Ночевали также на льду. Дрова экономили.
— Ну, как, зуек, привыкаешь?—спрашивали Михайлу артельщики. Зуйками называли мальчиков, попадающих первый раз на промысел. Михайло ко всему присматривался, везде успевал помочь. Его все любили. А он наблюдал, как ловко распоряжался отец и как его все слушали.
Скоро Михайло потерял счет дням. Ему уже казалось, что на льдах они находятся чуть не всю жизнь.
Дней через десять добрались до лежки зверей. Вот тут-то и началось самое важное. Поморы разбили на льду лагерь и начали охотиться на тюленей. Тюленей было множество. Они лежали на льдах и грелись в лучах незаходящего солнца. Поморы подбирались к ним крадучись, иногда, чтобы звери не заметили, они надевали белые халаты. Закалывали зверя пикой или били колотушкой.
Вечером после промысла варили свежую тюленью печенку. По вкусу она была даже лучше коровьей и считалась лакомством.
— Печенка лысуна первое кушанье, — говорил дед.— Вот белого медведя печенку не ешь, отравишься; примечай!
И Михайло примечал. Он помогал разделывать тюленей, разводить костер и варить пищу. Он даже добыл сам одного тюленя, за что рассчитывал получить похвалу, но вышло наоборот. Отец не похвалил. Он сказал:
— Успеешь еще, твое не уйдет, а вот жизнь свою раньше времени положить можешь.
Отец запретил Михайле уходить далеко от лагеря.Все шло хорошо. Целыми днями поморы промышляли, а вечерами они, уставшие за день, поев похлебки, быстро засыпали. Оставался только один дежурный, который все время обходил лагерь. Обычно отец спать долго не ложился. Он обходил свое хозяйство и смотрел, не лопнул ли лед и не появились ли где трещины. Солнце уже подолгу не заходило. В воздухе проплывали стаи лебедей. Они летели в тундру вить гнезда и выводить птенцов. Иногда лебеди садились на воду отдыхать. Гортанный их крик будил поморов и напоминал о доме. Льды таяли на глазах, бежали ручейки. Все больше и больше появлялось среди льдов воды. А отец приговаривал: «Весною лед земли боится!» Он любил старые поморские поговорки.
Небо было ясное, но вот на нем стали показываться признаки перемены погоды. Появились облака в виде белых кошачьих хвостов. «Моряна потянула, дождю надо быть», — говорили поморы.
— Закипит в море пена — будет скоро перемена,— скороговоркой промолвил отец, посмотрев на небо. — Ноне слышал, гага кричала ку-ку-лы. На море падет густой ветер, — сказал он и велел приготовиться к ненастью и не выходить далеко от лагеря. Меры были своевременны. Ветер налетел сразу с большой силой;
он рвал снасти; они завыли и застонали. Стало темно и холодно. Пошел дождь со снегом. На льдах сразу же стало неуютно. Захотелось домой, в теплую избу.
Непогода простояла несколько дней, потом снова появилось солнце. Все обрадовались. Отец сказал: «Прошли Сидоры, прошли и сиверы — и приказал готовиться в обратный путь. Зверь за непогоду почти весь исчез. Заготовленные шкуры связали в юрки и потянули по воде буксиром. Юрки растянулись по обе стороны каждого карбаса метров на сто, — так было много заготовлено шкур. Хотя грести и трудно было, зато добыча была богатая. Теперь только благополучно добраться домой. Отец стал очень осторожным; он почти не спал и все время следил за льдами и погодой.
А следить приходилось. Ветры налетали неожиданно. Они могли перевернуть груженый карбас. Михайло был свидетелем, когда только находчивость отца спасла их от гибели. Шли по чистой воде. Чистой называлась вода, когда нет льда. Море вдруг запенилось, и вихрь налетел на карбас. Паруса сразу раздуло, карбас стало опрокидывать. Все произошло так быстро, что даже опытные поморы растерялись. В этот момент вдруг в воздухе блеснул брошенный с кормы нож. Нож со свистом пролетел над головами и рассек парус. Стоило появиться маленькому отверстию, как ветер сразу же разорвал парус в клочья, и карбас выпрямился. Опасность миновала. Когда все пришли в себя, то увидели спокойно сидящего на корме кормчего. Улыбаясь, он проговорил:
— Тихо не лихо, а вот лихо не тихо. Идти в кеды, нажить себе беды.
Михайло сидел притихший, худенький. Он .устал. Трехмесячная жизнь на льду была трудна; лицо его осунулось. Очень хотелось домой, под теплое крылышко матери. Но внешне он держался, как подобает настоящему помору. Когда ему было особенно трудно, он старался подражать отцу.
Поморы добродушно посмеивались над мальчиком.
— Что, Зуек, загрустил? Домой, чать, хочется? — Хочется.
— Всем хочется, да и пора, — говорили они. — Скоро будем.
Все похудели. И хотя их не покидала веселость, но они были сильно утомлены, а впереди еще тяжелый путь.
По каким приметам вел отец свои карбасы, лавируя между льдами, определить непосвященному человеку было трудно. Он смотрел на небо, определял, куда ветер дует и куда движутся льды. Иногда он вынимал старый поморский компас-маточку и определял направление. Ветры он называл старинными поморскими названиями, давая им тут же характеристику.
— Шалонник — на море разбойник; шальной ветер без дождя мочит. Обедник днем колышит, а к вечеру отишит; а восточные заморозные ветерочки.
Скоро поморы вошли в самый опасный участок свое/о пути. Было тихо. На небо взошла полная луна. Она была большая, золотисто-желтая, а напротив ее светило красное солнце, скользящее к горизонту. Небо было чуть фиолетового цвета. Такое сочетание луны и солнца можно было увидеть только здесь. Где-то там далеко, на юге, была темная ночь. А здесь ночи стоят белые. Отец подвел свои карбасы к кромке льда и остановился.
— Отдыхайте часов восемь, — сказал он. — Дальше пока ходу нет.
Впереди был широкий проход между льдов. Михайло, который все примечал, никак не мог понять, почему отец сказал: «Дальше ходу нет». Если бы он был кормчим, то обязательно поплыл бы в эти проходы. Но во-, проса он задать не успел. Глаза его скоро слиплись, и, облокотясь на тюки с одеждой, он заснул. Зацепив за лед карбасы, поморы сидя спали. Не спал только один отец.
Когда часов через пять Михайло проснулся, он не узнал того места, где они находились. Карбасы по-прежнему стояли прицепленные к кромке льдов, но никаких проходов уже не было. Там, где они были, лед сошелся и с грохотом и воем разлетался на куски. Шло сжатие.
Испуганными глазами Михайло посмотрел на это грозное движение льда. Вот тебе и кормчий!
— Ты пошто не спишь? Спи, угомонись, еще не время!— ласково сказал отец.
Проснулись и другие поморы. Кто-то, посмотрев на небо, сказал: «Заря-заряница, возьми бессонницу без-угомонницу, а дай нам сон угомон» — и скоро снова все заснули.
Всех разбудил отец. Солнце уже поднималось, а луна была у самого горизонта; она заходила.
Михайло не узнал своего отца: он был весь как-то подтянут, его острый взгляд смотрел вперед. Отец отрывисто приказал идти полным ходом. Снова появились проходы между льдами; их надо было проскочить, пока отлив не перейдет в прилив и льды снова не будут сжимать.
— Тихо не лихо, да гребля лиха, — сказал отец. Поморы сняли куртки и налегли на весла. За карбасами побежала пенистая волна, и, как всегда, за кормой появились чайки. Кто-то крикнул: «Атава!»
Все обернулись. Действительно, появились небольшие чайки, которых поморы называли атавой и про которых сложили поговорку: «Атава белью найдет — бухмарь беть наведет» — что означало:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Ну, как, зуек, привыкаешь?—спрашивали Михайлу артельщики. Зуйками называли мальчиков, попадающих первый раз на промысел. Михайло ко всему присматривался, везде успевал помочь. Его все любили. А он наблюдал, как ловко распоряжался отец и как его все слушали.
Скоро Михайло потерял счет дням. Ему уже казалось, что на льдах они находятся чуть не всю жизнь.
Дней через десять добрались до лежки зверей. Вот тут-то и началось самое важное. Поморы разбили на льду лагерь и начали охотиться на тюленей. Тюленей было множество. Они лежали на льдах и грелись в лучах незаходящего солнца. Поморы подбирались к ним крадучись, иногда, чтобы звери не заметили, они надевали белые халаты. Закалывали зверя пикой или били колотушкой.
Вечером после промысла варили свежую тюленью печенку. По вкусу она была даже лучше коровьей и считалась лакомством.
— Печенка лысуна первое кушанье, — говорил дед.— Вот белого медведя печенку не ешь, отравишься; примечай!
И Михайло примечал. Он помогал разделывать тюленей, разводить костер и варить пищу. Он даже добыл сам одного тюленя, за что рассчитывал получить похвалу, но вышло наоборот. Отец не похвалил. Он сказал:
— Успеешь еще, твое не уйдет, а вот жизнь свою раньше времени положить можешь.
Отец запретил Михайле уходить далеко от лагеря.Все шло хорошо. Целыми днями поморы промышляли, а вечерами они, уставшие за день, поев похлебки, быстро засыпали. Оставался только один дежурный, который все время обходил лагерь. Обычно отец спать долго не ложился. Он обходил свое хозяйство и смотрел, не лопнул ли лед и не появились ли где трещины. Солнце уже подолгу не заходило. В воздухе проплывали стаи лебедей. Они летели в тундру вить гнезда и выводить птенцов. Иногда лебеди садились на воду отдыхать. Гортанный их крик будил поморов и напоминал о доме. Льды таяли на глазах, бежали ручейки. Все больше и больше появлялось среди льдов воды. А отец приговаривал: «Весною лед земли боится!» Он любил старые поморские поговорки.
Небо было ясное, но вот на нем стали показываться признаки перемены погоды. Появились облака в виде белых кошачьих хвостов. «Моряна потянула, дождю надо быть», — говорили поморы.
— Закипит в море пена — будет скоро перемена,— скороговоркой промолвил отец, посмотрев на небо. — Ноне слышал, гага кричала ку-ку-лы. На море падет густой ветер, — сказал он и велел приготовиться к ненастью и не выходить далеко от лагеря. Меры были своевременны. Ветер налетел сразу с большой силой;
он рвал снасти; они завыли и застонали. Стало темно и холодно. Пошел дождь со снегом. На льдах сразу же стало неуютно. Захотелось домой, в теплую избу.
Непогода простояла несколько дней, потом снова появилось солнце. Все обрадовались. Отец сказал: «Прошли Сидоры, прошли и сиверы — и приказал готовиться в обратный путь. Зверь за непогоду почти весь исчез. Заготовленные шкуры связали в юрки и потянули по воде буксиром. Юрки растянулись по обе стороны каждого карбаса метров на сто, — так было много заготовлено шкур. Хотя грести и трудно было, зато добыча была богатая. Теперь только благополучно добраться домой. Отец стал очень осторожным; он почти не спал и все время следил за льдами и погодой.
А следить приходилось. Ветры налетали неожиданно. Они могли перевернуть груженый карбас. Михайло был свидетелем, когда только находчивость отца спасла их от гибели. Шли по чистой воде. Чистой называлась вода, когда нет льда. Море вдруг запенилось, и вихрь налетел на карбас. Паруса сразу раздуло, карбас стало опрокидывать. Все произошло так быстро, что даже опытные поморы растерялись. В этот момент вдруг в воздухе блеснул брошенный с кормы нож. Нож со свистом пролетел над головами и рассек парус. Стоило появиться маленькому отверстию, как ветер сразу же разорвал парус в клочья, и карбас выпрямился. Опасность миновала. Когда все пришли в себя, то увидели спокойно сидящего на корме кормчего. Улыбаясь, он проговорил:
— Тихо не лихо, а вот лихо не тихо. Идти в кеды, нажить себе беды.
Михайло сидел притихший, худенький. Он .устал. Трехмесячная жизнь на льду была трудна; лицо его осунулось. Очень хотелось домой, под теплое крылышко матери. Но внешне он держался, как подобает настоящему помору. Когда ему было особенно трудно, он старался подражать отцу.
Поморы добродушно посмеивались над мальчиком.
— Что, Зуек, загрустил? Домой, чать, хочется? — Хочется.
— Всем хочется, да и пора, — говорили они. — Скоро будем.
Все похудели. И хотя их не покидала веселость, но они были сильно утомлены, а впереди еще тяжелый путь.
По каким приметам вел отец свои карбасы, лавируя между льдами, определить непосвященному человеку было трудно. Он смотрел на небо, определял, куда ветер дует и куда движутся льды. Иногда он вынимал старый поморский компас-маточку и определял направление. Ветры он называл старинными поморскими названиями, давая им тут же характеристику.
— Шалонник — на море разбойник; шальной ветер без дождя мочит. Обедник днем колышит, а к вечеру отишит; а восточные заморозные ветерочки.
Скоро поморы вошли в самый опасный участок свое/о пути. Было тихо. На небо взошла полная луна. Она была большая, золотисто-желтая, а напротив ее светило красное солнце, скользящее к горизонту. Небо было чуть фиолетового цвета. Такое сочетание луны и солнца можно было увидеть только здесь. Где-то там далеко, на юге, была темная ночь. А здесь ночи стоят белые. Отец подвел свои карбасы к кромке льда и остановился.
— Отдыхайте часов восемь, — сказал он. — Дальше пока ходу нет.
Впереди был широкий проход между льдов. Михайло, который все примечал, никак не мог понять, почему отец сказал: «Дальше ходу нет». Если бы он был кормчим, то обязательно поплыл бы в эти проходы. Но во-, проса он задать не успел. Глаза его скоро слиплись, и, облокотясь на тюки с одеждой, он заснул. Зацепив за лед карбасы, поморы сидя спали. Не спал только один отец.
Когда часов через пять Михайло проснулся, он не узнал того места, где они находились. Карбасы по-прежнему стояли прицепленные к кромке льдов, но никаких проходов уже не было. Там, где они были, лед сошелся и с грохотом и воем разлетался на куски. Шло сжатие.
Испуганными глазами Михайло посмотрел на это грозное движение льда. Вот тебе и кормчий!
— Ты пошто не спишь? Спи, угомонись, еще не время!— ласково сказал отец.
Проснулись и другие поморы. Кто-то, посмотрев на небо, сказал: «Заря-заряница, возьми бессонницу без-угомонницу, а дай нам сон угомон» — и скоро снова все заснули.
Всех разбудил отец. Солнце уже поднималось, а луна была у самого горизонта; она заходила.
Михайло не узнал своего отца: он был весь как-то подтянут, его острый взгляд смотрел вперед. Отец отрывисто приказал идти полным ходом. Снова появились проходы между льдами; их надо было проскочить, пока отлив не перейдет в прилив и льды снова не будут сжимать.
— Тихо не лихо, да гребля лиха, — сказал отец. Поморы сняли куртки и налегли на весла. За карбасами побежала пенистая волна, и, как всегда, за кормой появились чайки. Кто-то крикнул: «Атава!»
Все обернулись. Действительно, появились небольшие чайки, которых поморы называли атавой и про которых сложили поговорку: «Атава белью найдет — бухмарь беть наведет» — что означало:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53