“. А уж то, что самого Плеве убили боевики, ни в какие ворота не лезет, чушь собачья, антирусская клевета, желание представить наш народ племенем низких интриганов, алчущих крови…»
Больше у них на Азефа ничего нет, думал между тем Герасимов, листая письмо, по его же, Азефа, просьбе он потратил немало усилий, чтобы выкрасть в департаменте полиции его личный формуляр, с этой просьбой Азеф обратился после того, как Меньшиков переметнулся к Бурцеву; формуляр Герасимов сжег, оставив впрочем, собственноручное письмо Азефа директору департамента Лопухину с сообщением, что в Россию выехал бомбист Егор Сазонов с целью убить Плеве: «Поставьте за ним наблюдение, весьма опасен».
В письме Лопухина премьеру — весьма сухом, никакого намека на былое дружество — бывший шеф полиции жаловался на то, что жандармский чин Герасимов ворвался к нему в квартиру и, стращая карой, требовал воздержаться от общения с известным историком Бурцевым. Лопухин не то чтобы просил, но скорее требовал от премьера, чтобы такого рода произвол, допущенный руководителем политической охраны, никогда впредь не повторялся.
И когда поезд с Лопухиным и сопровождавшими его филерами отошел от Петербургского вокзала, Герасимов до конца уверился в том, что Алексей Александрович вознамерился открыть все, служба наблюдения сообщила, что за два часа перед отправлением паровоза он посетил нотариуса Хваленова и сделал несколько копий со своего заявления для прессы, заверенных печатью, разослав их по ряду адресов с указанием: «не вскрывать конверт до моей гибели или прямого моего на то указания».
По приезде в Лондон Лопухин разместился в одном из самых дорогих отелей «Канот», отдохнул с дороги полчаса и сразу отправился на прогулку по городу, красота которого не была такой привычной, как Парижа или Рима, но тем не менее по-своему совершенно незабываемой.
Филеры, следовавшие за Лопухиным неотступно, не зафиксировали каких-либо контактов «Француза» (такая кличка была присвоена бывшему директору департамента полиции за его манеру весьма франтовато одеваться), в Британском музее сделал заказ, выписав десяток американских журналов и книг, связанных с валютно— финансовой системой Северо-Американских Соединенных Штатов, вышел на Пиккадилли, внимательно посмотрел афишу театров, взял билет в ложу на спектакль по пьесе Бернарда Шоу, вернулся в отель и больше из него не выходил.
Назавтра с утра пошел в Британский музей, до двух часов работал, в три часа отправился в банк Ллойда, заехав предварительно в отель, чтобы переодеться в темный сюртук, как того требовал протокол.
Лишь на четвертый день филеры зафиксировали приход в отель «Канот» Савинкова, главный бомбист, Чернов и Зензинов прибыли в Лондон, прочитав коротенькое сообщение в «Гардиан» о прибытии вице-директора Петербургского банка для «консультаций о координации совместных операций на Дальнем Востоке и в Персии» — в свете недавнего англо-русского соглашения в Ревеле.
Савинков вошел в отель утром, швейцар провел его в холл, камин, кресла вокруг столиков, картины французских художников (аляповатая мазня, сплошной туман, ясное дело, импрессионисты, рисовать не умеют, выдрючиваются), осведомился, что будет пить гость, выслушав заказ — херес и миндаль в соли, — сдержанно поклонился, выплыл, Савинков подошел к портье в маршальской фуражке, попросил соединить его с аппаратом «мистера Лопухина», представился, сказал, что ждет внизу, будет весьма обязан Алексею Александровичу, если тот уделит пять минут, чтобы договориться о встрече на вечер.
Филер, знавший — с грехом пополам — язык, вошел в отель следом за Савинковым, устроился за соседним столиком.
Лопухин спустился в холл, сразу же узнал Савинкова, впился в его лицо своими пронзительно-черными глазами, заметно побледнел, Савинков, наоборот, улыбнулся бывшему директору департамента полиции, протянул ему свою девичью ладонь с безжизненно длинными пальцами, рукопожатие его тем не менее было цепким и сухим.
— Алексей Александрович, — сказал он, — за вами поставлена слежка. Этот господин, — Савинков кивнул на филера, — один из трех, кто вас постоянно сопровождает. Впрочем возможно, это ваша охрана?
Лопухин резко оборотился, филер, замерев, сидел, уткнувшись в газету.
— В ресторан он за нами не пойдет, — усмешливо продолжил Савинков. — Их же в черном теле держат, сплошная подотчетность у страдальцев, так что давайте обговорим наш план за трапезой.
Как только бывший директор департамента полиции и бомбист, приговоренный к повешению, покинули отель, филер пробкой выскочил из холла.
…Когда назавтра завершились официальные переговоры Лопухина, возле банка его поджидал в кебе Зензинов, в прошлом террорист, ныне член ЦК, отвечавший за финансы и нелегальную транспортировку в Россию партийной литературы.
Он привез Лопухина не на Чаринг-кросс, справедливо полагая, что Петербургу известен адрес явочной квартиры партии, а в район Хайгета, в ресторанчик, который содержал симпатизант партии, выходец из Киева, женившийся на англичанке. На двери висела табличка, уведомлявшая, что ресторан откроется в восемь часов вечера, никого посторонних, таким образом, не было, только секретари ЦК Чернов, Зензинов и Савинков, всех троих Лопухин знал с девятьсот четвертого года, по фотографиям, ничуть не изменились, только разве Чернов несколько осунулся; хотя неудивительно: партию обвиняют в том, что одним из ее руководителей был полицейский провокатор, — это косвенное обвинение и самого ЦК хороша революционная партия, которая допустила в свои ряды агента, ну и атмосфера у революционеров, если они многие годы жили бок о бок с предателем, напрочь отвергая все те обвинения, которые выдвигались против Азефа в течение последних четырех лет.
— Господин Лопухин, — сказал Чернов, подвигая гостю стакан с чаем, — во-первых, мы благодарны вам за то, что вы решились на эту встречу. Во-вторых, мы должны сразу же заявить, что являемся членами революционного суда, который создан по решению ЦК для разбирательства обвинения Азефа в провокации после того, как вы якобы встретились в поезде с Владимиром Бурцевым. И, в-третьих, отдаете ли вы себе отчет в том, что ваши показания могут быть преданы гласности и, таким образом, вы можете подвергнуться гонениям в России!
— С Бурцевым я действительно встречался, — ответил Лопухин, словно бы превозмогая самого себя. — Вы правы, в поезде он подсел в купе около Кельна… Что касается моей судьбы после возвращения на родину, то пусть вас это не обременяет, время обниматься и время уклоняться от объятий моя забота, моя, не ваша. Словом, я готов ответить на вопросы. Приобщите, кстати, к делу мое письмо Столыпину, я его отправил перед выездом.
— Благодарю, — ответил Чернов, сглотнув сухой комок в горле, было видно, как он волновался, начиная разговор; какой-то момент Савинкову даже казалось, что Виктор Михайлович был бы несказанно рад, откажись Лопухин давать развернутые показания, тогда дело Азефа можно прикрыть за недостаточностью доказательств. — Вы можете повторить под присягой, что член ЦК и руководитель Боевой Организации Азеф был вашим агентом?
— Он не был агентом. Если бы он был агентом, я бы не стал открывать вам его имя. Агент есть лицо, освещающее преступную, антиправительственную деятельность запрещенных организаций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Больше у них на Азефа ничего нет, думал между тем Герасимов, листая письмо, по его же, Азефа, просьбе он потратил немало усилий, чтобы выкрасть в департаменте полиции его личный формуляр, с этой просьбой Азеф обратился после того, как Меньшиков переметнулся к Бурцеву; формуляр Герасимов сжег, оставив впрочем, собственноручное письмо Азефа директору департамента Лопухину с сообщением, что в Россию выехал бомбист Егор Сазонов с целью убить Плеве: «Поставьте за ним наблюдение, весьма опасен».
В письме Лопухина премьеру — весьма сухом, никакого намека на былое дружество — бывший шеф полиции жаловался на то, что жандармский чин Герасимов ворвался к нему в квартиру и, стращая карой, требовал воздержаться от общения с известным историком Бурцевым. Лопухин не то чтобы просил, но скорее требовал от премьера, чтобы такого рода произвол, допущенный руководителем политической охраны, никогда впредь не повторялся.
И когда поезд с Лопухиным и сопровождавшими его филерами отошел от Петербургского вокзала, Герасимов до конца уверился в том, что Алексей Александрович вознамерился открыть все, служба наблюдения сообщила, что за два часа перед отправлением паровоза он посетил нотариуса Хваленова и сделал несколько копий со своего заявления для прессы, заверенных печатью, разослав их по ряду адресов с указанием: «не вскрывать конверт до моей гибели или прямого моего на то указания».
По приезде в Лондон Лопухин разместился в одном из самых дорогих отелей «Канот», отдохнул с дороги полчаса и сразу отправился на прогулку по городу, красота которого не была такой привычной, как Парижа или Рима, но тем не менее по-своему совершенно незабываемой.
Филеры, следовавшие за Лопухиным неотступно, не зафиксировали каких-либо контактов «Француза» (такая кличка была присвоена бывшему директору департамента полиции за его манеру весьма франтовато одеваться), в Британском музее сделал заказ, выписав десяток американских журналов и книг, связанных с валютно— финансовой системой Северо-Американских Соединенных Штатов, вышел на Пиккадилли, внимательно посмотрел афишу театров, взял билет в ложу на спектакль по пьесе Бернарда Шоу, вернулся в отель и больше из него не выходил.
Назавтра с утра пошел в Британский музей, до двух часов работал, в три часа отправился в банк Ллойда, заехав предварительно в отель, чтобы переодеться в темный сюртук, как того требовал протокол.
Лишь на четвертый день филеры зафиксировали приход в отель «Канот» Савинкова, главный бомбист, Чернов и Зензинов прибыли в Лондон, прочитав коротенькое сообщение в «Гардиан» о прибытии вице-директора Петербургского банка для «консультаций о координации совместных операций на Дальнем Востоке и в Персии» — в свете недавнего англо-русского соглашения в Ревеле.
Савинков вошел в отель утром, швейцар провел его в холл, камин, кресла вокруг столиков, картины французских художников (аляповатая мазня, сплошной туман, ясное дело, импрессионисты, рисовать не умеют, выдрючиваются), осведомился, что будет пить гость, выслушав заказ — херес и миндаль в соли, — сдержанно поклонился, выплыл, Савинков подошел к портье в маршальской фуражке, попросил соединить его с аппаратом «мистера Лопухина», представился, сказал, что ждет внизу, будет весьма обязан Алексею Александровичу, если тот уделит пять минут, чтобы договориться о встрече на вечер.
Филер, знавший — с грехом пополам — язык, вошел в отель следом за Савинковым, устроился за соседним столиком.
Лопухин спустился в холл, сразу же узнал Савинкова, впился в его лицо своими пронзительно-черными глазами, заметно побледнел, Савинков, наоборот, улыбнулся бывшему директору департамента полиции, протянул ему свою девичью ладонь с безжизненно длинными пальцами, рукопожатие его тем не менее было цепким и сухим.
— Алексей Александрович, — сказал он, — за вами поставлена слежка. Этот господин, — Савинков кивнул на филера, — один из трех, кто вас постоянно сопровождает. Впрочем возможно, это ваша охрана?
Лопухин резко оборотился, филер, замерев, сидел, уткнувшись в газету.
— В ресторан он за нами не пойдет, — усмешливо продолжил Савинков. — Их же в черном теле держат, сплошная подотчетность у страдальцев, так что давайте обговорим наш план за трапезой.
Как только бывший директор департамента полиции и бомбист, приговоренный к повешению, покинули отель, филер пробкой выскочил из холла.
…Когда назавтра завершились официальные переговоры Лопухина, возле банка его поджидал в кебе Зензинов, в прошлом террорист, ныне член ЦК, отвечавший за финансы и нелегальную транспортировку в Россию партийной литературы.
Он привез Лопухина не на Чаринг-кросс, справедливо полагая, что Петербургу известен адрес явочной квартиры партии, а в район Хайгета, в ресторанчик, который содержал симпатизант партии, выходец из Киева, женившийся на англичанке. На двери висела табличка, уведомлявшая, что ресторан откроется в восемь часов вечера, никого посторонних, таким образом, не было, только секретари ЦК Чернов, Зензинов и Савинков, всех троих Лопухин знал с девятьсот четвертого года, по фотографиям, ничуть не изменились, только разве Чернов несколько осунулся; хотя неудивительно: партию обвиняют в том, что одним из ее руководителей был полицейский провокатор, — это косвенное обвинение и самого ЦК хороша революционная партия, которая допустила в свои ряды агента, ну и атмосфера у революционеров, если они многие годы жили бок о бок с предателем, напрочь отвергая все те обвинения, которые выдвигались против Азефа в течение последних четырех лет.
— Господин Лопухин, — сказал Чернов, подвигая гостю стакан с чаем, — во-первых, мы благодарны вам за то, что вы решились на эту встречу. Во-вторых, мы должны сразу же заявить, что являемся членами революционного суда, который создан по решению ЦК для разбирательства обвинения Азефа в провокации после того, как вы якобы встретились в поезде с Владимиром Бурцевым. И, в-третьих, отдаете ли вы себе отчет в том, что ваши показания могут быть преданы гласности и, таким образом, вы можете подвергнуться гонениям в России!
— С Бурцевым я действительно встречался, — ответил Лопухин, словно бы превозмогая самого себя. — Вы правы, в поезде он подсел в купе около Кельна… Что касается моей судьбы после возвращения на родину, то пусть вас это не обременяет, время обниматься и время уклоняться от объятий моя забота, моя, не ваша. Словом, я готов ответить на вопросы. Приобщите, кстати, к делу мое письмо Столыпину, я его отправил перед выездом.
— Благодарю, — ответил Чернов, сглотнув сухой комок в горле, было видно, как он волновался, начиная разговор; какой-то момент Савинкову даже казалось, что Виктор Михайлович был бы несказанно рад, откажись Лопухин давать развернутые показания, тогда дело Азефа можно прикрыть за недостаточностью доказательств. — Вы можете повторить под присягой, что член ЦК и руководитель Боевой Организации Азеф был вашим агентом?
— Он не был агентом. Если бы он был агентом, я бы не стал открывать вам его имя. Агент есть лицо, освещающее преступную, антиправительственную деятельность запрещенных организаций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66