Мало того, советские маршалы на трибуне во время форсирования не бледнели, не краснели, за маршальские свои звезды не тряслись и наперед были уверены, что происшествий не будет и не может быть. Кстати, войска других наступающих фронтов переправляли свои танки просто по мостам и на паромах. Когда иностранные гости не видят, это допускается.
На строительстве этих самых подводных секретных переправ я встретил своего друга Юрку Соловьева, который окончил училище годом раньше меня.
– Юрка, ты ли это?
– Витька, прохвост, здравствуй!
– Как жизнь? Куда тебя черти занесли?
– Черти занесли в Белоруссию в 7-ю гвардейскую танковую армию. А жизнь – как генеральский погон.
– Это еще как?
– Углы да зигзаги и ни одного просвета.
– До каких высот дослужился?
– Командир батальона! А Сашку Старкова помнишь?
– Как не помнить!
– Он у меня начальник штаба. По выпуску мы оба роты получили: нехватка офицеров. А теперь из-за этого балета вообще всех офицеров забрали. Во всем батальоне нас двое осталось офицеров. Я командую, а Сашка штабом правит. Рядовой Абдухмаев!
– Я, товарищ лейтенант!
– Начальника штаба батальона ко мне.
– Есть!
– А ты, Витя, до каких высот дослужился?
– Наводчик орудия в танке! – четко представился я.
Мы расхохотались. Чисто чеховская ситуация. Только оба мы тонкие. Опять же не скажешь, кому лучше: кто на должности подполковника сидит, батальоном командует, или тот, кто на должности младшего сержанта ручки орудийные крутит. У него сотни людей в подчинении, ответственность громадная. А у меня никакой ответственности. А получаем мы одинаково: оба лейтенанты. Прибежал Сашка Старков. Мы обнялись.
– Ну что, командир, – Сашка флягу достает, – пригласим орудийного наводчика? Он как раз третий.
– Разливай!
Выпили. Еще выпили. Выпили за мои первые офицерские звезды. Выпили за наши будущие звезды. Выпили за их батальон. Потом за мою новейшую 125-мм пушку и за новый танк «Т-64». Счастья ему пожелали. Потом просто так выпили.
– Как же вы, братцы, с батальоном справляетесь? Эту банду в руках не удержишь, когда и все офицеры на местах. Как же вы вдвоем-то?
Они переглядываются хитро. Смеются.
– А никак мы порядок не поддерживаем. За нас троечка работает.
– Неужто?
– Точно. Как всех офицеров прибрали, кого к арабам, кого в «балет», кого на урожай, так в дивизиях полевые трибуналы ввели. Что ни неделя, одного минимум Ахамбека трибуналом судят, в дисбат ссылают. Ты только на них полюбуйся...
Действительно, солдаты работали. Не то чтобы упорно, но работали, пока командиры на песчаном бережку в ивняке Ивашку Хмельницкого через горлышко потягивали.
– Ты, Витя, к нам заглядывай. У нас запасы неистощимые.
– И не зазнавайся, наводчик, кончится «балет», и тебя на роту поставят. Хлебнешь тогда командирского лиха.
Слухи по лагерю идут невероятные. Победные. Израиль пал! А приемника ни у кого не было. Вечером маленький шепелявый приемник у пехотных офицеров обнаружили. Мы к ним всей гурьбой. У пехоты веселье. После утомительного дня тренировок они уже перышки почистили. Уже и выпили немного. Песни у них старинные лихие звенят:
Эх, яблочко, куда ты котишься?
В ГубЧК попадешь – не воротишься...
И сотня глоток в припев:
Эх яблочко оловянныя, -
Советская власть – окоянныя.
– И не боитесь?
Глаза у пехотного офицерика добрые, масляные, с лукавыми чертиками.
– А у нас художественная самодеятельность, пьесу про проклятых махновцев, чтоб им неладно, ставить будем.
Такой свободы нравов, как в Киевском общевойсковом командном училище, я нигде по Советской Армии не встречал. Выпускники этого славного заведения держат признанное первенство по количеству переводов на Запад. С ними у нас был задушевный контакт, несмотря на разницу в цвете погон.
– Тише, бояре, начинается... Приемник пошипел и начал: «Сегодня товарищ Брежнев встретился в Кремле... Вести с полей...»
– Попомните слова мои... Что-то там боком выходит... Наши советчики насоветовали...
– Тихо ты, пророк хулев...
Но приемник не спешил сообщать о победе на Ближнем Востоке: «Навстречу славному юбилею...»
– А я, бояре, бороду на отрез даю, что это пиз... ц. «Нефтяники Татарии, встав на трудовую вахту...»
– Неужели и вправду...
«... за рубежом...»
– ТИХО!!!
«... Сегодня товарищ Фидель Кастро...»
Тут уж не выдержали все, и в адрес лохматого героя ударил фонтан пожеланий и советов на самом высшем уровне армейского матерного красноречия. И пока что-то говорили о лохматом революционере, в его адрес были высыпаны рецепты решительно всех половых извращений, включая и те, о которых Фидель Кастро и подозревать не мог.
«К событиям на Ближнем Востоке... ожесточенные бои... мужественное сопротивление... Газа... Эль-Ариш... солидарность...«
Коротко и непонятно. Ни цифр, ни фактов. Главное, хрен его знает, где этот Ариш находится, на чьей территории, как далеко от границы.
– Карта у кого есть?
– Может, в село на бронетранспортере смотаться? Там в школе глобус должен быть.
– Давай!
– Если сказали «солидарность», то это конец.
– Ну какой же конец? Танков же наших там тысячи, а советников и того больше.
– Что ты на советников гнешь? Все советники, как наш командир дивизии. Ни на что не способны. Даже учения толком не могут провести. Только показуха.
Привезли глобус. Маленький совсем. Эль-Ариша на нем не было. Да и Израиль трудно было найти. Мы успокоились. Даже на глобусе арабское превосходство было явным.
Однако и на следующий день радио не принесло радостного сообщения об освобождении Тель-Авива. В радиосообщениях появилась тревожная нотка: израильская авиация бомбит мирные города и села, школы и больницы. Если мирных людей стреляют в Будапеште или в Новочеркасске, то радио никогда к солидарности не призывает, а тут вдруг вспомнили о миролюбии арабов. К чему бы? Если столицу Израиля не взяли в первый день, если и на второй день ее не взяли, то в нашем военном планировании что-то не так. За такое планирование нашего начальника Генерального штаба и судить бы можно было.
Сообщения были туманны и противоречивы. Ясно было, что арабские войска столицу Израиля еще не захватили, ясно также, что они не у ее стен. Об этом немедленно сообщили бы. Если так, то где тогда арабские войска? Если они пересекли границу, то немедленно должны оказаться у Тель-Авива: государство-то крошечное.
– Ах, если бы арабам «Т-64» дали!
– Чепуху говоришь. Если наши советники с «Т-55» не могут справиться с допотопными «Шерманами», то ты тут уж ничем не поможешь. Это во-первых. А во-вторых, хреновый танк «Т-64».
Мысль эта давно в каждой голове созрела, да только каждый не только об этом говорить не желал, но и себе в том признаться боялся.
С танком «Т-64» наше знакомство состоялось перед самым выпуском из училища, когда новую машину ночью, укутанную брезентами, привезли и спрятали в закрытый ангар. Знакомство было мимолетным, но мы полюбили новую машину с первого взгляда. Пушка 125 мм калибром – самая мощная в мире. Ни один танк мира никогда не имел ничего подобного. Мало того, что она сверхмощная, – она к тому же и с автоматическим заряжением. Этого тоже не имел ни один танк. Начальная скорость снарядов – чудовищная, а скорострельность пушки немыслимая. Ее снаряды срывали башни с танков-мишеней и бросали их на десятки метров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
На строительстве этих самых подводных секретных переправ я встретил своего друга Юрку Соловьева, который окончил училище годом раньше меня.
– Юрка, ты ли это?
– Витька, прохвост, здравствуй!
– Как жизнь? Куда тебя черти занесли?
– Черти занесли в Белоруссию в 7-ю гвардейскую танковую армию. А жизнь – как генеральский погон.
– Это еще как?
– Углы да зигзаги и ни одного просвета.
– До каких высот дослужился?
– Командир батальона! А Сашку Старкова помнишь?
– Как не помнить!
– Он у меня начальник штаба. По выпуску мы оба роты получили: нехватка офицеров. А теперь из-за этого балета вообще всех офицеров забрали. Во всем батальоне нас двое осталось офицеров. Я командую, а Сашка штабом правит. Рядовой Абдухмаев!
– Я, товарищ лейтенант!
– Начальника штаба батальона ко мне.
– Есть!
– А ты, Витя, до каких высот дослужился?
– Наводчик орудия в танке! – четко представился я.
Мы расхохотались. Чисто чеховская ситуация. Только оба мы тонкие. Опять же не скажешь, кому лучше: кто на должности подполковника сидит, батальоном командует, или тот, кто на должности младшего сержанта ручки орудийные крутит. У него сотни людей в подчинении, ответственность громадная. А у меня никакой ответственности. А получаем мы одинаково: оба лейтенанты. Прибежал Сашка Старков. Мы обнялись.
– Ну что, командир, – Сашка флягу достает, – пригласим орудийного наводчика? Он как раз третий.
– Разливай!
Выпили. Еще выпили. Выпили за мои первые офицерские звезды. Выпили за наши будущие звезды. Выпили за их батальон. Потом за мою новейшую 125-мм пушку и за новый танк «Т-64». Счастья ему пожелали. Потом просто так выпили.
– Как же вы, братцы, с батальоном справляетесь? Эту банду в руках не удержишь, когда и все офицеры на местах. Как же вы вдвоем-то?
Они переглядываются хитро. Смеются.
– А никак мы порядок не поддерживаем. За нас троечка работает.
– Неужто?
– Точно. Как всех офицеров прибрали, кого к арабам, кого в «балет», кого на урожай, так в дивизиях полевые трибуналы ввели. Что ни неделя, одного минимум Ахамбека трибуналом судят, в дисбат ссылают. Ты только на них полюбуйся...
Действительно, солдаты работали. Не то чтобы упорно, но работали, пока командиры на песчаном бережку в ивняке Ивашку Хмельницкого через горлышко потягивали.
– Ты, Витя, к нам заглядывай. У нас запасы неистощимые.
– И не зазнавайся, наводчик, кончится «балет», и тебя на роту поставят. Хлебнешь тогда командирского лиха.
Слухи по лагерю идут невероятные. Победные. Израиль пал! А приемника ни у кого не было. Вечером маленький шепелявый приемник у пехотных офицеров обнаружили. Мы к ним всей гурьбой. У пехоты веселье. После утомительного дня тренировок они уже перышки почистили. Уже и выпили немного. Песни у них старинные лихие звенят:
Эх, яблочко, куда ты котишься?
В ГубЧК попадешь – не воротишься...
И сотня глоток в припев:
Эх яблочко оловянныя, -
Советская власть – окоянныя.
– И не боитесь?
Глаза у пехотного офицерика добрые, масляные, с лукавыми чертиками.
– А у нас художественная самодеятельность, пьесу про проклятых махновцев, чтоб им неладно, ставить будем.
Такой свободы нравов, как в Киевском общевойсковом командном училище, я нигде по Советской Армии не встречал. Выпускники этого славного заведения держат признанное первенство по количеству переводов на Запад. С ними у нас был задушевный контакт, несмотря на разницу в цвете погон.
– Тише, бояре, начинается... Приемник пошипел и начал: «Сегодня товарищ Брежнев встретился в Кремле... Вести с полей...»
– Попомните слова мои... Что-то там боком выходит... Наши советчики насоветовали...
– Тихо ты, пророк хулев...
Но приемник не спешил сообщать о победе на Ближнем Востоке: «Навстречу славному юбилею...»
– А я, бояре, бороду на отрез даю, что это пиз... ц. «Нефтяники Татарии, встав на трудовую вахту...»
– Неужели и вправду...
«... за рубежом...»
– ТИХО!!!
«... Сегодня товарищ Фидель Кастро...»
Тут уж не выдержали все, и в адрес лохматого героя ударил фонтан пожеланий и советов на самом высшем уровне армейского матерного красноречия. И пока что-то говорили о лохматом революционере, в его адрес были высыпаны рецепты решительно всех половых извращений, включая и те, о которых Фидель Кастро и подозревать не мог.
«К событиям на Ближнем Востоке... ожесточенные бои... мужественное сопротивление... Газа... Эль-Ариш... солидарность...«
Коротко и непонятно. Ни цифр, ни фактов. Главное, хрен его знает, где этот Ариш находится, на чьей территории, как далеко от границы.
– Карта у кого есть?
– Может, в село на бронетранспортере смотаться? Там в школе глобус должен быть.
– Давай!
– Если сказали «солидарность», то это конец.
– Ну какой же конец? Танков же наших там тысячи, а советников и того больше.
– Что ты на советников гнешь? Все советники, как наш командир дивизии. Ни на что не способны. Даже учения толком не могут провести. Только показуха.
Привезли глобус. Маленький совсем. Эль-Ариша на нем не было. Да и Израиль трудно было найти. Мы успокоились. Даже на глобусе арабское превосходство было явным.
Однако и на следующий день радио не принесло радостного сообщения об освобождении Тель-Авива. В радиосообщениях появилась тревожная нотка: израильская авиация бомбит мирные города и села, школы и больницы. Если мирных людей стреляют в Будапеште или в Новочеркасске, то радио никогда к солидарности не призывает, а тут вдруг вспомнили о миролюбии арабов. К чему бы? Если столицу Израиля не взяли в первый день, если и на второй день ее не взяли, то в нашем военном планировании что-то не так. За такое планирование нашего начальника Генерального штаба и судить бы можно было.
Сообщения были туманны и противоречивы. Ясно было, что арабские войска столицу Израиля еще не захватили, ясно также, что они не у ее стен. Об этом немедленно сообщили бы. Если так, то где тогда арабские войска? Если они пересекли границу, то немедленно должны оказаться у Тель-Авива: государство-то крошечное.
– Ах, если бы арабам «Т-64» дали!
– Чепуху говоришь. Если наши советники с «Т-55» не могут справиться с допотопными «Шерманами», то ты тут уж ничем не поможешь. Это во-первых. А во-вторых, хреновый танк «Т-64».
Мысль эта давно в каждой голове созрела, да только каждый не только об этом говорить не желал, но и себе в том признаться боялся.
С танком «Т-64» наше знакомство состоялось перед самым выпуском из училища, когда новую машину ночью, укутанную брезентами, привезли и спрятали в закрытый ангар. Знакомство было мимолетным, но мы полюбили новую машину с первого взгляда. Пушка 125 мм калибром – самая мощная в мире. Ни один танк мира никогда не имел ничего подобного. Мало того, что она сверхмощная, – она к тому же и с автоматическим заряжением. Этого тоже не имел ни один танк. Начальная скорость снарядов – чудовищная, а скорострельность пушки немыслимая. Ее снаряды срывали башни с танков-мишеней и бросали их на десятки метров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56