каждый испанец обязан любить свою высокотехническую, высококультурную (а ни один "культурный человек не может быть марксистом") армию, которая отвечает за будущее нации.
Так фашисты говорят в современной Испании. А как действуют? Вот лишь один пример: несколько общественных организаций города Сабадель в январе 1976 года направили в муниципалитет петицию об амнистии. Люди просили мэра Хосе Бурролье зачитать членам муниципалитета их петицию. Мэр отказал. Представители общественности - рабочие, священник, инженер, врачи - начали скандировать: "В отставку!" Ворвалась полиция. Никого не били - что правда, то правда. Просили, чуть подталкивая плечами, разойтись "подобру-поздорову". Родригес, работник местного синдиката, не мог спокойно видеть н е п о в и н о в е н и е. Он набросился на пятнадцатилетнюю школьницу Изабель Гарсиа Порсель и зверски избил ее. ("Черная сотня" или "штурмовики" - разве не похоже?) Отец пытался заступиться за дочь - Родригес вытащил пистолет: "Я пристрелю тебя, красная собака!" Пистолет - это нехорошо, это- опасно: полиция отбила девушку, перенесла ее в вестибюль, положила возле мэра, на диван. Девушка, утерев с лица кровь, увидела рядом с мэром Родригеса и закричала в ужасе. Корреспондент журнала "Мундо" Дионисио Хименес обратился к Родригесу:
- Кто дал вам право так вести себя?
Родригес поиграл пистолетиком:
- Хочешь, чтобы я тебя прикончил?
Журналиста Хименеса немедленно окружили молодчики - и так же, как и Изабель - избили, по надежным гитлеровско-франкистским рецептам. Когда Хименес поднимался с пола, заместитель мэра по внутренним делам не преминул упредить:
- Советую тщательно подумать о том, что ты собираешься написать в свой журнал!
К Хименесу бросился на помощь его коллега - журналист Ксавьер Бинадер. Его тоже избили. Тот же помощник мэра, наблюдая избиение, сказал, закуривая:
- Допрыгался. Пришло и твое время.
Хименес вместе с адвокатом обратился в комиссариат полиции. Когда они выходили, адвоката Рамона Вальдеса окружила толпа фашистов. Его били железными цепями. По голове. До тех пор, пока служитель закона не упал на асфальт".
* * *
Душа в облаках,
А тело, как плач
Плачет народ - плачет маэстро...
Священник деревни из "прежних",
Для него маэстро - атеист,
А для мэра - он, конечно, коммунист,
А для "гвардиа сивиль" - анархист,
А для тех кто во дворцах, - сепаратист...
В деревенском казино, где каждый вечер
Собирается "бо мон" - два офицера и фельдшер,
Ему не дают стула.
Это верные и хорошие люди
Написали, куда надо,
Что мысли маэстро им непонятны,
Сложны, неприятны.
Они написали, куда надо,
Что маэстро читает детям Мачадо,
Того самого Мачадо, который шлялся по этим равнинам,
Прежде чем умные люди изгнали его из страны.
Он губит детей, этот маэстро!
Он не бьет их,
И не ставит на колени в углу класса
И не таскает за уши...
Хорош себе маэстро!
Ведь давно известно, что лишь кнут
Хорошо учит: и детей и взрослых,
Слова - развращают.
Они написали,
Что этот любитель Мачадо
Ни разу не побыл - как надо!
На празднике нового сада,
Который разбили около полицейского участка
Дамы-патронессы.
К письмам хороших людей прислушались.
Умные письма попадают к умным людям.
Маэстро прогнали из школы.
И сейчас "верные и хорошие люди"
Спокойно играют в карты в своем казино,
Потому что их детей учат так, как положено:
И побьют, и потаскают за уши, и поставят на колени.
Хорошая смена растет - знает, что такое кнут.
Кнут теперь снова чтут.
Это - баллада баска Патчи Андриона. Патчи поет свои стихи, он бард. Этого славного парня называют "некоронованным королем Страны Басков".
- Теперь меня перестали запрещать, - усмехается Патчи, - теперь мне разрешают выступать без предварительного просмотра текста песен. Что-то даже не верится, наверное, скоро посадят.
Он берет свою гитару, склоняет сильное лицо к деке, замирает на мгновение, а потом требовательно и резко трогает струны - "Сонет 1937-1975".
Я плаваю в тишине,
Плаваю.
Воспоминания - как нога в гипсе,
Как крик роженицы,
Словно шепот вопиющего в пустыне.
Эта страшная тишина рождает желание,
Чтобы ветер вырвался из моих сухих ладоней,
Чтобы сердце остановилось,
Но сердце мне не подвластно,
Мне подвластен голос, и я рожаю песни
Как гвозди.
А в моих песнях
Я хочу схватить тишину солнечного утра за волосы,
Я хочу выжать небо, как жирный апельсин,
И чтобы зубы свело оскоминой,
И чтобы это разбудило жажду прокричать
Мою песню.
Петь для себя - непозволительная роскошь,
Мыльный пузырь из шепота,
Шаги в пустоте,
Дыра в ничто...
Поющий тихо - поет для себя;
Нельзя петь по карточной системе, когда голоса отпускают на день
Триста граммов.
Или пол-литра.
Тогда умирает слово.
Оно становится жалобой.
А разве поэзия - жалоба?
Поэзия - это ненормированное требование.
Нельзя регулировать поэзию, как магнитофон.
Нельзя петь без ненависти.
Я - во всяком случае - не могу:
Для этого у меня нет времени.
Такие настроения - типичны для испанских бардов. Здешние барды - это с е р ь е з н о, каждый выходит на сцену со своей политической платформой. Эстетическая - у всех общая: испанская музыка, испанское слово, прекрасная испанская открытость. Раньше правительство остро реагировало на такие песни-призывы; певцов лишали права выступлений, вынуждали эмигрировать. Нынешний режим повел себя умнее: пой себе на здоровье, что угодно - рядом с залом, где ты поешь, стоят два джипа с "грильос", которые вооружены автоматами, стреляющими не только резиновыми пулями.
Несмотря- на трескучие - особенно во внешполитическом аспекте - пассы нового правительства, в Мадриде вовсю работает НРУ (национальное разведывательное управление) Пиночета. Друзья рассказали, что посольство Чили содержит здесь одиннадцать "военных атташе" - чуть не вдвое больше, чем позволяют себе американцы. Эти "нрувцы" заняты подготовкой террористических актов против ведущих чилийских эмигрантов. Причем, поскольку коммунисты и социалисты не могут быть выявлены - они находятся в подполье, - удар обращен против левых демохристиан. Пиночет объявил, что ни о какой многопартийности, ни о какой демократии в Чили до конца XX века не может быть речи, следовательно, необходимо устранить всех возможных претендентов на власть, даже представляющих интересы национальной буржуазии.
Первой жертвой НРУ оказался генерал Карлос Пратс, занимавший ключевые посты в министерстве обороны Чили - и во времена Фрея и в годы Народного Единства. В его машину была подложена мина. Генерал и его жена были убиты. Это случилось в Аргентине. Следом за тем агенты НРУ переместились в Европу, выбрав местом для координирующей штаб-квартиры Мадрид. При Франко им здесь помогали не только советами. Отсюда, из Мадрида, НРУ начало охоту за бывшим министром внутренних дел, одним из основателей христианско-демократической партии Бернардо Лейтоном, бывшим министром иностранных дел Габриэлем Вальдесом, ныне являющимся помощником Генерального секретаря ООН, и за Радомиро Томичем, выдвигавшемся на пост президента Чили от ХДП в 1970 году.
Не испанская полиция, а чилийская оппозиция в Мадриде предупредила Бернардо Лейтона в 1975 году (еще при жизни Франко), что НРУ готовит на него покушение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Так фашисты говорят в современной Испании. А как действуют? Вот лишь один пример: несколько общественных организаций города Сабадель в январе 1976 года направили в муниципалитет петицию об амнистии. Люди просили мэра Хосе Бурролье зачитать членам муниципалитета их петицию. Мэр отказал. Представители общественности - рабочие, священник, инженер, врачи - начали скандировать: "В отставку!" Ворвалась полиция. Никого не били - что правда, то правда. Просили, чуть подталкивая плечами, разойтись "подобру-поздорову". Родригес, работник местного синдиката, не мог спокойно видеть н е п о в и н о в е н и е. Он набросился на пятнадцатилетнюю школьницу Изабель Гарсиа Порсель и зверски избил ее. ("Черная сотня" или "штурмовики" - разве не похоже?) Отец пытался заступиться за дочь - Родригес вытащил пистолет: "Я пристрелю тебя, красная собака!" Пистолет - это нехорошо, это- опасно: полиция отбила девушку, перенесла ее в вестибюль, положила возле мэра, на диван. Девушка, утерев с лица кровь, увидела рядом с мэром Родригеса и закричала в ужасе. Корреспондент журнала "Мундо" Дионисио Хименес обратился к Родригесу:
- Кто дал вам право так вести себя?
Родригес поиграл пистолетиком:
- Хочешь, чтобы я тебя прикончил?
Журналиста Хименеса немедленно окружили молодчики - и так же, как и Изабель - избили, по надежным гитлеровско-франкистским рецептам. Когда Хименес поднимался с пола, заместитель мэра по внутренним делам не преминул упредить:
- Советую тщательно подумать о том, что ты собираешься написать в свой журнал!
К Хименесу бросился на помощь его коллега - журналист Ксавьер Бинадер. Его тоже избили. Тот же помощник мэра, наблюдая избиение, сказал, закуривая:
- Допрыгался. Пришло и твое время.
Хименес вместе с адвокатом обратился в комиссариат полиции. Когда они выходили, адвоката Рамона Вальдеса окружила толпа фашистов. Его били железными цепями. По голове. До тех пор, пока служитель закона не упал на асфальт".
* * *
Душа в облаках,
А тело, как плач
Плачет народ - плачет маэстро...
Священник деревни из "прежних",
Для него маэстро - атеист,
А для мэра - он, конечно, коммунист,
А для "гвардиа сивиль" - анархист,
А для тех кто во дворцах, - сепаратист...
В деревенском казино, где каждый вечер
Собирается "бо мон" - два офицера и фельдшер,
Ему не дают стула.
Это верные и хорошие люди
Написали, куда надо,
Что мысли маэстро им непонятны,
Сложны, неприятны.
Они написали, куда надо,
Что маэстро читает детям Мачадо,
Того самого Мачадо, который шлялся по этим равнинам,
Прежде чем умные люди изгнали его из страны.
Он губит детей, этот маэстро!
Он не бьет их,
И не ставит на колени в углу класса
И не таскает за уши...
Хорош себе маэстро!
Ведь давно известно, что лишь кнут
Хорошо учит: и детей и взрослых,
Слова - развращают.
Они написали,
Что этот любитель Мачадо
Ни разу не побыл - как надо!
На празднике нового сада,
Который разбили около полицейского участка
Дамы-патронессы.
К письмам хороших людей прислушались.
Умные письма попадают к умным людям.
Маэстро прогнали из школы.
И сейчас "верные и хорошие люди"
Спокойно играют в карты в своем казино,
Потому что их детей учат так, как положено:
И побьют, и потаскают за уши, и поставят на колени.
Хорошая смена растет - знает, что такое кнут.
Кнут теперь снова чтут.
Это - баллада баска Патчи Андриона. Патчи поет свои стихи, он бард. Этого славного парня называют "некоронованным королем Страны Басков".
- Теперь меня перестали запрещать, - усмехается Патчи, - теперь мне разрешают выступать без предварительного просмотра текста песен. Что-то даже не верится, наверное, скоро посадят.
Он берет свою гитару, склоняет сильное лицо к деке, замирает на мгновение, а потом требовательно и резко трогает струны - "Сонет 1937-1975".
Я плаваю в тишине,
Плаваю.
Воспоминания - как нога в гипсе,
Как крик роженицы,
Словно шепот вопиющего в пустыне.
Эта страшная тишина рождает желание,
Чтобы ветер вырвался из моих сухих ладоней,
Чтобы сердце остановилось,
Но сердце мне не подвластно,
Мне подвластен голос, и я рожаю песни
Как гвозди.
А в моих песнях
Я хочу схватить тишину солнечного утра за волосы,
Я хочу выжать небо, как жирный апельсин,
И чтобы зубы свело оскоминой,
И чтобы это разбудило жажду прокричать
Мою песню.
Петь для себя - непозволительная роскошь,
Мыльный пузырь из шепота,
Шаги в пустоте,
Дыра в ничто...
Поющий тихо - поет для себя;
Нельзя петь по карточной системе, когда голоса отпускают на день
Триста граммов.
Или пол-литра.
Тогда умирает слово.
Оно становится жалобой.
А разве поэзия - жалоба?
Поэзия - это ненормированное требование.
Нельзя регулировать поэзию, как магнитофон.
Нельзя петь без ненависти.
Я - во всяком случае - не могу:
Для этого у меня нет времени.
Такие настроения - типичны для испанских бардов. Здешние барды - это с е р ь е з н о, каждый выходит на сцену со своей политической платформой. Эстетическая - у всех общая: испанская музыка, испанское слово, прекрасная испанская открытость. Раньше правительство остро реагировало на такие песни-призывы; певцов лишали права выступлений, вынуждали эмигрировать. Нынешний режим повел себя умнее: пой себе на здоровье, что угодно - рядом с залом, где ты поешь, стоят два джипа с "грильос", которые вооружены автоматами, стреляющими не только резиновыми пулями.
Несмотря- на трескучие - особенно во внешполитическом аспекте - пассы нового правительства, в Мадриде вовсю работает НРУ (национальное разведывательное управление) Пиночета. Друзья рассказали, что посольство Чили содержит здесь одиннадцать "военных атташе" - чуть не вдвое больше, чем позволяют себе американцы. Эти "нрувцы" заняты подготовкой террористических актов против ведущих чилийских эмигрантов. Причем, поскольку коммунисты и социалисты не могут быть выявлены - они находятся в подполье, - удар обращен против левых демохристиан. Пиночет объявил, что ни о какой многопартийности, ни о какой демократии в Чили до конца XX века не может быть речи, следовательно, необходимо устранить всех возможных претендентов на власть, даже представляющих интересы национальной буржуазии.
Первой жертвой НРУ оказался генерал Карлос Пратс, занимавший ключевые посты в министерстве обороны Чили - и во времена Фрея и в годы Народного Единства. В его машину была подложена мина. Генерал и его жена были убиты. Это случилось в Аргентине. Следом за тем агенты НРУ переместились в Европу, выбрав местом для координирующей штаб-квартиры Мадрид. При Франко им здесь помогали не только советами. Отсюда, из Мадрида, НРУ начало охоту за бывшим министром внутренних дел, одним из основателей христианско-демократической партии Бернардо Лейтоном, бывшим министром иностранных дел Габриэлем Вальдесом, ныне являющимся помощником Генерального секретаря ООН, и за Радомиро Томичем, выдвигавшемся на пост президента Чили от ХДП в 1970 году.
Не испанская полиция, а чилийская оппозиция в Мадриде предупредила Бернардо Лейтона в 1975 году (еще при жизни Франко), что НРУ готовит на него покушение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36