И противостоят Курлову, как это ни странно, только два человека — Столыпин и я. Точнее даже, я и Столыпин. Вы спросите отчего "я" и «Столыпин». Отвечаю лично, премьер никогда делами тайной полиции не занимался. Все вел я, это вашим товарищам известно. Когда меня турнули, Столыпин остался без прикрытия. Он на мушке. На курловской мушке Александр Иванович. Я понимаю, соловья баснями не кормят. Поэтому перехожу к конкретному предложению если вы убираете Курлова, Виссарионова и Карпова, в империи вновь вводится военное положение я немедленно прихожу на пост заведывающего секретной полицией, если даже не товарища министра и первым моим шагом — во имя окончательного умиротворения страны — будет внесение законопроекта о праве социалистовреволюционеров на легализацию и допуск ее людей на выборы в новую Думу. Заранее ставлю условие с террором придется кончать. Политическая борьба — да. Полная амнистия Чернову, Савинкову, Зензинову, Доре Бриллиант, Карповичу словом всей боевой организации — да. Право критики правительства — да. Участие в кабинете если туда войдут Гучков и Милюков — да. Вот так. Я сказал то чего никогда никому и ни при каких условиях более не скажу. Если Бартольд сошлется в своем письме на меня и это письмо перехватит Курлов, я погиб, но и партия ваша погибла. Еще водки?
Герасимов ждал, что Петров поднимется, скажет, что такую информацию он должен донести до Бартольда немедленно, но тот подвинул ему свою рюмку.
— А ведь к такому уровню беседы я не готов, Александр Васильевич…
— С Бартольдом я встречаться не могу.
— Не он один со мною прибыл.
— Кто еще?
— Василий Луканов.
— У него виски седые? — спросил Герасимов, горделиво подивившись собственной памяти, кого из охраны выкинули, идиоты?!
— Он сейчас крашеный.
— Под англичанина работает, — убежденно сказал Герасимов, — весь в клетчатом и кепи с длинным козырьком.
В глазах у Петрова метнулся испуг — быстрый и неожиданный, как измена.
— Водите нас? За каждым шагом глядите?
— Лично за вами смотрит Доброскок. Бартольда с Луканновым не трогаем, меня они не интересуют. Да и за вами топают только для того лишь, чтоб курловские стервятники не подрезали ненароком, решив, что вы мой человек, а с ними играете…
— Объясните, какие филеры ваши, а какие курловские?
— Наши — старики…
— Я таких не замечал.
Герасимов пожал плечами:
— Мастера, оттого и не замечали.
— Значит, трое мордастых, которые не отстают ни на шаг, курловские?
— Не убежден. Скорее всего это филеры Карпова.
Вас отдали Карпову, но он будет ставить с вами курловский спектакль…
Петров снова хихикнул:
— Интересно, а Семигановский тоже меня вам отдал? Или вы меня приказной силой забрали?
— Что, начался русский комплекс? — рассердился Герасимов. — Слезы жалости о погубленной жизни, исступленное желание напиться, чтобы все забыть, а наутро в церкву, молить о спасении? А кто написал письмо Семигановскому с предложением о сотрудничестве? Вас никто ни к чему не неволил! А уж сейчас и подавно…
Петров сник, руки его бессильно повисли вдоль тела.
— Не сердитесь на меня, Александр Васильевич…
— Слушайте, вздохнул Герасимов с нескрываемой жалостью, уезжайте вы отсюда, а? Я дам вам денег, куплю билет на пароход в Америку, выступите там с лекциями, расскажете, как потеряли ногу во имя революции, откроете курсы или там лавочку какую, не знаю, но хоть жить будете по-человечески…
— В лавочке? — Петров посмотрел на Герасимова с неожиданной надменностью. — Что прикажете продавать? Бублики? Или фиксатор для усов? Уж не путаете ли вы меня с кем-то, Александр Васильевич?
— Смотрите. — Герасимов допил свою водку. — Я внес вам предложение как друг. Принять его никогда не поздно. А за лавочку простите, я не хотел вас обидеть…
— Когда я с вами, — заметил Петров, по-прежнему не закусывая, — все ясно, четко и логично. Но стоит мне остаться одному или, того хуже, попасть к тем, как голова начинает взрываться, рвань в глазах, отчаяние… Как мне поступать, Александр Васильевич? Давайте ставьте спектакль…
Герасимов покачал головой:
— Это уже не спектакль… Если бы не курловские мерзавцы, если б Долгов вовремя прибыл к вам в Париж вот тогда бы мы получили спектакль… А сейчас надо строить комбинацию. Это пострашнее, Александр Васильевич. Если она пройдет так, как мы задумаем, вы станете прижизненной легендой русского демократического движения, если погибнем, тоже войдем в историю…
— Бартольду ничего говорить нельзя, — думая о чем-то своем, медленно произнес Петров. — И Василю тоже. Они без Савинкова, без его утверждения, ничего делать не станут, а тем более менять план. Сказано: привести приговор против Герасимова — и все. Точка. Если излагать им вашу задумку, ждать ответа из Парижа, я сорвусь, не выдержу.
— И я так думаю, — согласился Герасимов. — Все дело надо провести как можно скорее… Завтра к вам придет Карпов. Или пришлет кого, не знаю, в деле его не видел… Связь станем поддерживать через Доброскока. Фамилию его забудьте, не надо вам ее помнить, разве что в случае уж самой крайней нужды… «Коля» — вот и все его имя. Чтобы гарантировать вашу безопасность после того, как Курлов, Виссарионов и Карпов будут устранены, «Коля» познакомит вас с людьми, которые обеспечат ваш отход… Ну, а теперь к делу… Его конструкция видится мне следующим образом…
…Карпов отвез Петрова в ресторан «Кюба», один из самых дорогих, накрыл роскошный стол.
Петров молил бога, чтобы не поддаться чарам, обволакивает: Герасимов предупреждал, словно в воду глядел: «когда один хвалит — это наплевать и забыть! До тех пор пока ваше имя не будет занесено на скрижали, не станет достоянием первых полос всех газет мира, не верьте, комбинируют, мнут, готовят для себя!»
— Ну, пора б и по рюмашке, — сказал Карпов, — кто из русских начинает серьезный разговор без тоста?
Чокнулись, махнули; Карпов сразу же принялся за угрей; Петров засмолил папироску.
— Почему не кушаете? — спросил Карпов. — Угри отменные, кишки сальцем обволочет, никакая водка не проймет.
Сытый физиологизм этой фразы показался Петрову отвратительным; пьянеть нельзя, сказал он себе, ночью напьюсь, у Герасимова, с тем можно, в глаза не льстит.
— За наше дружество, — провозгласил Карпов, налил по второй, — за то, чтоб работа у нас шла, как говорится, душа в душу. Я за своих жизнь готов отдать, Александр Иванович… Если деньги нужны, документы, что иное, сразу ко мне, без всяких там цирлих-манирлих…
Выпив, недоуменно поглядел на нетронутую рюмку Петрова:
— У нас так не полагается…
— Сергей Георгиевич, — ответил Петров, закурив новую папироску, — сначала давайте обговорим дело. Вы ж меня не просто так в этот номер пригласили… Вы ведь намерены узнать, с чем я вернулся из Парижа… Так?
— Так-то оно так, — ответил Карпов, — но мне хочется вас от всего сердца принять, чтобы по-нашему, по-русски, все было широко…
— Не уйдет, — сказал Петров, поняв, что игра пошла, он в форме, и этот спектакль с полковником ему угоден. — Свое возьмем, когда кончим дело… Так что давайте прервем трапезу, пока я вам не расскажу… Я ведь сегодня почти не спал, оттого что ночь провел у генерала Герасимова…
Карпов чуть не подавился угрем, отодвинул тарелку, нахмурился:
— Это когда же было?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Герасимов ждал, что Петров поднимется, скажет, что такую информацию он должен донести до Бартольда немедленно, но тот подвинул ему свою рюмку.
— А ведь к такому уровню беседы я не готов, Александр Васильевич…
— С Бартольдом я встречаться не могу.
— Не он один со мною прибыл.
— Кто еще?
— Василий Луканов.
— У него виски седые? — спросил Герасимов, горделиво подивившись собственной памяти, кого из охраны выкинули, идиоты?!
— Он сейчас крашеный.
— Под англичанина работает, — убежденно сказал Герасимов, — весь в клетчатом и кепи с длинным козырьком.
В глазах у Петрова метнулся испуг — быстрый и неожиданный, как измена.
— Водите нас? За каждым шагом глядите?
— Лично за вами смотрит Доброскок. Бартольда с Луканновым не трогаем, меня они не интересуют. Да и за вами топают только для того лишь, чтоб курловские стервятники не подрезали ненароком, решив, что вы мой человек, а с ними играете…
— Объясните, какие филеры ваши, а какие курловские?
— Наши — старики…
— Я таких не замечал.
Герасимов пожал плечами:
— Мастера, оттого и не замечали.
— Значит, трое мордастых, которые не отстают ни на шаг, курловские?
— Не убежден. Скорее всего это филеры Карпова.
Вас отдали Карпову, но он будет ставить с вами курловский спектакль…
Петров снова хихикнул:
— Интересно, а Семигановский тоже меня вам отдал? Или вы меня приказной силой забрали?
— Что, начался русский комплекс? — рассердился Герасимов. — Слезы жалости о погубленной жизни, исступленное желание напиться, чтобы все забыть, а наутро в церкву, молить о спасении? А кто написал письмо Семигановскому с предложением о сотрудничестве? Вас никто ни к чему не неволил! А уж сейчас и подавно…
Петров сник, руки его бессильно повисли вдоль тела.
— Не сердитесь на меня, Александр Васильевич…
— Слушайте, вздохнул Герасимов с нескрываемой жалостью, уезжайте вы отсюда, а? Я дам вам денег, куплю билет на пароход в Америку, выступите там с лекциями, расскажете, как потеряли ногу во имя революции, откроете курсы или там лавочку какую, не знаю, но хоть жить будете по-человечески…
— В лавочке? — Петров посмотрел на Герасимова с неожиданной надменностью. — Что прикажете продавать? Бублики? Или фиксатор для усов? Уж не путаете ли вы меня с кем-то, Александр Васильевич?
— Смотрите. — Герасимов допил свою водку. — Я внес вам предложение как друг. Принять его никогда не поздно. А за лавочку простите, я не хотел вас обидеть…
— Когда я с вами, — заметил Петров, по-прежнему не закусывая, — все ясно, четко и логично. Но стоит мне остаться одному или, того хуже, попасть к тем, как голова начинает взрываться, рвань в глазах, отчаяние… Как мне поступать, Александр Васильевич? Давайте ставьте спектакль…
Герасимов покачал головой:
— Это уже не спектакль… Если бы не курловские мерзавцы, если б Долгов вовремя прибыл к вам в Париж вот тогда бы мы получили спектакль… А сейчас надо строить комбинацию. Это пострашнее, Александр Васильевич. Если она пройдет так, как мы задумаем, вы станете прижизненной легендой русского демократического движения, если погибнем, тоже войдем в историю…
— Бартольду ничего говорить нельзя, — думая о чем-то своем, медленно произнес Петров. — И Василю тоже. Они без Савинкова, без его утверждения, ничего делать не станут, а тем более менять план. Сказано: привести приговор против Герасимова — и все. Точка. Если излагать им вашу задумку, ждать ответа из Парижа, я сорвусь, не выдержу.
— И я так думаю, — согласился Герасимов. — Все дело надо провести как можно скорее… Завтра к вам придет Карпов. Или пришлет кого, не знаю, в деле его не видел… Связь станем поддерживать через Доброскока. Фамилию его забудьте, не надо вам ее помнить, разве что в случае уж самой крайней нужды… «Коля» — вот и все его имя. Чтобы гарантировать вашу безопасность после того, как Курлов, Виссарионов и Карпов будут устранены, «Коля» познакомит вас с людьми, которые обеспечат ваш отход… Ну, а теперь к делу… Его конструкция видится мне следующим образом…
…Карпов отвез Петрова в ресторан «Кюба», один из самых дорогих, накрыл роскошный стол.
Петров молил бога, чтобы не поддаться чарам, обволакивает: Герасимов предупреждал, словно в воду глядел: «когда один хвалит — это наплевать и забыть! До тех пор пока ваше имя не будет занесено на скрижали, не станет достоянием первых полос всех газет мира, не верьте, комбинируют, мнут, готовят для себя!»
— Ну, пора б и по рюмашке, — сказал Карпов, — кто из русских начинает серьезный разговор без тоста?
Чокнулись, махнули; Карпов сразу же принялся за угрей; Петров засмолил папироску.
— Почему не кушаете? — спросил Карпов. — Угри отменные, кишки сальцем обволочет, никакая водка не проймет.
Сытый физиологизм этой фразы показался Петрову отвратительным; пьянеть нельзя, сказал он себе, ночью напьюсь, у Герасимова, с тем можно, в глаза не льстит.
— За наше дружество, — провозгласил Карпов, налил по второй, — за то, чтоб работа у нас шла, как говорится, душа в душу. Я за своих жизнь готов отдать, Александр Иванович… Если деньги нужны, документы, что иное, сразу ко мне, без всяких там цирлих-манирлих…
Выпив, недоуменно поглядел на нетронутую рюмку Петрова:
— У нас так не полагается…
— Сергей Георгиевич, — ответил Петров, закурив новую папироску, — сначала давайте обговорим дело. Вы ж меня не просто так в этот номер пригласили… Вы ведь намерены узнать, с чем я вернулся из Парижа… Так?
— Так-то оно так, — ответил Карпов, — но мне хочется вас от всего сердца принять, чтобы по-нашему, по-русски, все было широко…
— Не уйдет, — сказал Петров, поняв, что игра пошла, он в форме, и этот спектакль с полковником ему угоден. — Свое возьмем, когда кончим дело… Так что давайте прервем трапезу, пока я вам не расскажу… Я ведь сегодня почти не спал, оттого что ночь провел у генерала Герасимова…
Карпов чуть не подавился угрем, отодвинул тарелку, нахмурился:
— Это когда же было?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66