Удивительное дело походить самому по подвалам большого банка! Чего только тут Журавлев не встретил: и золото в слитках с гербами Советского Союза, и с чешским львом, и золотые пластинки с длинными номерами и надписями «999,9», и тысячи самых разнообразных монет. Но самым интересным были все же иностранные бумажные деньги.
К деньгам он относился совершенно равнодушно, но их замысловатые рисунки и многообразная неповторимая цветовая гамма влекли его. Он часами рассматривал бумажки с изображением королей и президентов, женщин и цветов, и какая-то неведомая цивилизация вставала перед его взором.
За свои 32 года он повидал немало: был и в Сибири, и на Дальнем Востоке, на целине, в Казахстане и в Заполярье, учился в академии в Москве. Участвовал в парадах на Красной площади и во многих крупнейших учениях. В двадцать лет еще сержантом он попал в Венгрию, прямо в Будапешт, в самое пекло боев за освобождение братского народа. После служил по всему Союзу. Неплохо служил. Попал в Германию и вот, наконец, Чехословакия. Видел он на своем веку больше, чем подавляющее большинство из 245 миллионов. Где вы видели человека, чтоб в двух заграницах побывал? А у Журавлева вот уж три страны!
Он вновь рассматривал узоры на хрустящих бумажках, и смутное беспокойство охватило его. Бумажки эти были свидетелями какой-то незнакомой, необычной жизни. Каждая из них прошла долгий путь и прожила долгую жизнь, прежде, чем попасть в подвалы пражского банка в руки советского офицера-освободителя Александра Журавлева. Совсем скоро все они вновь разлетятся по свету, вернутся в свой таинственный мир, а майор Журавлев будет также стоять на страже всех честных людей на земле. Станет подполковником, а потом, может быть, и полковником, а потом его уволят из армии, и он будет рассказывать пионерам запомнившиеся случаи из своей яркой и необычной биографии. Пионеры будут вздыхать и качать головами: побывал в трех зарубежных странах.
Далекий мерный тяжелый стук разбудил Журавлева. Спохватившись, он протер глаза кулаком и побежал открывать тяжелую дверь. Приехал начальник разведки дивизии подполковник Ворончук. Небо уже серело на востоке. Приятная прохлада пахнула в лицо.
– Заходи, заходи.
Совсем еще недавно Ворончук был командиром разведбата, а Журавлев его первым замом. Перед самой операцией в период перетрясок, перестановок и перемещений оба они поднялись на одну ступеньку вверх по служебной лестнице. Повышение, впрочем, не нарушило их давних приятельских отношений.
– Ну что, банкир, батальон еще не разбежался?
– Те, что со мной, нет, а вот там, где замполит, хрен его знает.
– Нет больше там замполита. В госпиталь увезли. Башку ему еще утром кирпичом проломили.
– Агитировал?
– Агитировал сам и всех солдат с офицерами подстегивал, оттого на мостах помяли немного наших.
– А кто утром там стрелял? Я тут без связи, ни хрена про свои роты не знаю.
– Стреляли вначале чехи. А потом два разведбата друг в друга. В 35-й дивизии краски белой не было, вот твои соколики и врезали по их разведбату. Хорошо, что танки были не в голове колонны. Подстрелили твои двоих из 35-й дивизии. Одного слегка, а другого крепко.
– Горлышко промочишь? За компанию?
– Нет, Саша, спасибо. Мне к комдиву с докладом через час надо.
– Когда меня менять будут?
– А хуль его знает. Танковый полк заблудился, до сих пор связи с ним нет. Два мотострелковых полка затерты на дорогах. Артиллерия и тылы отстали. Только один мотострелковый полк из нашей дивизии правильно вошел в город. Но забот у него, ты сам знаешь, сколько. А вообще-то в Прагу по ошибке вошло много частей, которым тут делать нечего. По ошибке вошли и не знают, что им делать. И выйти тоже пока не могут. Связь потеряна. В общем – чистой воды бардак.
– Ну давай, выпьем. У меня таблетки от запаха есть.
– Хрен с тобой, разливай.
– Восемь месяцев штабы и командиров готовили, четыре месяца самой тщательной подготовки всех войск и вот на тебе!
– Если бы чехи стрелять по-настоящему начали, то было бы хуже, чем в Венгрии.
– Наши знали, что чехи стрелять не будут. Это не венгры. Ты обратил внимание, что там, где танки просто стоят, они принимают это как должное, относятся с уважением. А где мы пропаганду начинаем разводить да словоблудие, там, глядишь, и беспорядки.
– Как не заметить, я это правило наперед знаю. Я своим соколам велел на носу зарубить, чтоб никаких тары-бары. На хуль – и все.
– Ты, Саша, с этим поосторожнее будь. Разнюхают замполиты – не оберешься, не отбрешешься.
– Да я знаю. Пользуюсь этим, пока замполит на шее не сидит. Когда батальон надвое делился, я его на мосты услал.
– Все равно осторожнее будь, у них не только языки длинные, но и уши. С утра одну-другую беседу с чехами проведи, для отвода глаз. Чтоб среди солдат лишних разговоров не было.
– Ладно, сделаю.
– Танкисты-то из 35-й на тебя смотрят. Накапают. Да и твои внутренние стукачи тоже ведь не дремлют.
– На кого ты думаешь?
– Фомин из второй глубинной разведгруппы и Жебрак из танкистов.
– На них я тоже думал. Фомин, по-моему, с особнячками нюхается, а Жебрак – замполитовская подстилка.
– Гареев из радиоразведки.
– И этого я уже раскусил.
– Куракин и Ахмадулин из роты БРДМ. Куракин точно, и Ахмадулин просто очень похож.
– На них я тоже думал. Только уверенности не было.
– Ну и твой личный водитель, конечно же.
– Иди ты!
– Типичнейший!
– Что-нибудь конкретное?
– Да нет, нутром просто чую. У меня глаз набит. Я еще никогда в них не ошибался. Будь, Саша, осторожен, разведбаты стукачами выше всяких норм переполнены. Оно и естественно. По-другому и быть не может.
– Еще по одной?
– Ну давай, только это уж последняя.
– Будь здоров, Коля. Потянули.
Поток денежных портфелей на следующий день заметно ослаб, а еще через день прекратился вообще. Но гнетущее чувство тяжелой ответственности не проходило. Журавлев знал, как порой тяжело отчитаться за какой-либо рубль, а тут такая гора денег и все подвалы завалены золотом, валютой, какими-то бумагами. Если приедет приемная комиссия, и придется все это оприходовать и сдавать, так года же не хватит! А если пропало что? А как за все эти портфели рассчитаться? Хрен его знает, сколько там миллионов внутри? Многие даже не опечатаны. Предстоящая передача всего этого не давала спать по ночам. Журавлев лишился аппетита, побледнел, похудел и осунулся. Город бурлил. Все его товарищи под градом камней и оскорблений тушили танки, разгоняли недовольных, выискивали подпольные радиостанции, агитировали и проповедовали, отбиваясь от наседавших оппонентов. Все, кто знал, где находится Журавлев, завидовали ему самой черной завистью. Кличка «Банкир» прочно закрепилась за ним. А он худел и бледнел и завидовал тем, кто был на улицах.
Три раза в день водитель приносил Журавлеву еду: небывалые американские консервы, душистый хлеб, великолепное французское масло.
– Поели бы, товарищ майор.
– Ладно, иди.
– Товарищ майор, вы только скажите, чего желаете, я у тыловиков все что угодно для вас достану. А то ведь некому о вас позаботиться. У тыловиков сейчас столько жратвы всякой заграничной, что диву даешься. Никогда мы такого не видали.
– Ладно, ладно, иди.
– Товарищ майор, можно один вопросик?
– Давай.
– Товарищ майор, разрешите на танке за пару кварталов съездить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56