По стежке побежал красный петушок и сразу же полыхнуло пороховое
пятно на дороге. Первые две лошади, захрапевши, поднялись на
дыбы, засим одна совместно со всадником ухнула с обрыва, другая
же уронила своего татаро-тевтона, каковой изрядно завизжал,
очутившись на горящей земле.
Стрелой, пущенной из своего лука, Сенцов пробил панцырь третьего
конника. А посем, выскоча на дорогу, рубанул саблей
татарина, который с визжанием плясал в горящем халате на земле.
Оставшиеся двое всадников наехали на москвитянина, однако же их
перепуганные лошади дурно слушались повода и плетей. Тогда
вскочил Сенцов на уступ скалы и, прыгнув на одного из басурман,
свалил его с лету на землю, а там уже добил кривым ножом. Но
внезапно удавка стянула руки москвитянина - ино последний
татаро-тевтон, выказав ловкость и силу мышц, накинул на него
аркан. Татарский конь, послушав хозяина, прянул с места, веревка
сорвала Сенцова с ног и скудное его тело понеслось животом вниз
по горной дороге. А одежей на нем был лишь тесный халат,
оставшийся от девицы Шуазель - недолго бы оный оборонял
туловище от щебенки. Впрочем, с неожиданной прытью поступила
сама девица, каковая болталась на луке седла у того всадника,
что заарканил москвитянина. Она выхватила у нукера сагайдачный
нож, коим и сунула под шлем, в заросший загривок. Татарин,
брыкнувшись, упал с коня, но по-видимости более от страха, чем
от тяжкой раны. Сабля благодаря темляку такоже осталась у него
в длани.
Нукер опамятовался и буйством обуян, погнался за Сенцовым по
тропе, а девица, конечно же, навострилась скакать на захваченном
коне в обратную сторону. Несдобровать бы боярскому сыну,
испробовать булатный клинок на черепной косточке, кабы не
пропела стрела - тут преследователь рухнул, пуская красную
струйку в дорожную пыль.
А к Сенцову уже торопились москвитяне, служивые Келарев и
Пантелеев. Так радостно забилось сердце, прямо как воробей
запрыгало,- откеле только взялись верные содружники. Индо
не забыл князь о своем верном лазутчике...
- За ней, за ней, пока она опять куда-нибудь не угодила,
бесовка этакая.- призвал Сенцов, хоть и желалось ему
поскорее обнять племя родное.
Однако, егда служивые возвернулись совместно с отловленной
девой, соплеменник их Ерема Сенцова сгинул бесследно, будто
исхитили его злобесные силы басурманских гор.


Над головой у всадников из отряда имени Первобытного Коммунизма,
который преследовал басмаческо-белогвардейские банды,
проносились странные светящиеся предметы, напоминающие тарелки.
Скорость они имели столь стремительную, что их едва подмечал
глаз, при том делали финты, выписывали немыслимые фортеля и
резко, "уголком", меняли направление. Некоторые из них
застывали и даже взрывались. Предметы на винтовочные выстрелы и
пулеметные очереди никоим образом не отзывались. Одна такая
"тарелка" даже лопнула, превратившись в огненный пузырь при
столкновении с землей. Неподалеку от воронки, заполненной
стекловидным веществом, обнаружилось мертвое тело, которое
принадлежало человеку, хотя имело облачением странную материю,
меняющую цвет. Поскольку такая одежда показалась одному
красноармейцу богатой и буржуазной, захотел он развалить
мертвяка саблей. Каково же было удивление всех
присутствующих зрителей при виде клинка, разламывающегося от
удара на две половинки. Когда совершенно твердое тело было
разбито на куски с помощью динамита, то внутри него не
нашлись внутренности, не имелось даже намеков на какие-либо
потроха. Обнаруженный человек явно был каменным от сердцевины до
самых волос.
Об этом происшествии было дано сообщение в Пишкек, командующему
фронтом товарищу Фрунзе. В телеграмме говорилось, что во
избежания развития клерикальных воззрений у красноармейцев
непонятное тело и его одежда были искрошены в порошок и
захоронены вместе с мерзкими трупами расстрелянных басмачей и
белогвардейцев.
А сотник Сенцов, в свою очередь, неотвратимо утопал в пещерном
озере. Хоть и колотил-молотил товарища Курбанова кулаками и
пинал ногами, толку от этого нисколечко не прибавилось. Уже
растекалось по телу изнеможение, темные пятна, все разрастаясь,
кружились в пухнущей голове, а вражина по-прежнему был цепок как
бульдог и тяжел как мешок с картошкой. Сенцов вроде бы уже
прощался с жизнью и словно через забор видел золотые ризы
встречающих его святых отцов - те приветливо махали коричневыми
руками и улыбались светлыми ликами. Когда сотник уже стал
приближаться к забору, выискивая как половчее перебраться через
него, то неожиданно почувствовал слабение вражеской хватки.
Сенцов, натужив последние силы, со всей суровостью пихнул
сапогом недруга. И мешок-Курбанов стал безвредно удаляться от
сотника, а тот, в свою очередь, начал всплывать. И вскоре вновь
заметил спокойные почти отрешенные глаза ротмистра Сольберга,
который вытаскивал его из омута.
А неподалеку от поверхности виднелись чьи-то ноги в хороших
хромовых сапогах, подметками кверху, снизу же легким розовым
облачком воспаряла кровь.
- Курбанов это,- пояснил Сольберг.- Я его шашкой подколол.
Шашка и в воде неплохо действует. Извини, что задержался, сюда
ведь целая орава вбежала. Но лишних людей Келарев шпокнул из
винта, он у нас мастеровито дырки делает.
Ротмистр и сотник вновь вскарабкались на скальный выступ и пошли
осторожным приставным шагом. Как выяснилось - то вовсе не была
тропка в никуда. Даже когда факелы почти угасли, она
послушно вела беглецов и, в конце концов, представила на свет
Божий.
Взор облетел открывшуюся долину, словно бы застеленную цветочным
ковром. Свежий ветерок не давал настояться зною, близкое солнце
не дозволяло сползти стуже с горных вершин. Цветы качали
крупными бутонами и источали легкий, но цепкий аромат.
- На рай похоже, дослужились все-таки,- сказал бесхитростный
Келарев.
- На Шамбалу тоже,- добавил Сольберг,- мы как-никак пребываем
в районе, о котором индийскими мудрецами сказано много ласковых
слов.
Спустя час резвого топанья путники-беглецы заприметили
постройки. А вскорости луга закончились и начались сады с
глинобитными домишками. За ними была каменная ограда, а дальше
возвышались легкие строения с розовыми стрельчатыми стенами,
крышами-луковицами и резными колоннами по фасаду. Ну просто
терема фольклорного происхождения. У ворот путников встретили не
только стражники в фиолетовых тюрбанах, но и молчаливый слуга.
Тот склонился в вежливом поклоне и сделал знак страже, чтобы
пропустила непрошенный гостей. По дорожке, застеленной мраморной
плиткой, слуга провел их мимо легких беседок и заросших лилиями
прудов, к двери самого примечательного здания. Келарев по пути
несколько раз фуражку снимал и пытался чуб пригладить, пока
сотник не велел ему это дело прекратить, иначе вши расползутся.
Сразу за позолоченными створками дверей обнаружился
пиршественный зал, который полнился гомоном и пестрыми красками
из-за многолюдности. Танцы живота, однообразная (на вкус
вновьприбывших) музыка, сладкоголосые песни, накрытый,
вернее ломящийся от яств стол на коротеньких ножках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17