Вот предпосылка кодификации - все понимают, что способы доставить авторитет истине, добытой временем и доставшейся дорогой ценою, решительно отличны от тех, с помощью которых истина доказывается. Кодекс законов не толкует о пользе законов, о причинах их установления и не занимается казуистикой из предыстории - вот тогда-то он утратил бы императивный тон ("ты обязан!"), главное условие послушания. В этом вся проблема... В определенный момент развития народа один из слоев его - самый осмотрительный, то есть смотрящий вперед и оглядывающийся назад, объявляет завершенным круг опыта - опыта, в согласии с которым должно, стало быть, и можно жить. Цель в том, чтобы по возможности полно, без потерь, собрать урожай экспериментов и опыта дурного, отрицательного. Значит, прежде всего надо воспрепятствовать тому, чтобы длилось экспериментирование, чтобы ценности оставались в прежнем подвижном состоянии, чтобы продолжались исследование, критика, отбор их in infinitum **. Против того воздвигают двойную стену - сначала откровение: утверждают, что разумность законов будто бы не человеческой природы, что их будто бы отнюдь не искали и не находили лишь постепенно и путем ошибок, но что они - божественного происхождения и явились на землю все сразу и во всем совершенстве, без всякой истории, как чудо, как небесный дар... И другая стена - традиция: утверждают, что закон существовал с незапамятных времен, так что сомневаться в нем - неблагочестиво, преступно по отношению к предкам. Авторитет закона обосновывают такими положениями: бог дал, предки жили по закону... Высшее благоразумие такой процедуры заключается в следующем намерении: постепенно, шаг за шагом, отдалять, оттеснять сознание от жизни - от жизни правильной, понятой как правильная (то есть доказанной на основании колоссального и придирчиво процеженного опыта), так, чтобы достигался полный автоматизм инстинкта,- а это предпосылка любого мастерства, любого совершенства в искусстве жить. Составлять кодекс, подобный законам Ману,- значит признавать за народом право сделаться мастером и обрести совершенство - признавать его притязания на высочайшее искусство жить. Для этого жизнь должна перестать быть сознательной - цель всякой святой лжи... Кастовая иерархия (высший, над всем царящий закон) лишь освящает порядок природы, первостепенный естественный закон, над которым не властны ни произвол, ни какая-нибудь "современная идея". Во всяком здоровом обществе различаются и обусловливают друг друга три типа с разными в физиологическом смысле тяготениями центров тяжести - у каждого своя гигиена, своя сфера труда, свое особое мастерство и чувство совершенства. Не Ману, а природа разделяет людей духовных по преимуществу, людей по преимуществу мышечных, с сильным темпераментом и, наконец, третьих, не выдающихся ни в одном, ни в другом, посредственных. Третьи большое число, а первые и вторые - элита. Высшая каста - назову их "теми, кого всех меньше",- будучи совершенной, обладает и преимущественными правами тех, кого меньше всех,- среди этих прав привилегия воплощать на земле счастье, красоту и благо. Лишь наиболее духовным разрешена красота, разрешено прекрасное: лишь у них доброта не слабость. Pulchrum est paucorum hominimum ***: благое - это привилегия. Зато дурные манеры или пессимистический взгляд (глаз, все безобразящий) никому не воспрещены так, как им,- не говоря уж о возмущении тем, как вообще выглядят вещи в этом мире. Возмущаться - привилегия чандалы; тоже и пессимизм. "Мир совершенен так говорит инстинкт самых духовных, инстинкт Да,- само несовершенство, все, что ниже нас, дистанция, пафос дистанции, даже возмущение чандалы все это тоже относится к совершенству". Наиболее духовные - а они самые крепкие - обретают свое счастье в том, что грозило бы погибелью другим,- в лабиринте, в жестокости по отношению к себе и другим, в эксперименте; самообуздание им в радость; аскетизм становится в них природой, потребностью, инстинктом. Тяжесть задач - их привилегия, играть тяжестями, которые раздавят других, для них отдых... Познание - одна из форм аскетизма... Нет более почтенной породы людей, но нет и более радостной и достойной любви,- одно не исключает другого. Они господствуют не потому, что хотят, а потому, что они - господа; они не вольны быть вторыми... Вторые - это стражи права, устроители безопасности и порядка, это благородные воины, это прежде всего царь - высшая формула воина, судии, блюстителя закона. Вторые - исполнители, ближние самых духовных, берущие на себя все грубо-материальное в трудах правления,- их дружина, их правая рука, их ученики и последователи... И во всем, повторим, нет ничего произвольного, ничего надуманного, искусственного; все иное - искусственная постройка, а тогда растоптана природа... Порядок каст, иерархия, лишь формулирует высший закон самой жизни; различать три типа необходимо для того, чтобы поддерживать жизнь общества, обеспечивать существование все более высоких и наивысших типов человека: неравенство прав - первое условие для того, чтобы существовали права... Право - значит преимущественное право, привилегия. У всякого свое бытие - и свои преимущественные права. Не будем недооценивать права посредственностей. Чем выше, тем тяжелее жить, холод усиливается, возрастает ответственность. Высокая культура всегда строится как пирамида: основание широко, предпосылка целого консолидированная, крепкая и здоровая посредственность. Ремесло, торговля, земледелие, наука, большая часть искусств, короче, вся совокупность профессиональной деятельности,- все это сочетается лишь со средним уровнем умений и желаний; все подобные занятия были бы неуместны для человека исключительного,- необходимый инстинкт противоречил бы и аристократизму, и анархизму. Что ты общественно полезен, что ты и функция и колесико, предопределено природой: не общество, а то счастье, на какое только и способно подавляющее большинство людей, превращает посредственность в разумную машину. Для посредственности быть посредственностью счастье; быть мастером в чем-то одном, быть специалистом - к этому влечет природный инстинкт. Совершенно недостойно сколько-нибудь глубокого ума видеть в посредственности, как таковой, некий упрек. Посредственность сама по себе есть первое условие того, чтобы существовали исключения, посредственностью обусловлена культура в ее высоком развитии. Исключительный человек более чутко и нежно обходится с посредственными, нежели с собой и себе подобными, и это не просто деликатность,- это долг. Кого больше всего ненавижу я среди нынешней черни? Апостолов чандалы,- они подрывают инстинкт рабочего с его малым бытием, с его радостями, с его способностью довольствоваться немногим, они распаляют в нем зависть, учат мщению... Не в неравенстве прав бесправие, а в претензиях на "равные" права... Что дурно? Но я уже сказал: дурно все, что идет от зависти, слабости, мстительности... Анархист, христианин - одного поля ягода...
* На месте преступления (итал.). ** До бесконечности (лат.). *** Красота - дело немногих людей лат.).
58
И верно, не все равно, ради чего лгать,- укрепляешь ты или разрушаешь. Между христианином и анархистом можно смело ставить знак равенства - и цели их, и инстинкт - все направлено лишь на разрушение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21