автор поэмы показывает нам аббата Льетри из Сент-Амана в Павеле, которому поручено передать могущественному герцогу Гарену тело его брата Бегона, предательски убитого в лесу. Он тоже выезжает с пятнадцатью монахами и двадцатью шестью рыцарями, а выполнив свою миссию, возвращается после двухнедельного путешествия в свое аббатство. «Едва он добрался до монастыря, как вокруг него столпились монахи и стали расспрашивать, куда его посылали и что он делал. Он удовлетворил их любопытство и закончил словами: „Помолитесь, чтобы между могущественными баронами установилось согласие“». Так что для монаха ремесло посла и посредника — почти профессия; ремесло тяжкое, подчас осложняемое различными опасностями. Поэма «Гарен» выводит на сцену еще двух монахов, которых архиепископ Реймсский посылает ко французскому двору, дабы лжесвидетельствовать. Речь идет о мнимом родстве между принцессой Блан-шефлер и герцогом Гареном с целью помешать их браку, ибо король Пипин сам желает жениться на невесте, предназначенной его вассалу — герцогу. В тот момент, как архиепископ торжественно возвещает о браке между Бланшефлер и Гареном, один из монахов, подосланных им с согласия короля, выходит вперед и заявляет, что отец барона был близким родственником отца невесты:
Эти слова повергли в гнев Бегона, брата Гарена — он набрасывается на монаха, опрокидывает на землю и топчет ногами: «Откуда ты взял то, что только что рассказал?» Он убил бы несчастного, если бы монаха не поспешили вырвать из его рук. «Сир вассал, — говорит недовольный король, — вам надо слишком непочтительно относиться ко мне, чтобы так бить на моих глазах этого монаха». — «Его, монаха? Сир, он не монах, он негодяй и предатель; уж не знаю, кто ему заплатил, чтобы сказать то, что он говорит. Я призываю в свидетели святого Дионисия, что если он попадется мне второй раз, то лишится жизни». — «Довольно, — продолжает король, — я пошлю за мощами, и монахи принесут клятву на реликвиях, что сказанное ими правда». Принесли мощи, и оба монаха принесли клятву в том, о чем их спрашивали.
В поэме «Гарен» преобладает феодальный дух, но она благосклонна и к церковникам. Мы не утверждаем, что тогда было много монахов, способных согласиться на подобное дело, но следует признать, что во множестве и всякого рода они встречались на ассамблеях, при дворах, и их заставляли заниматься понемногу всем. Они даже следовали за войсками, что возмущает Филиппа Арвана, вопрошающего, почему их видят в сражениях и на турнирах. Почему? Странно, что аббат Бон-Эсперанса задает подобный вопрос. Как и все современники Филиппа Августа, он должен был знать, что повсюду, где пребывало войско, находилась также и группа клириков и монахов, черных или белых, «миротворцев», у которых была двойная миссия; прежде всего они становились посредниками между воюющими сторонами, побуждая их заключать во имя Церкви и крестового похода если не окончательный мир, то по крайней мере перемирие. На каждой странице хроник идет речь об усилиях, прилагаемых «мужами веры», дабы помешать рыцарям схватиться, а потом, когда, невзирая на миротворческие попытки, битва начинается, клирики и монахи становятся санитарами, они доставляют раненых к лекарям; впрочем, многие из этих лекарей сами монахи, учившиеся в Монпелье или Салерно.
И опять-таки погребением умерших занимаются именно монахи, ибо благородные рыцари любят, чтобы их хоронили в аббатствах, счастливые, что могут перед смертью облачиться в монашеское одеяние. В самом деле, хроники и хартии приводят нам тысячи подобных примеров, и жесты являются здесь лишь отголоском действительности. Гарен приказывает аббату св. Винцентия Ланского: «Велите, — говорит он, — подобрать, покрыть и похоронить только что погибших моих друзей. Я завещаю ренты, дабы Бог помиловал их». Эрве де Мец также вызывает аббата Сен-Сернена в Бордо, и тот приезжает в сопровождении двух монахов. «Сеньор аббат, — говорит ему Эрве, — я требую, чтобы ты похоронил двух молодых людей у главного алтаря Сен-Сернена. Если ты согласишься на это, я выделю тебе значительную часть денег из моей казны». — «Как вам угодно», — отвечает аббат. И, как только омыли тела, он велел сопроводить их в монастырь Сен-Сернен на указанное герцогом место. Это означает неожиданные прибыли для монастыря. Неудивительно, что монах играет определенную роль в жизни рыцаря и что повсюду, где знать сражается и убивает друг друга, то на войне, то на турнирах, столь частых в эпоху Филиппа Августа, встречаются монахи, готовые ухаживать за ранеными, отпевать и хоронить мертвых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124