Поскольку я оказался в нем первым иностранцем, денег с меня не взяли ни за ужин и завтрак, ни за ночлег.
Отличные ребята. Я даже дал одной свой адрес. У нее есть шанс быть первой накси в Москве. Ребята говорят по-английски, но попросили меня составить текст вывески, которая заманивала бы интуристов. Я подумал-подумал и написал: «Вилла Баошуо — клуб автостопперов. Вход только для малоимущих туристов». Расчет был на то, что любой житель Запада считает себя малоимущим. Все, отбой.
26.08. День моего писательского триумфа: в семь утра у отеля тормозит заказной джип с немецкими туристами — жирными хмырями, только сигар не хватает. Слово мастера пера — великая сила!
Здесь очень красиво, как выяснилось: выше по реке сохранился лес из пихт, елей и гималайских сосен, а над ним торчат башни горы Сатсето (5596 м) с ледниками в ущельях. Дождь сменился снегом, и дубняк жуткий. Шмотки за ночь совершенно не высохли. Как-то дико видеть в заснеженном лесу стаи длиннохвостых попугаев.
Из Бошуо (3000 м) спускаюсь в Лиджанг (2400), столицу накси. В последнее время (около миллиона лет) тяжелое Тибетское плато начало разрушаться — от него откалываются отдельные куски и медленно опускаются. Такие «осколки» — это, например, плато Алтын на севере, Мустанг и Заскар на юге, Сычуаньское Болотное плато на востоке. В Северной Юннани целая куча таких обломков, разделенных горами и очень глубокими ущельями. На одном из этих мини-плато стоит Лиджанг.
Старый горд не менее колоритен, чем Ласа — лабиринт каналов, мостиков, маленьких рынков и парков. На рынках торгуют лекарствами, как то: трутовиками, шкурками мангустов и хорьковых барсуков, сушеными желтопузиками, черепами гимнуров; а также всем прочим, в том числе ананасами по 1 Y за штуку. Вдоль улиц тянется нечто вроде тротуарных бортиков, по которым и ходишь, а между ними по колено воды. На другом конце Лиджанга — парк с озером и храмами в честь Черного Дракона. «Дракон»
— это обитающий в озере эндемичный углозуб (10-сантиметровый тритончик). Под крышей одного из храмов, стоящего на островке посреди озера, я и ночую. Здесь теплее, чем в Баошуо, но все равно холодно. Ночью по парку бегают тупайи — с виду нечто среднее между крысой и белкой, но относящееся к приматам — возможно, наши прямые предки. По берегу ходит бурая рыбная сова и промышляет священных углозубов. Говорят, летом здесь жарко, но, похоже, осень начинается рановато.
27.08. Утром облака чуть поднялись, и даже видно гору Сатсето, но дождь льет с той же силой, что и предыдущие три дня. Зато пальцы уже почти не болят. На местной автостанции билеты проверяют при входе в автобус, так что можно просто влезть в окно с другой стороны (народ полностью одобряет). По холмам, поросшим сосной, гималайским кедром и папоротником на ярко-красной почве, еду на юг.
Последний «осколок Тибета» — такой большой, что на нем уместилось 40-километровое озеро Эрхай и город Дали. Местные жители — племя бай (тибето-бирманская группа). Они похожи на накси, но мельче, одеваются ярче, а дома у них оштукатуренные и без сторожевых башен. Хотя здесь на проводах уже сидят тропические пташки, холод и дождь почти такие же, как в Лиджанге. Завтра я надеюсь получить вознаграждение за все трудности, спустившись в тропические леса. А пока брожу по автостанции, с тоской думая о предстоящей ночевке в холодном пустом автобусе. И что же? Мне встречаются китайские студенты, а они куда понятливее западных и на просьбу разрешить переночевать в их номере реагируют спокойно. У них есть пустая койка, и они подарили мне сувенир — бумажку в 10 Y.
Теперь я сижу у окна с видом на озеро, сушу шмотки и пишу дневник. По заливу плавают на джонках рыбаки с командами ручных бакланов. У каждой птицы на шее медный ошейник, чтобы он не проглатывал пойманную рыбу, а приносил хозяину.
Студент, как и вся местная молодежь, ведут со мной разговоры, за которые тут можно сесть лет на десять. Про коммуняк им все давно ясно. Горбачева не любят за предательство во время Тяньаньмэньских событий, зато очень любят Борю. А тем временем я продолжаю издеваться над несчастным английским языком, переводя на него одну из моих любимых песенок:
Временно все в этом мире бушующем, Есть только миг — за него и держись, Есть только миг между прошлым и будущим — Именно он называется жизнь.
Вечный покой сердце вряд ли обрадует, Вечный покой для седых пирамид, А для звезды, что сорвалась и падает, Есть только миг — ослепительный миг.
Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия, Мне не всегда по пути будет с ним:
Все, чем дышу, чем рискую на свете я —
Мигом одним, только мигом одним.
Nothing`s forever in this world of storms and tides,
Only an instance is all we have got,
Only an instance between past and future times,
Life is an instance, containing your thought.
Calmful stagnation will not please my heart at all,
Only for Pyramids it is all right,
But for the star that took off in it`s flight to fall
There`s an instance — an instance of light.
Let all this world fly away trough the centuries,
I am hitchhiking on it not for long:
All that I breath, that I risk in adventures —
Is just an instance, an instance alone.
Глава третья. В тепле и уюте
А окончательное условие подлинного счастья человечества — полное и безусловное избавление от денег и их омерзительной власти.
К. Маркс, Ф. Энгельс. Манифест Коммунистической партии
28.08. Осталось 24$+195Y. Из западной музыки в Китае наиболее популярны «Янки Дудл», вальсы Штрауса, увертюра к «Рабыне Изауре», «Modern Talking» и «Полет Валькирий» Вагнера. Но все это слышишь очень редко, а в основном — все та же одна кассета, начинающаяся со слов «гонжи-ни-гонга, чинчи-во-чинча» (ты пришел, я ушла).
Дорога в Южную Юннань смыта проклятым дождем, и я еду по «Старой Бирманской Дороге» на юго-запад, в Раджи. По пути проезжаем Бэйшань — столицу народов лису, ну, джингпо, пуми и айни. Все они мало отличаются друг от друга, языки их близки к бирманскому, одежда — к тибетской, а архитектура — к китайской.
За Люкси, деревней племени жинно (тибетская группа) дорога размыта. Вылезаю на перевале ~1900 м, покрытом лесом из сосны Меркуза (?) и цветущих магнолий четырех видов. Сосна, видимо, в этом году дала хороший урожай семян: лес кишит фауной. Прежде всего замечаешь обезьян. Тут водится несколько макак, из них медвежий настолько похож на йети, что становится жутко. Кстати, в Китае есть свое общество «криптозоологов», которые утверждают, что снежный человек — гигантский бесхвостый макак. Обезьяны-тонкотелы очень красивые, но гораздо более осторожные: дымчато-серый ринопитек Брелиха, лангуры серебристый и черный.
Еще в кронах пасутся роскошные белки (они оправдывают название), несколько дятлов, кедровки, зеленые сойки, клесты, попугаи и т.д. Почва кишит грызунами, как китайские города по ночам. Соответственно чуть ли не на каждой ветке сидит сова или ястребиный сарыч. В траве даже днем снуют мангусты, а ночью то и дело слышишь резкие шорохи и отчаянный писк, когда бенгальская кошка или циветта догоняет добычу. Иногда в луче фонаря видно сразу 2-3 пары светящихся глаз.
Впрочем, где-то с полуночи фонарь уже не освещает ничего, кроме тумана и дождевых капель. Ночую в каком-то сарае, причудливо изогнувшись под сухими участками спальника. Хорошо, что автобус сюда не прошел, хоть это и был дорогой «спальный автобус» с полками вдоль окон. Ведь тогда я бы не увидел ничего из вышеперечисленного.
29.08. 24$+192Y. Ниже ~1500 м сосново-магнолиевые леса кончаются, и дальше идет совсем другой лес — более красивого в жизни не видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Отличные ребята. Я даже дал одной свой адрес. У нее есть шанс быть первой накси в Москве. Ребята говорят по-английски, но попросили меня составить текст вывески, которая заманивала бы интуристов. Я подумал-подумал и написал: «Вилла Баошуо — клуб автостопперов. Вход только для малоимущих туристов». Расчет был на то, что любой житель Запада считает себя малоимущим. Все, отбой.
26.08. День моего писательского триумфа: в семь утра у отеля тормозит заказной джип с немецкими туристами — жирными хмырями, только сигар не хватает. Слово мастера пера — великая сила!
Здесь очень красиво, как выяснилось: выше по реке сохранился лес из пихт, елей и гималайских сосен, а над ним торчат башни горы Сатсето (5596 м) с ледниками в ущельях. Дождь сменился снегом, и дубняк жуткий. Шмотки за ночь совершенно не высохли. Как-то дико видеть в заснеженном лесу стаи длиннохвостых попугаев.
Из Бошуо (3000 м) спускаюсь в Лиджанг (2400), столицу накси. В последнее время (около миллиона лет) тяжелое Тибетское плато начало разрушаться — от него откалываются отдельные куски и медленно опускаются. Такие «осколки» — это, например, плато Алтын на севере, Мустанг и Заскар на юге, Сычуаньское Болотное плато на востоке. В Северной Юннани целая куча таких обломков, разделенных горами и очень глубокими ущельями. На одном из этих мини-плато стоит Лиджанг.
Старый горд не менее колоритен, чем Ласа — лабиринт каналов, мостиков, маленьких рынков и парков. На рынках торгуют лекарствами, как то: трутовиками, шкурками мангустов и хорьковых барсуков, сушеными желтопузиками, черепами гимнуров; а также всем прочим, в том числе ананасами по 1 Y за штуку. Вдоль улиц тянется нечто вроде тротуарных бортиков, по которым и ходишь, а между ними по колено воды. На другом конце Лиджанга — парк с озером и храмами в честь Черного Дракона. «Дракон»
— это обитающий в озере эндемичный углозуб (10-сантиметровый тритончик). Под крышей одного из храмов, стоящего на островке посреди озера, я и ночую. Здесь теплее, чем в Баошуо, но все равно холодно. Ночью по парку бегают тупайи — с виду нечто среднее между крысой и белкой, но относящееся к приматам — возможно, наши прямые предки. По берегу ходит бурая рыбная сова и промышляет священных углозубов. Говорят, летом здесь жарко, но, похоже, осень начинается рановато.
27.08. Утром облака чуть поднялись, и даже видно гору Сатсето, но дождь льет с той же силой, что и предыдущие три дня. Зато пальцы уже почти не болят. На местной автостанции билеты проверяют при входе в автобус, так что можно просто влезть в окно с другой стороны (народ полностью одобряет). По холмам, поросшим сосной, гималайским кедром и папоротником на ярко-красной почве, еду на юг.
Последний «осколок Тибета» — такой большой, что на нем уместилось 40-километровое озеро Эрхай и город Дали. Местные жители — племя бай (тибето-бирманская группа). Они похожи на накси, но мельче, одеваются ярче, а дома у них оштукатуренные и без сторожевых башен. Хотя здесь на проводах уже сидят тропические пташки, холод и дождь почти такие же, как в Лиджанге. Завтра я надеюсь получить вознаграждение за все трудности, спустившись в тропические леса. А пока брожу по автостанции, с тоской думая о предстоящей ночевке в холодном пустом автобусе. И что же? Мне встречаются китайские студенты, а они куда понятливее западных и на просьбу разрешить переночевать в их номере реагируют спокойно. У них есть пустая койка, и они подарили мне сувенир — бумажку в 10 Y.
Теперь я сижу у окна с видом на озеро, сушу шмотки и пишу дневник. По заливу плавают на джонках рыбаки с командами ручных бакланов. У каждой птицы на шее медный ошейник, чтобы он не проглатывал пойманную рыбу, а приносил хозяину.
Студент, как и вся местная молодежь, ведут со мной разговоры, за которые тут можно сесть лет на десять. Про коммуняк им все давно ясно. Горбачева не любят за предательство во время Тяньаньмэньских событий, зато очень любят Борю. А тем временем я продолжаю издеваться над несчастным английским языком, переводя на него одну из моих любимых песенок:
Временно все в этом мире бушующем, Есть только миг — за него и держись, Есть только миг между прошлым и будущим — Именно он называется жизнь.
Вечный покой сердце вряд ли обрадует, Вечный покой для седых пирамид, А для звезды, что сорвалась и падает, Есть только миг — ослепительный миг.
Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия, Мне не всегда по пути будет с ним:
Все, чем дышу, чем рискую на свете я —
Мигом одним, только мигом одним.
Nothing`s forever in this world of storms and tides,
Only an instance is all we have got,
Only an instance between past and future times,
Life is an instance, containing your thought.
Calmful stagnation will not please my heart at all,
Only for Pyramids it is all right,
But for the star that took off in it`s flight to fall
There`s an instance — an instance of light.
Let all this world fly away trough the centuries,
I am hitchhiking on it not for long:
All that I breath, that I risk in adventures —
Is just an instance, an instance alone.
Глава третья. В тепле и уюте
А окончательное условие подлинного счастья человечества — полное и безусловное избавление от денег и их омерзительной власти.
К. Маркс, Ф. Энгельс. Манифест Коммунистической партии
28.08. Осталось 24$+195Y. Из западной музыки в Китае наиболее популярны «Янки Дудл», вальсы Штрауса, увертюра к «Рабыне Изауре», «Modern Talking» и «Полет Валькирий» Вагнера. Но все это слышишь очень редко, а в основном — все та же одна кассета, начинающаяся со слов «гонжи-ни-гонга, чинчи-во-чинча» (ты пришел, я ушла).
Дорога в Южную Юннань смыта проклятым дождем, и я еду по «Старой Бирманской Дороге» на юго-запад, в Раджи. По пути проезжаем Бэйшань — столицу народов лису, ну, джингпо, пуми и айни. Все они мало отличаются друг от друга, языки их близки к бирманскому, одежда — к тибетской, а архитектура — к китайской.
За Люкси, деревней племени жинно (тибетская группа) дорога размыта. Вылезаю на перевале ~1900 м, покрытом лесом из сосны Меркуза (?) и цветущих магнолий четырех видов. Сосна, видимо, в этом году дала хороший урожай семян: лес кишит фауной. Прежде всего замечаешь обезьян. Тут водится несколько макак, из них медвежий настолько похож на йети, что становится жутко. Кстати, в Китае есть свое общество «криптозоологов», которые утверждают, что снежный человек — гигантский бесхвостый макак. Обезьяны-тонкотелы очень красивые, но гораздо более осторожные: дымчато-серый ринопитек Брелиха, лангуры серебристый и черный.
Еще в кронах пасутся роскошные белки (они оправдывают название), несколько дятлов, кедровки, зеленые сойки, клесты, попугаи и т.д. Почва кишит грызунами, как китайские города по ночам. Соответственно чуть ли не на каждой ветке сидит сова или ястребиный сарыч. В траве даже днем снуют мангусты, а ночью то и дело слышишь резкие шорохи и отчаянный писк, когда бенгальская кошка или циветта догоняет добычу. Иногда в луче фонаря видно сразу 2-3 пары светящихся глаз.
Впрочем, где-то с полуночи фонарь уже не освещает ничего, кроме тумана и дождевых капель. Ночую в каком-то сарае, причудливо изогнувшись под сухими участками спальника. Хорошо, что автобус сюда не прошел, хоть это и был дорогой «спальный автобус» с полками вдоль окон. Ведь тогда я бы не увидел ничего из вышеперечисленного.
29.08. 24$+192Y. Ниже ~1500 м сосново-магнолиевые леса кончаются, и дальше идет совсем другой лес — более красивого в жизни не видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28