Поехали.
Ван потер рукой засыпанные песком глаза, и, накренившись, соскользнул в невнятную дрему.
Когда он проснулся, анестезия перестала действовать. Надтреснутый череп полыхал, точно пожар в угольном разрезе. Клочья плоти, когда-то резиноватые и холодные, весело горели.
Молодого хирурга с ночной смены, который собрал по кусочкам лицо Вана, звали доктор Мукерджи. У него были сияющие глаза, тонкие руки и улыбка, полная искренней врачебной доброжелательности.
Отложив блокнот на прозрачном пюпитре, Мукерджи ощупал рукой в белой перчатке челюсти и десны больного.
– Признаков заражения нет, – сообщил он, внимательно вглядываясь в мучительно ноющую кашу. – У такого здорового мужчины лицевые кости срастутся быстро. – Он убрал облитые резиной пальцы у Вана изо рта и потрепал страдальца по левому, нетронутому плечу. – Военный, да? Несчастный случай на тренировке?
Ван хмыкнул. Отекшие десны полыхали болью. Доктор Мукерджи понимающе кивнул.
– Демерол. – Он сделал пометку в блокноте хромово блестящей шариковой ручкой. – Давление у вас слишком высокое для такого молодого человека. Порыбачьте. Возьмите отпуск. Расслабьтесь.
Ван повел плечами, намекая, что хотел бы ими пожать. Спина и живот болели от пинков и ударов. Но расползавшиеся по телу синяки в сравнении с переломом черепа не смотрелись.
– Сегодня мы вас выпишем. Переломы чистые, канальцы не пострадали. Костный цемент заместится новой костью. Скрепы вынуть через месяц. Это амбулаторная процедура.
Ван осознал, что новость ему сообщают изумительную. Перелом костей черепа – а его на следующий день выписывают из больницы. Благодарить ли за это медицину?
– Надо будет сделать томографию, – предупредил доктор Мукерджи. – Что случилось с корнями зубов, не могу сказать. Я челюстно-лицевой хирург, а не ортодонт.
– М-м-мф!
– К ортодонту вам обязательно надо обратиться, мистер Вандевеер. К старости вам, возможно, часто придется обращаться к ортодонту. – Доктор Мукерджи осторожно перевернул листок в блокноте. – Не будь вы американцем… или живи тридцать лет тому назад, что то же самое… вчера вечером вы бы остались калекой на всю жизнь. Да, изувечены. Очень неудачно. Но не в наши дни. Нет. Сейчас мы можем полностью восстановить вашу прежнюю внешность. Наши дантисты просто творят чудеса. Хотя губа… да, губа меня тревожит.
Швы на рассаженной верхней губе казались Вану частью чужого тела. Они принадлежали некоему далекому, неведомому, легендарному созданию. Возможно, мишленовскому человечку.
– Будете шепелявить, – предупредил доктор. – Некоторое время. Возможно, долгое время.
Ван молча кивнул.
– И шрамы останутся. Пластическая хирургия показана. Или можете отрастить бороду. Борода вам пойдет, полагаю.
Фанни принесла ему цветы.
– Никто не знает, что с тобой случилось, – заверила она его. – Ну то есть Майк Хикок знает. И я знаю. И те двое громил из твоей квартиры – вот же они, должно быть, удивились, когда ты ему рыло начистил! – Глаза Фанни сияли искренней секретарской гордостью. – Это было потрясающе. Bay! А я всем сказала, что ты упал с лестницы. Сойдет?
Ван пробежался по клавиатуре и показал Фанни экран лэптопа: «ДОЛЖНО ХВАТИТЬ».
– Выглядишь лучше, чем я ожидала. Но больно было, должно быть, ужасно!
Ван развел руками. Боль от исцеления отличалась от ошеломляющей, пришпорившей сердце боли от ран. Боль отнимала разум и заменяла его чувством. И приводила в дикое, снедающее нетерпение.
– Я тебе принесла отличную книгу. Знаю, в больнице так скучно бывает.
Фанни сунула Вану томик в бумажной обложке. Ван взял книгу. Левую руку кольнула всаженная в вену игла. Книга оказалась чешским изданием переводов на английский пьес и эссе Вацлава Гавела. Судя по обтрепанным уголкам и потрескавшемуся корешку, она долго болталась на дне студенческого рюкзака.
При виде этой до нелепости зачитанной и затертой книженции Ван отчего-то преисполнился благодарности и теплоты. Книге пришлось тяжелей, чем его лицу.
Фанни заморгала из-под очков.
– Я долго по больницам болталась, когда мне было, типа, шестнадцать-семнадцать. Ну то есть очень долго. Отец просто с ума сходил. Даже мама волновалась, а она, типа, привыкла к нашим болезням.
Ван отложил книгу на столик-каталку, к миске тума.
– Когда я поправилась, заставила родителей отправить меня в Прагу. Потому что услышала где-то, что Прага – это лучшее место, чтобы прятаться от сумасшедших родителей. Ну, в Праге и правда клёво, но я никогда клёвой девочкой не была. Вот подругу я себе там нашла правда клёвую. Ее зовут Ева. Она чешка. Она знала папу и хорошо ко мне относилась.
Ван побарабанил по клавишам.
– В Штатах этой книги не достать. Чешские книги все малотиражные. Страна очень маленькая.
«ОНА О ЧЁМ?»
Фанни пропустила вопрос мимо ушей.
– Понимаешь, здесь, в США, все говорят о Вацлаве Гавеле так, словно он, типа, святой. Ну так и есть. Было. Но Ева, моя подруга, – она, типа, его родственница. Ей пришлось терпеть святого на посту президента.
Ван поднял брови – точней, попытался. Правая послушалась. Левая до сих пор не отошла от лидокаина.
– Ева мне говорила – да, Вацлав Гавел точно святой, но святые не могут руководить правительством. Ну то есть началось с того, что страна развалилась напополам. Гавел отвратительный администратор. Он всё время болел. Его первая жена, первая леди, которую все любили, – она умерла от рака. Он женился во второй раз на какой-то, типа, хипующей актриске, которую никто терпеть не мог.
Ван молча уставился на нее. Ну зачем Фанни его мучает? К чему, во имя всего святого, клонит эта женщина?
– Мы с тобой раньше никогда так замечательно не болтали! – заметила Фанни. Она вытащила из сумки пару хирургических перчаток, а за ними салфетку. – Вот теперь мне кажется, что мы и правда нашли общий язык!
С некоторым усилием Ван смог пошевелить языком. Сколько он мог понять, впрямую язык не пострадал, но всё равно почему-то болел ужасно.
– Спасибо, – прошепелявил он. – Хорошо, что заглянула, Фанни.
Секретарша коротко прослезилась.
– Босс, ты только ни о чём не волнуйся. Я обо всём позабочусь.
– Мм-мм!
– Непременно верну деньги, которые ты потратил на «Грендель». Джеб сказал, что это задача номер один. Bay! А ты такого наворотил с заявками, что это настоящая проблема – вытрясти деньги обратно.
Ван фыркнул. Пазухам его тоже пришлось несладко.
– Джеб от тебя в восторге. Я что хочу сказать – для полицейского он правда отлично разбирается в компьютерах. Ему всё равно, что компьютерщики все такие безнадежные идеалисты. Джеб знает, что ты лучший.
«Я – лучший», – подумал Ван. Стоит ли мучений повторить это вслух? Нет. Никакого смысла.
– Работая с тобой, я так многому научилась, – с благодарностью заявила Фанни. – Типа, так клёво было, что ты никому ничего не говорил про мою дурацкую интрижку на работе. Мне следовало перерасти эту дурь самой. Я всегда слышала, что крутить романы с сотрудниками непрофессионально, но знаешь, пока сама не попробовала, да ещё с таким придурком, как Майк Хикок, не понимала почему.
Сердце Вана заколотилось.
– В общем, теперь я в курсе. Так что с этим покончено и подшито в папку. – Фанни не шутила. – Ван, мне только что предложили работу одновременно в DARPA и внутренней безопасности. Я могу получить место на самом высоком уровне в настоящем федеральном бюро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Ван потер рукой засыпанные песком глаза, и, накренившись, соскользнул в невнятную дрему.
Когда он проснулся, анестезия перестала действовать. Надтреснутый череп полыхал, точно пожар в угольном разрезе. Клочья плоти, когда-то резиноватые и холодные, весело горели.
Молодого хирурга с ночной смены, который собрал по кусочкам лицо Вана, звали доктор Мукерджи. У него были сияющие глаза, тонкие руки и улыбка, полная искренней врачебной доброжелательности.
Отложив блокнот на прозрачном пюпитре, Мукерджи ощупал рукой в белой перчатке челюсти и десны больного.
– Признаков заражения нет, – сообщил он, внимательно вглядываясь в мучительно ноющую кашу. – У такого здорового мужчины лицевые кости срастутся быстро. – Он убрал облитые резиной пальцы у Вана изо рта и потрепал страдальца по левому, нетронутому плечу. – Военный, да? Несчастный случай на тренировке?
Ван хмыкнул. Отекшие десны полыхали болью. Доктор Мукерджи понимающе кивнул.
– Демерол. – Он сделал пометку в блокноте хромово блестящей шариковой ручкой. – Давление у вас слишком высокое для такого молодого человека. Порыбачьте. Возьмите отпуск. Расслабьтесь.
Ван повел плечами, намекая, что хотел бы ими пожать. Спина и живот болели от пинков и ударов. Но расползавшиеся по телу синяки в сравнении с переломом черепа не смотрелись.
– Сегодня мы вас выпишем. Переломы чистые, канальцы не пострадали. Костный цемент заместится новой костью. Скрепы вынуть через месяц. Это амбулаторная процедура.
Ван осознал, что новость ему сообщают изумительную. Перелом костей черепа – а его на следующий день выписывают из больницы. Благодарить ли за это медицину?
– Надо будет сделать томографию, – предупредил доктор Мукерджи. – Что случилось с корнями зубов, не могу сказать. Я челюстно-лицевой хирург, а не ортодонт.
– М-м-мф!
– К ортодонту вам обязательно надо обратиться, мистер Вандевеер. К старости вам, возможно, часто придется обращаться к ортодонту. – Доктор Мукерджи осторожно перевернул листок в блокноте. – Не будь вы американцем… или живи тридцать лет тому назад, что то же самое… вчера вечером вы бы остались калекой на всю жизнь. Да, изувечены. Очень неудачно. Но не в наши дни. Нет. Сейчас мы можем полностью восстановить вашу прежнюю внешность. Наши дантисты просто творят чудеса. Хотя губа… да, губа меня тревожит.
Швы на рассаженной верхней губе казались Вану частью чужого тела. Они принадлежали некоему далекому, неведомому, легендарному созданию. Возможно, мишленовскому человечку.
– Будете шепелявить, – предупредил доктор. – Некоторое время. Возможно, долгое время.
Ван молча кивнул.
– И шрамы останутся. Пластическая хирургия показана. Или можете отрастить бороду. Борода вам пойдет, полагаю.
Фанни принесла ему цветы.
– Никто не знает, что с тобой случилось, – заверила она его. – Ну то есть Майк Хикок знает. И я знаю. И те двое громил из твоей квартиры – вот же они, должно быть, удивились, когда ты ему рыло начистил! – Глаза Фанни сияли искренней секретарской гордостью. – Это было потрясающе. Bay! А я всем сказала, что ты упал с лестницы. Сойдет?
Ван пробежался по клавиатуре и показал Фанни экран лэптопа: «ДОЛЖНО ХВАТИТЬ».
– Выглядишь лучше, чем я ожидала. Но больно было, должно быть, ужасно!
Ван развел руками. Боль от исцеления отличалась от ошеломляющей, пришпорившей сердце боли от ран. Боль отнимала разум и заменяла его чувством. И приводила в дикое, снедающее нетерпение.
– Я тебе принесла отличную книгу. Знаю, в больнице так скучно бывает.
Фанни сунула Вану томик в бумажной обложке. Ван взял книгу. Левую руку кольнула всаженная в вену игла. Книга оказалась чешским изданием переводов на английский пьес и эссе Вацлава Гавела. Судя по обтрепанным уголкам и потрескавшемуся корешку, она долго болталась на дне студенческого рюкзака.
При виде этой до нелепости зачитанной и затертой книженции Ван отчего-то преисполнился благодарности и теплоты. Книге пришлось тяжелей, чем его лицу.
Фанни заморгала из-под очков.
– Я долго по больницам болталась, когда мне было, типа, шестнадцать-семнадцать. Ну то есть очень долго. Отец просто с ума сходил. Даже мама волновалась, а она, типа, привыкла к нашим болезням.
Ван отложил книгу на столик-каталку, к миске тума.
– Когда я поправилась, заставила родителей отправить меня в Прагу. Потому что услышала где-то, что Прага – это лучшее место, чтобы прятаться от сумасшедших родителей. Ну, в Праге и правда клёво, но я никогда клёвой девочкой не была. Вот подругу я себе там нашла правда клёвую. Ее зовут Ева. Она чешка. Она знала папу и хорошо ко мне относилась.
Ван побарабанил по клавишам.
– В Штатах этой книги не достать. Чешские книги все малотиражные. Страна очень маленькая.
«ОНА О ЧЁМ?»
Фанни пропустила вопрос мимо ушей.
– Понимаешь, здесь, в США, все говорят о Вацлаве Гавеле так, словно он, типа, святой. Ну так и есть. Было. Но Ева, моя подруга, – она, типа, его родственница. Ей пришлось терпеть святого на посту президента.
Ван поднял брови – точней, попытался. Правая послушалась. Левая до сих пор не отошла от лидокаина.
– Ева мне говорила – да, Вацлав Гавел точно святой, но святые не могут руководить правительством. Ну то есть началось с того, что страна развалилась напополам. Гавел отвратительный администратор. Он всё время болел. Его первая жена, первая леди, которую все любили, – она умерла от рака. Он женился во второй раз на какой-то, типа, хипующей актриске, которую никто терпеть не мог.
Ван молча уставился на нее. Ну зачем Фанни его мучает? К чему, во имя всего святого, клонит эта женщина?
– Мы с тобой раньше никогда так замечательно не болтали! – заметила Фанни. Она вытащила из сумки пару хирургических перчаток, а за ними салфетку. – Вот теперь мне кажется, что мы и правда нашли общий язык!
С некоторым усилием Ван смог пошевелить языком. Сколько он мог понять, впрямую язык не пострадал, но всё равно почему-то болел ужасно.
– Спасибо, – прошепелявил он. – Хорошо, что заглянула, Фанни.
Секретарша коротко прослезилась.
– Босс, ты только ни о чём не волнуйся. Я обо всём позабочусь.
– Мм-мм!
– Непременно верну деньги, которые ты потратил на «Грендель». Джеб сказал, что это задача номер один. Bay! А ты такого наворотил с заявками, что это настоящая проблема – вытрясти деньги обратно.
Ван фыркнул. Пазухам его тоже пришлось несладко.
– Джеб от тебя в восторге. Я что хочу сказать – для полицейского он правда отлично разбирается в компьютерах. Ему всё равно, что компьютерщики все такие безнадежные идеалисты. Джеб знает, что ты лучший.
«Я – лучший», – подумал Ван. Стоит ли мучений повторить это вслух? Нет. Никакого смысла.
– Работая с тобой, я так многому научилась, – с благодарностью заявила Фанни. – Типа, так клёво было, что ты никому ничего не говорил про мою дурацкую интрижку на работе. Мне следовало перерасти эту дурь самой. Я всегда слышала, что крутить романы с сотрудниками непрофессионально, но знаешь, пока сама не попробовала, да ещё с таким придурком, как Майк Хикок, не понимала почему.
Сердце Вана заколотилось.
– В общем, теперь я в курсе. Так что с этим покончено и подшито в папку. – Фанни не шутила. – Ван, мне только что предложили работу одновременно в DARPA и внутренней безопасности. Я могу получить место на самом высоком уровне в настоящем федеральном бюро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76