Прошлая ночь определенно была самой лучшей.
Самой лучшей. Дэвид наклонил голову, размышляя над ее словами. Прогресс налицо, но до совершенства еще далеко. Большего он не вправе требовать, решил он. И, конечно, за те шесть месяцев, что они знакомы, прогресс налицо.
Их совместная жизнь напоминала аттракцион "русские горки" – и совершенно не походила на спокойные, размеренные годы с Джинни. Вместе с тем их разногласия не были непреодолимыми – ее рассудочные друзья, его цинизм, различные требования их карьеры. По мере того, как возникал и проходил очередной кризис их романа, Дэвид ощущал, что отношения между ними становятся все крепче и крепче. И хотя кое от чего ему хотелось бы избавиться, он все же благодарил судьбу за то, что снова почувствовал вкус к жизни.
Именно этот вкус к жизни, знал Дэвид, пропал у него восемь лет назад в истошных криках, разбитом стекле и скрежете искореженного металла...
Сообразив, что Лорен сказала все, что собиралась сказать по поводу их физической близости, Дэвид опять перевернулся на живот. Ее пальцы заскользили по мышцам спины Дэвида. Может быть, ты наконец-то готов, подумал он. Может быть, наступило время. Но ради Бога, Шелтон, не торопись. Не отталкивай ее, а постарайся подойти к этому делу деликатно. Под впечатлением этих чувств одолевавшие его опасения постепенно начали рассеиваться.
– Послушай, – немного помолчав, продолжал он, – из всех пари, что я заключал с самим собой, ты самое проигрышное.
– Вот как?
– Я поспорил сам с собой на большую порцию пиццы у Луиджи, в которой есть все, кроме анчоусов, что через неделю нам не о чем будет говорить.
– Дэвид!
– Я просто не знал, о чем простой, ни на что особенно не претендующий хирург, может беседовать с шикарным репортером из элитной газеты. Вот и все.
– А теперь знаешь? Да?
– Мне только известно, что мое тело настолько возбудило тебя, что ты не можешь подавить в себе искушение попытаться выступить в роли Хенри Хиггинса и исследовать меня всего.
Он засмеялся и по-медвежьи обнял ее. После такого маневра они обычно затевали отчаянную возню в кровати. Но когда Лорен не проявила желания поддержать его, он отпустил ее и, положив руки под голову, спросил:
– Что-нибудь случилось?
– Дэвид, ночью ты кричал во сне. Снова кошмары?
– Я... думаю, что да, – неопределенно ответил Дэвид, ощупывая челюсть. Только после этого он почувствовал, что она побаливает. – Мои скулы ноют, а это значит, что я спал, стиснув зубы.
– Ты помнишь, что было на этот раз?
– То же, что и раньше, я так думаю. Лишь более размыто, чем прежде. Тем не менее, они случаются не так уж часто.
– То есть?
Дэвид уловил в ее голосе тревогу и по выражению лица догадался, что ее беспокоит что-то еще. Он отвернулся и тихо проговорил:
– Дорога. Это была дорога...
Эти слова, произнесенные пониженным тоном, приобретают странный оттенок отрешенности, растворяясь в воспоминаниях о пережитом кошмаре.
– Сперва я вижу только одно ветровое стекло... "дворники" безумно мечутся из стороны в сторону... быстрее и быстрее, пытаясь справиться с дождем... Разделительная полоса так и норовит спрятаться под машину. Машина с трудом слушается. На миг мелькает лицо Джинни... и Бекки тоже... они спят... так мирно...
Дэвид закрыл глаза и умолк, но страшная картина возникла в воображении. Из темноты, сквозь непрекращающийся дождь, возникают две передние фары, которые мчатся прямо на него, они разделяются и проносятся мимо по бокам машины. И так раз за разом. Затем над огнями он видит лицо. Безумное пьяное лицо, перекошенное и горящее, с глазами, в которых играют языки пламени. Его руки сложены в молитве; он молится, чтобы приближающиеся огни, подобно другим, раздвоились, но он знает, что этого не будет. Никогда. В следующее мгновение он слышит визг тормозов. Он видит открытые и расширенные от ужаса глаза Джинни. Раздается вопль. Ее? Его? Он так никогда не сможет определить, кому он принадлежал...
– Дэвид?
Голос Лорен прервал его крик. Он вздрогнул и повернулся к ней. Его лоб покрылся испариной, а руки дрожат. Он сделал глубокий вдох и медленный выдох. Нервная дрожь понемногу прошла.
– Кажется, я на секунду отключился, а? – спросил он и робко улыбнулся.
– Дэвид, ты в последнее время обращался к доктору? Может, тебе лучше сходить к нему? – сказала Лорен.
– К старому Бринкеру? Он опустошил не только мой мозг, но и карман... А так три месяца назад заявил, что я в полном порядке. О чем ты беспокоишься? Это всего лишь ночной кошмар. Бринкер сказал, что они обычны в таких ситуациях, как моя.
– Я беспокоюсь, вот и все.
– Лорен Николс, ты боишься, что в самый разгар банкета Артистического общества со мной случится припадок и тебя навсегда выгонят оттуда!
Лорен засмеялась деланным смехом. Отдав должное его чувству юмора, она продолжала с прежней настойчивостью:
– Дэвид, ты вообще что-нибудь воспринимаешь серьезно? Всего лишь одной фразой высмеял и мою заботу о твоем здоровье, и мое активное сотрудничество в обществе. Что с тобой?
Дэвид хотел было извиниться, но слова застряли в горле. По ее глазам он догадался, что в этот самый момент на карту поставлено очень многое. Здесь нужно что-то другое, а не простое "Извини". На миг их глаза встретились.
Немного помолчав, он пожал плечами:
– Выходит, я принялся за старое, да? За легкомыслием стараюсь скрыть реальные трудности. Я отдаю себе отчет в том, как поступаю, хотя это, конечно, не оправдание. Послушай, Лорен, я сказал это не со зла. Правда, поверь. Кошмары не отпускают меня. С ними трудно справиться, понимаешь?
– Ты не ответил на мой вопрос, Дэвид, – сказала Лорен, никак не желая успокоиться. – Есть в конце концов что-то достаточно важное для тебя, над чем ты бы не смеялся?
– По правде говоря, для меня важны многие вещи, – ответил он. – Черт побери, ты могла бы давно понять это.
– Но ведь только ты сам можешь об этом знать наверняка, не так ли?
– Черт возьми, Лорен, я доктор... хирург... и, к твоему сведению, хороший. Многое для меня имеет значение. Конечно, я переживаю. Я переживаю за людей, которые испытывают страдания... поверь, им достается. Мой мир полон физических мучений и болезней, и в нем нет легких решений, ведущих к победе. Тот день, когда я утрачу способность смеяться, окажется днем, когда мне не под силу будет справиться с проблемами.
Он заставил себя замолчать, поняв, что раздул сверх меры утреннюю перепалку.
– Пойду приму душ, – медленно проговорила Лорен, вставая и надевая голубой велюровый халат.
– Составить компанию?
– Сейчас мне нужно побольше места и горячей пенистой воды. Отправляйся готовить завтрак. Я хорошенько отмоюсь и начнем день заново за чашкой кофе.
Дэвид сел, уставившись в окно, за которым искрилось новое утро. День, который должен стать для него одним из самых важных за последние годы, начался не так, как он планировал. Ведь он хотел сообщить Лорен о том, какие события происходят в его больнице. События, которые могли бы положить конец его разочарованию и неверию в себя и облегчить ему жизнь. Он также хотел вторично просить ее переехать жить к нему, и рассчитывал на этот раз получить согласие.
– Успокойся, Шелтон, и будь, что будет, – сказал он, сжимая кулаки и медленно их разжимая. – В конце концов все образуется. Ничто... никто больше тебе не сможет осложнить жизнь, кроме тебя самого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Самой лучшей. Дэвид наклонил голову, размышляя над ее словами. Прогресс налицо, но до совершенства еще далеко. Большего он не вправе требовать, решил он. И, конечно, за те шесть месяцев, что они знакомы, прогресс налицо.
Их совместная жизнь напоминала аттракцион "русские горки" – и совершенно не походила на спокойные, размеренные годы с Джинни. Вместе с тем их разногласия не были непреодолимыми – ее рассудочные друзья, его цинизм, различные требования их карьеры. По мере того, как возникал и проходил очередной кризис их романа, Дэвид ощущал, что отношения между ними становятся все крепче и крепче. И хотя кое от чего ему хотелось бы избавиться, он все же благодарил судьбу за то, что снова почувствовал вкус к жизни.
Именно этот вкус к жизни, знал Дэвид, пропал у него восемь лет назад в истошных криках, разбитом стекле и скрежете искореженного металла...
Сообразив, что Лорен сказала все, что собиралась сказать по поводу их физической близости, Дэвид опять перевернулся на живот. Ее пальцы заскользили по мышцам спины Дэвида. Может быть, ты наконец-то готов, подумал он. Может быть, наступило время. Но ради Бога, Шелтон, не торопись. Не отталкивай ее, а постарайся подойти к этому делу деликатно. Под впечатлением этих чувств одолевавшие его опасения постепенно начали рассеиваться.
– Послушай, – немного помолчав, продолжал он, – из всех пари, что я заключал с самим собой, ты самое проигрышное.
– Вот как?
– Я поспорил сам с собой на большую порцию пиццы у Луиджи, в которой есть все, кроме анчоусов, что через неделю нам не о чем будет говорить.
– Дэвид!
– Я просто не знал, о чем простой, ни на что особенно не претендующий хирург, может беседовать с шикарным репортером из элитной газеты. Вот и все.
– А теперь знаешь? Да?
– Мне только известно, что мое тело настолько возбудило тебя, что ты не можешь подавить в себе искушение попытаться выступить в роли Хенри Хиггинса и исследовать меня всего.
Он засмеялся и по-медвежьи обнял ее. После такого маневра они обычно затевали отчаянную возню в кровати. Но когда Лорен не проявила желания поддержать его, он отпустил ее и, положив руки под голову, спросил:
– Что-нибудь случилось?
– Дэвид, ночью ты кричал во сне. Снова кошмары?
– Я... думаю, что да, – неопределенно ответил Дэвид, ощупывая челюсть. Только после этого он почувствовал, что она побаливает. – Мои скулы ноют, а это значит, что я спал, стиснув зубы.
– Ты помнишь, что было на этот раз?
– То же, что и раньше, я так думаю. Лишь более размыто, чем прежде. Тем не менее, они случаются не так уж часто.
– То есть?
Дэвид уловил в ее голосе тревогу и по выражению лица догадался, что ее беспокоит что-то еще. Он отвернулся и тихо проговорил:
– Дорога. Это была дорога...
Эти слова, произнесенные пониженным тоном, приобретают странный оттенок отрешенности, растворяясь в воспоминаниях о пережитом кошмаре.
– Сперва я вижу только одно ветровое стекло... "дворники" безумно мечутся из стороны в сторону... быстрее и быстрее, пытаясь справиться с дождем... Разделительная полоса так и норовит спрятаться под машину. Машина с трудом слушается. На миг мелькает лицо Джинни... и Бекки тоже... они спят... так мирно...
Дэвид закрыл глаза и умолк, но страшная картина возникла в воображении. Из темноты, сквозь непрекращающийся дождь, возникают две передние фары, которые мчатся прямо на него, они разделяются и проносятся мимо по бокам машины. И так раз за разом. Затем над огнями он видит лицо. Безумное пьяное лицо, перекошенное и горящее, с глазами, в которых играют языки пламени. Его руки сложены в молитве; он молится, чтобы приближающиеся огни, подобно другим, раздвоились, но он знает, что этого не будет. Никогда. В следующее мгновение он слышит визг тормозов. Он видит открытые и расширенные от ужаса глаза Джинни. Раздается вопль. Ее? Его? Он так никогда не сможет определить, кому он принадлежал...
– Дэвид?
Голос Лорен прервал его крик. Он вздрогнул и повернулся к ней. Его лоб покрылся испариной, а руки дрожат. Он сделал глубокий вдох и медленный выдох. Нервная дрожь понемногу прошла.
– Кажется, я на секунду отключился, а? – спросил он и робко улыбнулся.
– Дэвид, ты в последнее время обращался к доктору? Может, тебе лучше сходить к нему? – сказала Лорен.
– К старому Бринкеру? Он опустошил не только мой мозг, но и карман... А так три месяца назад заявил, что я в полном порядке. О чем ты беспокоишься? Это всего лишь ночной кошмар. Бринкер сказал, что они обычны в таких ситуациях, как моя.
– Я беспокоюсь, вот и все.
– Лорен Николс, ты боишься, что в самый разгар банкета Артистического общества со мной случится припадок и тебя навсегда выгонят оттуда!
Лорен засмеялась деланным смехом. Отдав должное его чувству юмора, она продолжала с прежней настойчивостью:
– Дэвид, ты вообще что-нибудь воспринимаешь серьезно? Всего лишь одной фразой высмеял и мою заботу о твоем здоровье, и мое активное сотрудничество в обществе. Что с тобой?
Дэвид хотел было извиниться, но слова застряли в горле. По ее глазам он догадался, что в этот самый момент на карту поставлено очень многое. Здесь нужно что-то другое, а не простое "Извини". На миг их глаза встретились.
Немного помолчав, он пожал плечами:
– Выходит, я принялся за старое, да? За легкомыслием стараюсь скрыть реальные трудности. Я отдаю себе отчет в том, как поступаю, хотя это, конечно, не оправдание. Послушай, Лорен, я сказал это не со зла. Правда, поверь. Кошмары не отпускают меня. С ними трудно справиться, понимаешь?
– Ты не ответил на мой вопрос, Дэвид, – сказала Лорен, никак не желая успокоиться. – Есть в конце концов что-то достаточно важное для тебя, над чем ты бы не смеялся?
– По правде говоря, для меня важны многие вещи, – ответил он. – Черт побери, ты могла бы давно понять это.
– Но ведь только ты сам можешь об этом знать наверняка, не так ли?
– Черт возьми, Лорен, я доктор... хирург... и, к твоему сведению, хороший. Многое для меня имеет значение. Конечно, я переживаю. Я переживаю за людей, которые испытывают страдания... поверь, им достается. Мой мир полон физических мучений и болезней, и в нем нет легких решений, ведущих к победе. Тот день, когда я утрачу способность смеяться, окажется днем, когда мне не под силу будет справиться с проблемами.
Он заставил себя замолчать, поняв, что раздул сверх меры утреннюю перепалку.
– Пойду приму душ, – медленно проговорила Лорен, вставая и надевая голубой велюровый халат.
– Составить компанию?
– Сейчас мне нужно побольше места и горячей пенистой воды. Отправляйся готовить завтрак. Я хорошенько отмоюсь и начнем день заново за чашкой кофе.
Дэвид сел, уставившись в окно, за которым искрилось новое утро. День, который должен стать для него одним из самых важных за последние годы, начался не так, как он планировал. Ведь он хотел сообщить Лорен о том, какие события происходят в его больнице. События, которые могли бы положить конец его разочарованию и неверию в себя и облегчить ему жизнь. Он также хотел вторично просить ее переехать жить к нему, и рассчитывал на этот раз получить согласие.
– Успокойся, Шелтон, и будь, что будет, – сказал он, сжимая кулаки и медленно их разжимая. – В конце концов все образуется. Ничто... никто больше тебе не сможет осложнить жизнь, кроме тебя самого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78