Я тоже не подошел к Омской обстановке; здесь надо было больше бурности, больше вмешательства в политику, больше дерзости и наскока с одной стороны, но больше покладливости и умения ходить и не прямыми путями с другой.
Я увлекся своей работой, зарылся в нее с головой и видел только ее; за свое я боролся бурно и достиг довольно сносных результатов. Но за остальное что я видел и за что болел и мучился, я боролся докладами, разговорами, напоминаниями и просьбами; это было мало и теперь, отойдя от дела, я это сознаю.
Надо было сразу начать греметь и или заставить себя слушать или сразу же уехать из Омска; привычная дисциплинированность и отсутствие привычки мешаться активно не в свое дело не позволили, очевидно, этого сделать.
Затем надо было быть более покладливым и проявить больше житейского умения проводить то, что считал нужным; быть может, если бы я сумел больше сойтись с такими кругами и лицами, которые, хотя мне и претили, но были нужны для успеха дела, то практические результаты принесли бы больше пользы, чем прямая, вне уступок и компромиссов, деятельность. Этого уменья не было у меня никогда, не было и в Омске. Быть может, если бы я был менее резок и сумел пожертвовать принципиальным ради удовлетворения чужих слабостей и интересов, то этим в конце концов принес бы больше пользы для общего дела.
Жалеть об этом поздно, но, при подведении общих итогов, подумать следует. Я был Военным Министром, но я не был членом Правительства в активном значении этого слова; теперь только вижу, что обстановка требовала последнего; три четверти шансов за то, что ничего из этого не вышло бы, ибо я очень плох по части разных приспосабливаний и слишком неудержим в проявлении своих симпатий и антипатий (не личных, а служебных).
Надо было быть более честолюбивым, более властолюбивым, более бурным, более политиканом и менее увлекаться своей прямой работой. На деятельность Военного Министерства навешали целые стаи собаке, но едва ли справедливо; могу свидетельствовать об этом, как посторонний человек, ибо мое пребывание в этом Министерстве совпало с его разгромом и с периодом работы в полупараличном, катастрофическом положении.
Принятое мною Военное Министерство представляло весьма удовлетворительно налаженный аппарат для исполнения любой работы в пределах и объеме его ведения. Помощник Военного Министра по части снабжений генерал Сурин выполнил огромную организационную и исполнительную работу, и не его вина, что не дала тех благих результатов как то следовало. Главные Управления сделали очень много, чтобы разобраться в общей обстановке и положить начало серьезной восстановительной работе.
Несомненно, что было много корявостей и ошибок; были те же распухнувшие штаты, ослабление работоспособности, нарождение разных экзотических учреждений и привесков, заоблачность, непрактичность и никчемушность известной части работы, неумение оторваться от старой плесени и начать думать и действовать сообразно новой, совершенно оригинальной обстановке.
Но все это возможно поправить, ибо в личном составе министерства много работников старого закала, и их очень легко направить на новый курс, которому они принесут старую добросовестность и исполнительность. Это давало мне право надеяться на успех того, что я задумывал, но что мне не удалось выполнить.
Если нам удастся вывернуться, то моему преемнику предстоит широкое поле деятельности; конечно, только, если ему удастся выправить ненормальное положение нашего министерства и спасти его от разных экспериментов, навеваемых Ставкой.
Совершенно не знаю, что такое Ханжин, как администратор; но он почти полгода был командующим западной армией, знает нужды фронта, знает, какие жалобы предъявлялись и предъявляются к тылу, так что ему очень нетрудно направить работу так, чтобы устранить все такие жалобы.
В общем, настоящего государственного строительства в главных его отделах не было и вся огромная по размерам работа Омских министерств не дала почти никаких результатов. Исписаны поезда бумаги, пролиты моря чернил и типографской краски, проявлены тысячи благих намерений, составлены сотни очень благопристойных законов, но все это прошло мимо жизни и не разрешило тех будничных серых, но существенно важных вопросов, которые были поставлены нам на разрешение.
Что же делать сейчас? Пока всеми мерами спасать армию; министерствам бросить немедленно Омск, откатиться подальше в тыл и на новом месте отрешиться от Омских ошибок и Омского размаха и начать настоящую работу по мелкому ремонту воссозданию разрушенных жизненных частей государственного управления, с минимумом работы в министерствах и максимумом на местах, в самой стране. Исполнение безумно тяжело, быть может, едва ли осуществимо, ибо пожар восстаний, охвативших почти всю населенную Сибирь, почти уничтожает возможность работы среди населения; все восстания сопровождаются истреблением чиновников, священников, учителей и мелкой интеллигенции; очевидно, новый красный принцип "бей непокорного интеллигента и щади по возможности покладливого буржуя" проводится достаточно последовательно.
По военной части судьба послала Адмиралу помощника в лице стратегического младенца генерала Лебедева. В сказках феи приносили к колыбели новорожденных принцев и принцесс разные подарки - счастливые и скверные. Какая-то злобная к Адмиралу и к России фея принесла в Сибирь этого погубителя (невольного, конечно) сибирской вооруженной силы, успевшего за 10 месяцев свести на нет все успехи начала сибирского белого движения и подвести нас почти что к военной катастрофе.
Рядовой обер-офицер Генерального Штаба, оказавшийся не к масти в армии Корнилова, не имевший за собой ничего, кроме Георгиевского Креста, выскочил вдруг в полновластные распорядители той могучей вооруженной силы, которую выставила Сибирь для борьбы за освобождение России от красных тиранов.
Без всякого служебного стажа, ничем никогда не командовавший, отбывший наиболее бесцветные в генеральном штабе должности для поручений и негодный даже для должности начальника низшего войскового штаба, он взял в свои руки оперативное управление армиями и их организацию.
Для обыкновенного революционного времени это было бы нормально; там берут то, что есть под рукой, как брали в начале борьбы на должности командующих Сибирской армией Гришина-Алмазова, Иванова-Ринова и других.
Но в конце 1918 года борьба на Уральском фронте велась уже тремя армиями; численность вооруженной силы подходила к сотням тысяч; само верховное командование приняло всероссийский титул. Все это требовало назначения на должность Наштаверха такого лица, которое было бы способно оказаться на уровне столь высокого положения.
Если не было подходящего лица в Сибири, то ничто не мешало снестись с югом России, где без дела сидели десятки генералов с большим служебным опытом. Да и в Сибири был под рукой генерал Флуг, как нельзя более подходивший к такой ответственной роли.
Конечно, переворотчики, родившие Омскую власть, сами разбирали высокие вакансии, и Лебедеву, как одному из участников переворота, ничто не мешало взобраться на столь высокий пост, считая вероятно, что если прапорщик Абрам Крыленко был красным главковерхом, то отчего же подполковнику Лебедеву не сделаться белым Наштаверхом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99