В мае появились насекомые, и ферма Нейхема превратилась в сплошной
жужжащий и шевелящийся кошмар. Большинство этих созданий имело не совсем
обычный вид и размеры, а их ночное поведение противоречило всем
существующим биологическим законам. Гарднеры начали дежурить по ночам - они
вглядывались в темноту, окружавшую дом, со страхом выискивая в ней сами не
ведая что. Тогда же они удостоверились и в том, что странное заявление
Таддеуса относительно деревьев было чистой правдой. Сидя однажды у окна, за
которым на фоне звездного неба простер свои разлапистые ветви клен, миссис
Гарднер обнаружила, что несмотря на полное безветрие, ветви эти определенно
раскачивались, как если бы ими управляла некая внутренняя сила. Это уже
были явно не те старые добрые клены, какими они видели их еще год назад! Но
следующее зловещее открытие сделал человек, не имевший к Гарднерам никакого
отношения. Привычка притупила их бдительность, и они не замечали того, что
сразу же бросилось в глаза скромному мельнику из Болтона, который в
неведении последних местных сплетен как-то ночью проезжал по злосчастной
старой дороге. Позднее его рассказу о пережитом той ночью даже уделили
крохотную часть столбца в "Аркхэмских ведомостях", откуда новость и стала
известна всем фермерам округи, включая самого Нейхема. Ночь выдалась на
редкость темной, от слабеньких фонарей, установленных на крыльях пролетки,
было мало толку, но когда мельник спустился в долину и приблизился к ферме,
которая, судя по описанию, не могла быть ничьей иной, кроме нейхемовской,
окружавшая его тьма странным образом рассеялась. Это было поразительное
зрелище: насколько хватало глаз, вся растительность - трава, кусты, деревья
- испускала тусклое, но отчетливо видимое свечение, а в одно мгновение
мельнику даже почудилось, что на заднем дворе дома, возле коровника,
шевельнулась какая-то фосфоресцирующая масса, отдельным пятном выделявшаяся
на общем светлом фоне.
До последнего времени трава оставалась незараженной, и коровы спокойно
паслись на прилегающем к дому выгоне, но к концу мая у них начало портиться
молоко. Тогда Нейхем перегнал стадо на предгорное пастбище, и положение как
будто выправилось. Вскоре после того признаки недуга, поразившего траву и
листву деревьев в саду Гарднеров, можно было увидеть невооруженным глазом.
Все, что было зеленым, постепенно становилось пепельно-серым, приобретая по
мере этого превращения еще и способность рассыпаться в прах от малейшего
прикосновения. Из всех соседей теперь сюда наведывался только Эми, да и его
визиты становились все более редкими. Когда школа закрылась на летние
каникулы, Гарднеры практически потеряли последнюю связь с внешним миром и
потому охотно согласились на предложение Эми делать для них в городе
кое-какие покупки. Вся семья медленно, но верно угасала как физически, так
и умственно, и когда в округе распространилось известие о сумасшествии
миссис Гарднер, никто особенно не удивился.
Это случилось в июне, примерно через год после падения метеорита.
Несчастную женщину преследовали неведомые воздушные создания, которых она
не могла толком описать. Речь ее стала малопонятной - из нее исчезли все
существительные, и теперь она изъяснялась только глаголами и местоимениями.
Что-то неотступно следовало за ней, оно постоянно изменялось и
пульсировало, оно надрывало ее слух чем-то лишь очень отдаленно
напоминающим звук. С ней что-то сделали - из нее высасывают что-то - в ней
есть нечто, чего не должно быть - его нужно прогнать - нет покоя по ночам -
стены и окна расплываются, двигаются... Поскольку она не представляла
серьезной угрозы для окружающих, Нейхем не стал отправлять ее в местный
приют для душевнобольных, и некоторое время она как ни в чем ни бывало
бродила по дому. Даже после того, как начались изменения в ее внешности,
все продолжало оставаться по-старому. И только когда сыновья уже не смогли
скрывать своего страха, а Таддеус едва не упал в обморок при виде гримас,
которые ему корчила мать, Нейхем решил запереть ее на чердаке. К июлю она
окончательно перестала говорить и передвигалась на четвереньках, а в конце
месяца старик Гарднер с ужасом обнаружил, что его жена едва заметно
светится в темноте - точь в точь, как вся окружавшая ферму растительность.
Незадолго до того со двора убежали лошади. Что-то испугало их посреди
ночи, и они принялись ржать и биться в стойлах с поистине ужасающей силой.
Все попытки успокоить животных не принесли успеха, и когда Нейхем наконец
открыл ворота конюшни, они вылетели оттуда, как стадо встревоженных лесных
оленей. Четырех беглянок пришлось искать целую неделю, а когда их все же
нашли, то оказалось, что они не способны даже нагнуться за пучком травы,
росшей у них под ногами. Что-то сломалось в их дурацких мозгах, и в конце
концов всех четверых пришлось застрелить для их же собственной пользы. Для
заготовки сена Нейхем одолжил лошадь у Эми, но это на редкость смирное и
послушное животное наотрез отказалось приближаться к сараю. Она упиралась,
взбрыкивала и оглашала воздух ржанием до тех пор, пока ее не увели обратно
во двор, и мужчинам пришлось на себе волочить тяжеленный фургон до самого
сеновала. А между тем растения продолжали сереть и сохнуть. Даже цветы,
сначала поражавшие всех своими невиданными красками, теперь стали
однообразно серыми, а начинающие созревать фрукты имели, кроме привычного
уже пепельного цвета, карликовые размеры и отвратительный вкус. Серыми и
искривленными выросли астры и золотарники, а розы, цинии и алтеи приобрели
такой жуткий вид, что нейхемов первенец Зенас однажды забрался в палисадник
и вырезал их всех под корень. Примерно в это же время начали погибать
заполонившие ферму гигантские насекомые, а за ними и пчелы, перед тем
покинувшие ульи и поселившиеся в окрестных лесах.
К началу сентября вся растительность начала бурно осыпаться,
превращаясь в мелкий сероватый порошок, и Нейхем стал серьезно опасаться,
что его деревья погибнут до того, как отрава вымоется из почвы. Каждый
приступ болезни у его жены теперь сопровождался ужасающими воплями, отчего
он и его сыновья находились в постоянном нервном напряжении. Они стали
избегать людей, и когда в школе вновь начались занятия, дети остались дома.
Теперь они видели только Эми, и как раз он-то во время одного из своих
редких визитов и обнаружил, что вода в гарднеровском колодце больше не
годилась для питья. Она стала не то, чтобы затхлой, не то, чтобы соленой -
во всяком случае, настолько омерзительной на вкус, что Эми посоветовал
Нейхему не откладывая дела в долгий ящик вырыть новый колодец на лужайке
выше по склону. Нейхем, однако, не внял предупреждению своего старого
приятеля, ибо к тому времени стал нечувствителен даже к самым необычным и
неприятным вещам. Они продолжали брать воду из зараженного колодца,
апатично запивая ею свою скудную и плохо приготовленную пищу, которую
принимали в перерывах между безрадостным, механическим трудом, заполнявшим
все их бесцельное существование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13