Сначала под влиянием «МОСКВЫ-2» мы все — и комиссия и сотрудники — тщились выработать программу предсказания, основанную исключительно на информации об общественных явлениях. Правильно? Так вот, если брать за основу картину человечества только в его внешних, самых общих проявлениях, то не исключено, что наша машина права и предсказание максимальной оценки действительно дает коммунизм. Я хочу сказать, что иначе и быть не должно, если предсказывающую машину используют так узкопрактически. В этом смысле утверждение машины, будто коммунизм есть предсказание максимальной оценки, было очень интересным… Но для человека важнее всего не общество, а сам человек. Если человеку скверно, то что толку в самом идеальном обществе?
— И следовательно?
— Мне кажется, что предложение машины попытаться предсказывать будущее индивидуумов бьет прямо в цель. А вдруг мы получим иной вывод, нежели предсказание «МОСКВЫ-2»?
— Ничего подобного машина не говорила.
— Ну, разумеется, нет. Я и сам не очень-то верю в такую возможность. Я просто хочу сказать, что мы имеем шанс получить согласие комиссии, если умненько на эту возможность намекнем. К тому же откроются и совершенно конкретные перспективы. Если наш эксперимент окажется успешным и мы выработаем какие-то общие приемы для предсказания индивидуального будущего, то можно будет, например, на основе обзора прошлой и будущей жизни преступника выносить идеальные приговоры… или даже вообще предотвращать преступления. Можно будет давать брачные советы, определять профессиональные способности, ставить диагнозы… а в случае необходимости предсказывать и сроки смерти…
— Это еще для чего?
— А как же? Представляете, как возликуют страховые компании? — Ёрики победоносно рассмеялся. Он словно подкалывал меня. — Вы только возьмите на себя труд хорошенько подумать, и вам откроются такие пути применения… Я, во всяком случае, считаю этот наш план чрезвычайно перспективным.
— Да, пожалуй, ты прав… Да и я в общем не сомневался в суждении машины.
— Тогда в чем же дело?
— Да так, ни в чем… Ничего особенного… Послушай, однако, вот если бы объектом эксперимента выбрали тебя, как бы ты себя чувствовал?
— Я не гожусь. Я ведь знаю о машине, и эксперимент получился бы не чистым.
— Предположим, что ты не знаешь о машине.
— Тогда мне было бы все равно. Я был бы совершенно равнодушен.
— Ой ли?..
— Конечно, равнодушен… Слушайте, сэнсэй, вы просто переутомились.
Да, возможно, я переутомился. Неужели машина бросит меня? Неужели Ёрики обгонит меня? Нет, этому не бывать!..
8
Минут через двадцать после того, как мы допили свой кофе, человек, наконец, поднялся. Видимо, тот, кого он ждал, так и не появился. Мы тоже вышли из кафе.
На улице спускались сумерки. Казалось, будто суетливый людской муравейник тщится оттеснить надвигающуюся ночь, возведя на ее пути вал из пылинок искусственного света.
У человека такой вид, будто ничего особенного не произошло. Выйдя из кафе, он четким шагом направляется по узкому переулку к трамвайной линии. Судя по походке, он здесь не впервые. По обе стороны переулка тянутся ряды дешевых кабачков, мужчины и женщины в странных и нелепых одеждах надрываются от крика, зазывая гостей в свои заведения. Деловая поступь мужчины производит здесь впечатление, тем более что и внешность его не соответствует духу этих кварталов.
Дойдя до трамвайной линии, он внезапно повернулся к нам лицом. Я растерялся и остановился как вкопанный, но Ёрики подтолкнул меня и шепнул:
— Нельзя! Он же сразу заметит вас!
Тут на нас с воплями набросились женщины-зазывалы. Спасаясь от них, мы пошли прямо на мужчину, по-прежнему стоявшего лицом к нам. Но он не заметил нас, словно глубоко о чем-то задумался. Мельком взглянув на часы, он двинулся обратно, нам навстречу. Зазывалы словно только того и ждали: они завопили так пронзительно, что у меня одеревенели щеки.
Мужчина вернулся в кафе, но тот, кого он ждал, видимо, не пришел. Тогда он вновь зашагал по переулку к трамвайной линии. На этот раз зазывалы к нам не обращались. Кто-то даже плюнул мне вслед. Наверное, они поняли наши намерения и решили, что мы сыщики. Никто не любит сыщиков. Я сказал:
— Этот человек тоже окажется в тюрьме… Правда, он не будет знать об этом.
— Если уж так говорить, то каждый человек заперт в тюрьме.
— Как это?
— А разве нет?..
Выйдя к трамвайной линии, мужчина повернул на юг. Мы миновали дощатый забор, за которым возводилось какое-то здание. Света там не было. Через два квартала мужчина перешел на другую сторону и повернул обратно. Пройдя мимо уже знакомого нам переулка, он вышел на улицу, ярко освещенную гирляндами фонарей, и свернул направо. Там в тупике сгрудились крошечные кинотеатрики. Дойдя до них, человек снова повернул назад.
— Он просто бесцельно кружит по городу.
— Наверное, разволновался. Тот, кого он ждал, не пришел.
— Тогда почему у него такая походка? Интересно, кто он по профессии?
— Гм… — Как раз в ту минуту я тоже размышлял об этом. Ясно, что он привык быть на виду у людей. Долгое время служит в одном и том же учреждении, и служба у него такая, где приходится непрерывно следить за своей внешностью. — Знаешь, мне как-то… Ты полагаешь, что у нас есть право заниматься такими делами?
— Право?..
Мне показалось, будто Ёрики засмеялся. Я взглянул на него, но он был, по-видимому, совершенно серьезен.
— Да, право… Врачу, например, не разрешается производить эксперименты на живых людях. А если мы совершим оплошность, это будет похуже неудачной операции. Ты понимаешь меня?
— Вы преувеличиваете, сэнсэй. Если мы сохраним все в тайне, клиент ничуть не пострадает.
— Так-то оно так… Но я на месте этого человека в бешенство бы пришел.
Ёрики молчит. Мои слова, кажется, не трогают его. Да и с какой стати? Пять лет мы проработали с ним бок о бок, и он видит меня насквозь. Он знает, что я не собираюсь ни перед кем отчитываться и ни за что на свете не откажусь от нашей затеи, что бы я ни говорил. Даже если бы машина заказала нам убийство, я бы, вероятно, убил. Плакал бы, страдал, но убил. Вот идет перед нами и несет какую-то свою крошечную тайну этот обыкновенный человек средних лет и не знает, что с его прошлого и с его будущего, со всей его жизни будет содрана кожа. Я ощутил мучительную боль, словно кожу сдирали с меня самого. Но отказаться от моей машины было бы во много раз страшнее.
9
Человек водил нас за собой весь вечер. Все той же походкой чиновника, спешащего по коридорам учреждения с папкой под мышкой, он без конца шагал по одним и тем же улицам. Раз он кому-то позвонил по телефону, дважды зашел в заведение «патинко», где один раз пробыл четверть часа, а второй раз — двадцать минут. Больше он нигде не останавливался. Мы пришли к предположению, что здесь, видимо, замешана женщина: она обещала прийти и не пришла. Действительно, в таком возрасте — мне самому вот-вот будет столько же — человек оставляет надежду на счастливый случай. Ничего неожиданного для него на свете не остается. И у него больше нет необходимости зря тратить энергию на бесцельное блуждание по улицам. Одна только женщина вносит поправку в эту закономерность. Человек становится смешным, банальным и превращается в животное.
В конце концов наши предположения оправдались На свете редко случаются неожиданности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48