Немного
поодаль зиял черный провал колодца, из недр которого вздымались зловонные
испарения и окрашивали проходящие сквозь них солнечные лучи в странные,
неземные тона. После пустоши даже долгий, изнурительный подъем под темными
сводами чащобы показался мне приятным и освежающим, и я больше не удивлялся
тому, что стоит разговору зайти об этих местах, жители Аркхэма переходят на
испуганный шепот. Я не смог различить поблизости ни одного строения или
хотя бы развалин: похоже, что и в старые времена здесь редко бывали люди. В
наступивших сумерках никакая сила не смогла бы подвигнуть меня на
возвращение прежним путем, а потому я добрался до города по более долгой,
но зато достаточно удаленной от пустоши южной дороге. Все время, пока я
шагал по ней, мне смутно хотелось, чтобы налетевшие вдруг облака закрыли
собой неисчислимые звездные бездны, нависшие над моею головой и рождавшие
первобытный страх в глубине моей души.
Вечером я принялся расспрашивать местных старожилов об Испепеленной
Пустоши и о том, что означала фраза "страшные дни", которую они так часто
повторяли в своих уклончивых ответах. Как и раньше, мне не удалось ничего
толком разузнать, кроме, пожалуй, того, что загадочное происшествие,
возбудившее мое любопытство, случилось гораздо позднее, чем я предполагал,
и было не очередной выдумкой, испокон веков передающейся из поколения в
поколение, но совершенно реальным событием, многочисленные свидетели
которого и по сию пору находятся в добром здравии. Я выяснил, что дело
происходило в восьмидесятых годах прошлого столетия, и что тогда была убита
или бесследно пропала одна местная фермерская семья, но дальнейших
подробностей мои собеседники не могли, а, может быть, и не желали мне
сообщить. При этом все они, словно сговорившись, убеждали меня не обращать
внимания на полоумные россказни старого Эми Пирса. Это поразительное
единодушие как раз и послужило причиной тому, что на следующее утро,
порасспросив дорогу у случайных прохожих, я стоял у дверей
полуразвалившегося коттеджа, в котором на самом краю леса, там, где
начинают попадаться первые деревья с уродливо толстыми стволами, в полном
одиночестве обитал местный юродивый. Это было невероятно древнее строение,
от которого уже начинал исходить тот особый запах, который имеют
обыкновенно издавать дома, простоявшие на земле чересчур долго. Пришлось
изрядно поколотить в дверь, прежде чем старик поднялся открыть мне, и по
тому, как медлительна была его шаркающая походка, я понял, что он далеко не
обрадован моему посещению. Он оказался не такой развалиной, как я его себе
представлял, однако потухшие, опущенные долу глаза, неряшливое платье и
всклокоченная седая борода придавали ему довольно изнуренный и подавленный
вид.
Не зная, как лучше подступиться к старику, я притворился, что мой визит
носит чисто деловой характер, и принялся рассказывать о цели своих
изысканий, попутно вставляя вопросы, касающиеся характера местности. Мое
невысокое мнение о его умственных способностях, сложившиеся из разговоров с
городскими обывателями, также оказалось неверным - он был достаточно
сметлив и образован для того, чтобы мгновенно уяснить себе суть дела не
хуже любого другого аркхэмца. Однако, он вовсе не походил на обычного
среднестатистического фермера, каких я немало встречал в районах,
предназначенных под затопление. Во всяком случае, я не услышал от него ни
одного протеста по поводу уничтожения переросших лесов и запущенных угодий,
хотя, возможно, он отнесся к этому так спокойно потому, что его собственный
дом находился вне границ будущего озера. Единственным чувством,
отразившимся на его лице, было чувство облегчения, как будто он только и
желал, чтобы мрачные вековые долины, по которым ему довелось пробродить всю
свою жизнь, исчезли навсегда. Конечно, их лучше затопить, мистер, а еще
лучше - если бы их затопили тогда, сразу же после "страшных дней". И вот
тут-то, после этого неожиданного вступления, он понизил голос до
доверительного хриплого шепота, подался корпусом вперед и, выразительно
покачивая дрожащим указательным пальцем правой руки, начал свой рассказ.
Я безмолвно слушал, и по мере того, как его дребезжащий голос все
больше завладевал моим сознанием, ощущал, как несмотря на теплый летний
день по моему телу псе чаще пробегает невольный озноб. Не раз мне
приходилось помогать рассказчику находить потерянную нить повествования,
связывать воедино обрывки научных постулатов, слепо сохраненные его
слабеющей памятью из разговоров проезжих профессоров, или же преодолевать
иные запутанные места, в которых ему изменяло чувство логики и
последовательности событий. Когда старик закончил, я более не удивлялся ни
тому, что он слегка тронулся умом, ни тому, что жители Аркхэма избегают
говорить об Испепеленной Пустоши. Не желая снова очутиться один на один со
звездами, я поспешил вернуться в гостиницу до захода солнца, а на следующий
день уже возвращался в Бостон сдавать свои полномочия. Я не мог заставить
себя еще раз приблизиться к этому мрачному хаосу чащоб и крутых склонов или
хотя бы взглянуть в сторону серого пятна Испепеленной Пустоши, посреди
которой, рядом с грудой битого кирпича и булыжника, чернел бездонный зев
колодца. Теперь уже недалек тот день, когда водохранилище будет построено,
и несколько саженей воды надежно упрячут под собою всю эту стародавнюю
жуть. Однако, я отнюдь не уверен, что даже после того, как это произойдет,
я когда-либо отважусь проезжать по тем местам ночью - и уж ничто на свете
не заставит меня испить хотя бы глоток воды из нового аркхэмского
водопровода.
По словам Эми, все началось с метеорита. До той поры по всей округе
невозможно было сыскать и одного страшного предания - все они повывелись
после прекращения ведьмовских процессов, но даже в те глухие времена, когда
охота на ведьм шла в полную силу, прилегающие к Аркхэму западные леса не
таили в себе и десятой доли того ужаса, каким люди наделили, например,
небольшой островок на Мискатонике, где у причудливой формы каменного
алтаря, установленного там задолго до появления на материке первых
индейцев, сатана имел обыкновение устраивать свои приемы. Здешние же леса
нечистые духи обходили стороной, и до наступления "страшных дней" в их
таинственном полумраке не скрывалось ничего зловещего. А потом появилось
это белое полуденное облако, эта цепочка разрывов по всему небу и, наконец,
этот огромный столб дыма, выросший над затерянной в дебрях леса лощиной. К
вечеру того дня всему Аркхэму стало известно: порядочных размеров скала
свалилась с неба и угодила прямо во двор Нейхема Гарднера, где и упокоилась
в огромной воронке рядом с колодцем. Дом Нейхема стоял на том самом месте,
где позднее суждено бьшо появиться Испепеленной Пустоши. Это был на
редкость опрятный, чистенький домик, и стоял он посреди цветущих садов и
полей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
поодаль зиял черный провал колодца, из недр которого вздымались зловонные
испарения и окрашивали проходящие сквозь них солнечные лучи в странные,
неземные тона. После пустоши даже долгий, изнурительный подъем под темными
сводами чащобы показался мне приятным и освежающим, и я больше не удивлялся
тому, что стоит разговору зайти об этих местах, жители Аркхэма переходят на
испуганный шепот. Я не смог различить поблизости ни одного строения или
хотя бы развалин: похоже, что и в старые времена здесь редко бывали люди. В
наступивших сумерках никакая сила не смогла бы подвигнуть меня на
возвращение прежним путем, а потому я добрался до города по более долгой,
но зато достаточно удаленной от пустоши южной дороге. Все время, пока я
шагал по ней, мне смутно хотелось, чтобы налетевшие вдруг облака закрыли
собой неисчислимые звездные бездны, нависшие над моею головой и рождавшие
первобытный страх в глубине моей души.
Вечером я принялся расспрашивать местных старожилов об Испепеленной
Пустоши и о том, что означала фраза "страшные дни", которую они так часто
повторяли в своих уклончивых ответах. Как и раньше, мне не удалось ничего
толком разузнать, кроме, пожалуй, того, что загадочное происшествие,
возбудившее мое любопытство, случилось гораздо позднее, чем я предполагал,
и было не очередной выдумкой, испокон веков передающейся из поколения в
поколение, но совершенно реальным событием, многочисленные свидетели
которого и по сию пору находятся в добром здравии. Я выяснил, что дело
происходило в восьмидесятых годах прошлого столетия, и что тогда была убита
или бесследно пропала одна местная фермерская семья, но дальнейших
подробностей мои собеседники не могли, а, может быть, и не желали мне
сообщить. При этом все они, словно сговорившись, убеждали меня не обращать
внимания на полоумные россказни старого Эми Пирса. Это поразительное
единодушие как раз и послужило причиной тому, что на следующее утро,
порасспросив дорогу у случайных прохожих, я стоял у дверей
полуразвалившегося коттеджа, в котором на самом краю леса, там, где
начинают попадаться первые деревья с уродливо толстыми стволами, в полном
одиночестве обитал местный юродивый. Это было невероятно древнее строение,
от которого уже начинал исходить тот особый запах, который имеют
обыкновенно издавать дома, простоявшие на земле чересчур долго. Пришлось
изрядно поколотить в дверь, прежде чем старик поднялся открыть мне, и по
тому, как медлительна была его шаркающая походка, я понял, что он далеко не
обрадован моему посещению. Он оказался не такой развалиной, как я его себе
представлял, однако потухшие, опущенные долу глаза, неряшливое платье и
всклокоченная седая борода придавали ему довольно изнуренный и подавленный
вид.
Не зная, как лучше подступиться к старику, я притворился, что мой визит
носит чисто деловой характер, и принялся рассказывать о цели своих
изысканий, попутно вставляя вопросы, касающиеся характера местности. Мое
невысокое мнение о его умственных способностях, сложившиеся из разговоров с
городскими обывателями, также оказалось неверным - он был достаточно
сметлив и образован для того, чтобы мгновенно уяснить себе суть дела не
хуже любого другого аркхэмца. Однако, он вовсе не походил на обычного
среднестатистического фермера, каких я немало встречал в районах,
предназначенных под затопление. Во всяком случае, я не услышал от него ни
одного протеста по поводу уничтожения переросших лесов и запущенных угодий,
хотя, возможно, он отнесся к этому так спокойно потому, что его собственный
дом находился вне границ будущего озера. Единственным чувством,
отразившимся на его лице, было чувство облегчения, как будто он только и
желал, чтобы мрачные вековые долины, по которым ему довелось пробродить всю
свою жизнь, исчезли навсегда. Конечно, их лучше затопить, мистер, а еще
лучше - если бы их затопили тогда, сразу же после "страшных дней". И вот
тут-то, после этого неожиданного вступления, он понизил голос до
доверительного хриплого шепота, подался корпусом вперед и, выразительно
покачивая дрожащим указательным пальцем правой руки, начал свой рассказ.
Я безмолвно слушал, и по мере того, как его дребезжащий голос все
больше завладевал моим сознанием, ощущал, как несмотря на теплый летний
день по моему телу псе чаще пробегает невольный озноб. Не раз мне
приходилось помогать рассказчику находить потерянную нить повествования,
связывать воедино обрывки научных постулатов, слепо сохраненные его
слабеющей памятью из разговоров проезжих профессоров, или же преодолевать
иные запутанные места, в которых ему изменяло чувство логики и
последовательности событий. Когда старик закончил, я более не удивлялся ни
тому, что он слегка тронулся умом, ни тому, что жители Аркхэма избегают
говорить об Испепеленной Пустоши. Не желая снова очутиться один на один со
звездами, я поспешил вернуться в гостиницу до захода солнца, а на следующий
день уже возвращался в Бостон сдавать свои полномочия. Я не мог заставить
себя еще раз приблизиться к этому мрачному хаосу чащоб и крутых склонов или
хотя бы взглянуть в сторону серого пятна Испепеленной Пустоши, посреди
которой, рядом с грудой битого кирпича и булыжника, чернел бездонный зев
колодца. Теперь уже недалек тот день, когда водохранилище будет построено,
и несколько саженей воды надежно упрячут под собою всю эту стародавнюю
жуть. Однако, я отнюдь не уверен, что даже после того, как это произойдет,
я когда-либо отважусь проезжать по тем местам ночью - и уж ничто на свете
не заставит меня испить хотя бы глоток воды из нового аркхэмского
водопровода.
По словам Эми, все началось с метеорита. До той поры по всей округе
невозможно было сыскать и одного страшного предания - все они повывелись
после прекращения ведьмовских процессов, но даже в те глухие времена, когда
охота на ведьм шла в полную силу, прилегающие к Аркхэму западные леса не
таили в себе и десятой доли того ужаса, каким люди наделили, например,
небольшой островок на Мискатонике, где у причудливой формы каменного
алтаря, установленного там задолго до появления на материке первых
индейцев, сатана имел обыкновение устраивать свои приемы. Здешние же леса
нечистые духи обходили стороной, и до наступления "страшных дней" в их
таинственном полумраке не скрывалось ничего зловещего. А потом появилось
это белое полуденное облако, эта цепочка разрывов по всему небу и, наконец,
этот огромный столб дыма, выросший над затерянной в дебрях леса лощиной. К
вечеру того дня всему Аркхэму стало известно: порядочных размеров скала
свалилась с неба и угодила прямо во двор Нейхема Гарднера, где и упокоилась
в огромной воронке рядом с колодцем. Дом Нейхема стоял на том самом месте,
где позднее суждено бьшо появиться Испепеленной Пустоши. Это был на
редкость опрятный, чистенький домик, и стоял он посреди цветущих садов и
полей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13